Тигроловы - Анатолий Буйлов

— Ты, Ничипор, пошто у меня спрашиваешь? — невесело усмехнулся Евтей. — Кроме меня есть, чай, начальство повыше...

Первым проснулся Савелий. Он так раскочегарил печь смолистыми кедровыми дровами, что спящие сразу посбрасывали с себя все, чем были укрыты, и даже Ничипор сонно выбрался из своего спального мешка и, заголив спину и почесывая ее, уткнулся в угол нар, откуда тянуло прохладой. Павел, к тому времени уже совсем проснувшись, бросил взгляд на спину лежащего рядом Ничипора и увидел на ней с правой стороны большой, как подкова, шрам, а чуть повыше, в том месте, где пальцы чесали кожу, еще два беленьких пятнышка. Он неотрывно смотрел на шрамы, пока Ничипор не перевернулся на спину и не открыл глаза.

Во время завтрака Ничипор угнетенно молчал.

— Что-то, Ничипор, хмурый ты сёдни с утра, — заметил Евтей. — Сон плохой привиделся, али соскучился уже по Матрене своей?

— Да какая там Матрена, — отмахнулся Ничипор. — Спина что-то опять разнылась, а идти сёдни на дальний путик, километров двадцать туда и обратно. Надо бы на ближний путик пойти, да был я там позавчера, а на дальнем пять дней уже не был — колонок попадется, мыши его обскубают. Вот и думаю: куда идти?

— Здоровье-то, однако, дороже. Иди на ближний путик, и дело с концом, — решительно посоветовал Евтей.

— Да, пожалуй, так и сделаю, — оживился Ничипор. — Да вот, кстати, и приду пораньше, топорище соображу, а то все в бегах да в бегах, некогда и топорище сделать.

Взявшись рукой за поясницу, болезненно морщась, он поднялся из-за стола, начал одеваться. Тигроловы тоже засобирались. В оконце уже голубел рассвет.

...День был хотя и пасмурный, но жгуче морозный. Евтей, расспрашивая Ничипора, понял, что у того три путика — один по центральному ключу и два по самым большим ключам, впадающим в центральный только с одной, левой, стороны. В верховьях Антонова ключа лесоразработки; с левой стороны на водоразделе, Ничипор говорил, тоже леспромхоз поджимает, значит, остается тихое место только на правой стороне, откуда в центральный ключ четыре небольших ключа впадают, вот и надо их проверить. И первым делом надо всю эту местность как бы в клещи взять. Поэтому Евтей предложил Савелию зайти с самого нижнего ключа и проверить его, а сам пошел с Павлом в самый дальний ключ. Если тигрица окажется в этом треугольнике, то завтра охотники непременно пересекут ее следы. Если же следов не окажется, — значит, надо перейти через лесосеки и искать тигрицу на склонах реки Орочонки.

...Пойма ключа оказалась густо заросшей высокими кустами и кочками, меж которых, замаскированная снегом, стояла болотная вода. Павел свернул поближе к склону сопки, но вдоль него тянулся густой перестоявший пихтовый лес, заваленный буреломом, через который идти было еще труднее. Но зато здесь не было риска провалиться в воду и промочить олочи. Правда, был другой риск — поскользнуться на валежине и напороться на крепкий, как костяной штырь, сук. В тайге надо быть постоянно собранным, готовым ко всему. Видишь — валежина мокрая, клыкастая — обойди ее, если можешь, а не можешь — подстрахуй себя.

Павел шел по валежине медленно, напряженно. Помнил: осторожностью не только себя бережешь, но и близких тебе людей; поскользнись сейчас, напорись вон на тот острый сук — и все, и вышел из строя, всей бригаде сорвешь работу.

Павел оглянулся на Евтея. Старый таежник, вероятно, не раз смотревший смерти в глаза, пробирался по нависшей валежине с таким напряжением, как будто боялся наступить на мину.

Наконец-то выбрались из темного пихтового леса в светлый, чистый дубняк, перерытый кабанами, — идти стало легче.

— Евтей Макарович! Я вот вас о чем спросить хотел. Я видел у Артемова на спине большие шрамы. Вы не знаете, он был на войне?

— Как не знать. — Евтей снял шапку, пригладил мокрые от пота волосы. — Мы с ним одно время батчиками в экспедиции работали, шишковали несколько раз, плотничали в одной бригаде, и избушки доводилось строить для промхоза. На войне он был, действительно. До самого Берлина дошел, разведчиком. Да вить он с твоим батькой одно время вместе воевал, неужто Иван тебе не сказывал?

— Может быть, и сказывал, — пожал плечами Павел. — Только все имена и фамилии перепутались в голове. Да и трезвый-то отец войну никогда не вспоминал, ни одного слова, даже кинокартины о войне смотреть не мог, а пьяный только о войне и говорил. Но пьяного разве послушаешь так, как хочется, по-человечески? Тем более что пьяных я вообще терпеть не могу.

— Да-да, это верно, пьяный и тверезый — не кумпания, — с усмешкой кивнул Евтей. — Ну так вот, заметил ли ты вчера, как обрадовался тебе Ничипор?

— Вроде бы да...

— «Вроде»! Я-то знаю Ничипора. Он стесняется. А почему он тебе отличку такую сделал вчера? Слыхал я от твоего батьки, выпивали с ним тогда, как он Ничипора раненого на спине из разведки к своим волок. На засаду они напоролись, что ли, толком я не понял — оба мы тогда веселые были. Так что ты сёдни попроси Ничипора рассказать об этом деле. Только не говори, что я надоумил, скажи, что батька об этой истории упоминал. О себе-то он вряд ли что расскажет, для такого разговора надо особый ключик или случай иметь, а вот сыну об отце рассказать, пожалуй, должон в любом случае, только ты понастойчивей проси — не отступайся... Эй, Павелко! — вдруг воскликнул Евтей. — Ты пошто чушечьи тропы так бойко перешагиваешь?

Павел вздрогнул, оглянулся — сзади действительно осталась торная чушечья тропа.

— Я ведь говорил тебе, что по всякой торной тропе надо пройти до того места, пока тропа не разобьется. Вдруг тигра прошла здесь? А на разбое след ее и виден будет.

— Я не заметил ее, Евтей Макарович, — виновато признался Павел. — Замечтался.

— А я и вижу, что ты замечтался. Надеешься, что я сзади тебя подстрахую? А вдруг и я прогляжу, тоже размечтаюсь? Нет, дорогой ты мой тигролов, тако дело не пойдет! — Евтей говорил серьезно, с легким раздражением, и Павел вполне понимал, что заслужил более суровый выговор. — Ты одно запомни накрепко: успех всего нашего дела зависит сейчас от каждого из нас. Ни одного следа — даже мало-мальски сомнительного нельзя оставлять без внимания. А тут ведь дело к тому же еще ответственное. Тигров-то заказала в Москву заграница, а Москва — Приморскому краю, а Приморский край — нашему промхозу, а промхоз уже нам. Вот и получается, что мы у всех на виду. Не поймаем тигров — нас, конечно, ругать не станут. На нет и суда нет! Но стыдно будет перед промхозом, промхозу — перед краем, краю — перед Москвой, а Москве — перед заграницей. Чуешь, нет, к чему клоню? — уже миролюбиво спросил Евтей.

— Понимаю, Евтей Макарович, дело серьезное, и все зависит только от нас.

— Именно, именно, Павелко!

Торная кабанья тропа, по которой пошли охотники, метров через сто разбилась, тигриного следа здесь не оказалось.

— Ну вот, проверили, — удовлетворенно сказал Евтей. — Теперь душа спокойна, пойдем дальше своим маршрутом.

Но вскоре они наткнулись еще на одну тропу, затем вышли на склон, сплошь перекопанный кабанами, тут пришлось сделать круг километра в полтора. Потом еще две тропы проверили. Но ключ все-таки был короткий, и в полдень тигроловы уже поднялись на водораздел. Обратно к избушке шли по вершинам отрога.

На скале было холодно и ветрено. Разгоряченные подъемом тигроловы, недолго полюбовавшись уходящей вдаль панорамой, боясь остынуть, торопливо спустились к подошве скалы. От скалы к пойме спуск был отлогий и длинный; среди чистого дубняка там и сям виднелись кабаньи и изюбринные следы, кое-где встречались следки колонка и белки. Так и тянуло спуститься в ключ по чистому парковому дубняку, и Павел уж было бодро зашагал вниз, напрямик к зимовью, но Евтей указал на заросший леспедецей хребет.

— По хребту, по хребту, Павелко, пойдем — тут следов звериных поменьше, ежели тигриный встретится — легче отличить его будет. Вот по краешку кустов и держись.

Хребет увел тигроловов далеко в сторону от избушки, но солнце еще стояло над сопками высоко. Намеченный маршрут закончен, идти же по новому маршруту не было смысла, поэтому пришлось повернуть к зимовью. Возвращаясь так рано, Павел чувствовал себя словно бы виноватым. Так было с ним всегда и на охотничьем промысле. Осталось это, вероятно, от отца — он сам всегда на промысел уходил из зимовья в тайгу с рассветом, а возвращался в сумерках.

Впереди завиднелась избушка. Павел посмотрел на часы. Было три часа.

— Кажись, не одни мы лодыри сёдни, — сказал сзади идущий Евтей. — Дымком попахивает. Поди и Ничипор тоже пришел.

Ничипор встретил их с усмешкой:

— Э-э, ребятки, вы что-то поздно пришли, опоздали на обед. Теперь только к ужину кормить вас буду. А вообще-то, вы с такой работой, как сегодня, и на ужин себе не заработали. Почто рано-то пришли? Неужто след отыскали?