Я меч, я пламя! (Ольга-1) - Василий Кононюк

– Я занимался теми тремя пунктами докладной записки, которые касаются РККА, товарищ Сталин.

– Докладывайте.

– По первому пункту. Внешняя разведка подтвердила, что зенитные пулеметы "Максим" не смогут оказать существенного вреда пикирующему бомбардировщику Юнкерсу 87 принятому в этом году на вооружение Германии. Пулемета калибра 12,6 ДШК в настоящее время не существует. Пулемет ДК дорабатывает в Коврове конструктор Шпагин, возможно автор записки так назвала будущий пулемет. По словам Дегтярева, работы над пулеметом продвигаются успешно, но он затруднился назвать время окончания. По автоматическим зениткам ведутся работы по калибру 37 мм, несколькими группами разработчиков, работы далеки от завершения. По пункту два. Противотанковая винтовка Рукавишникова далека от завершения, но уже видно, что указанные недостатки ей будут присущи. Я консультировался с Дегтяревым, он сказал, его КБ готово взяться за разработку противотанковой винтовки. Через год обещал завершить разработку и представить первый опытный образец на испытания. Рукавишников заявил, что ему нужно не меньше года на доработку своей винтовки. По пункту три ситуация сложная. Армия недовольна как качеством, так и количеством выпускаемых радиостанций. Разработчики обещают недостатки устранить, но сроки называют год и больше. Разработкой систем шифровки и дешифровки радиограмм для нужд армии никто не занимается. Системы, принятые во внешней разведки чересчур громоздки, для нужд армии не годятся.

Сталин молча ходил по кабинету, над чем-то думая.

– Что выяснили по поводу автора письма?

– Пока ничего, товарищ Сталин, письмо получено сегодня, мы весь день работали по содержанию.

– Хорошо товарищи, можете идти. Вам принесут фотокопию письма, держите на контроле первые пункты. Произойдут вышеуказанные события или нет, в любом случае мне докладывать. Если получите следующие письма от Ольги, сразу мне на стол.

– Есть!

Задумчиво посмотрев на закрывшуюся дверь, Сталин попросил соединить его с Ворошиловым и пригласить к нему наркома внутренних дел Ягоду.

– Климентий, есть мнение, что работа над противотанковым ружьем ведется недостаточно быстро, и результаты будут не те, которые нужны нашей армии. Мои секретари советовались с товарищем Дегтяревым. Он готов в течении года предоставить свой опытный образец. Пошли ему через наркомат промышленности техническое задание, которое вы подготовили товарищу Рукавишникову. Заодно поинтересуйся, как идет работа по устранению недостатков пулемета ДК. И еще, держи под контролем разработку автоматической зенитной пушки.

– …

– Да, пока все.

– …

– Мнение Тухачевского по этому вопросу мне известно.

Положив трубку, Сталин пригласил в кабинет наркома внутренних дел.

– Товарищ Ягода, выясните все что возможно о авторах этого письма. Если это разведка, то какой страны. Может, это наша внешняя разведка такие фортели выкидывает. Никаких арестов и допросов по этому делу без моего ведома. Автор письма дэлает вид, что хочет помочь Советскому государству. А ми, пока, будэм дэлать вид, что ему вэрим. Нам в первую очередь нужно понять кто автор, и чего он хочет.

– Через неделю жду от вас первых результатов. Фотокопию письма оставьте в моем секретариате. Оно будет у них на контроле. Я вас больше не задерживаю, товарищ Ягода.

Акцент пропал так же внезапно, как и появился. Сталин не доверял товарищу Ягоде. Он уже не раз думал над тем, когда и кем заменить товарища Ягоду на его посту. Слишком близкие отношения были у него с товарищем Тухачевским. Глава государства не может равнодушно относиться к таким отношениям. Они нарушают систему противовесов, и могут легко привести к тому, что глава государства перестанет таковым являться. По причине отсутствия у него собственной главы.

На следующий день доклад о полученном письме выслушивал начальник Штаба РККА Егоров. В Штаб РККА, который все уже называли Генштабом, но официально это название ему еще присвоено не было, трудящиеся не писали, поэтому развитого секретариата по работе с корреспонденцией в нем не было. Одного заголовка докладной записки было достаточно, чтоб секретарь сразу доложил начальнику Штаба о письме.

Прочитав письмо, Егоров распорядился уточнить некоторые детали относительно пунктов касающихся РККА. И так получилось что практически по всем телефонам, по которым вчера звонили из Секретариата ЦК ВКП(б), сегодня начали звонить из Штаба РККА, а с глубокой древности известно, что ничто так не стимулирует работу, как нездоровый интерес начальства. Тут действуют две причины сразу: с одной стороны неохота пилюлей получать, с другой стороны, раз есть интерес, то за хорошую работу может что-то обломиться. Это, так сказать, то, что лежит в области грубых материальных интересов. Но ведь люди, которые интересуются состоянием дел, они не преминут рассказать как важно для страны и для победы коммунизма сделать это побыстрее. Тут уж любой, кому дали понять, что ключи к победе коммунизма у него в руках, приложит все свои силы, чтоб никто его не мог попрекнуть, ты, мол, виноват, что коммунизм не победил.

Выслушав доклад секретаря, командарм Егоров задумался, звонить, время как раз такое, что Сталин уже должен появиться, или ждать пока тебе позвонят. Как человек военный он, естественно, принял решение звонить самому. Настоящий военный сам выбирает место и время сражения.

– Слушаю вас, товарищ Егоров.

– Товарищ Сталин, сегодня мы получили копию письма адресованного вам, от имени кого-то, назвавшего себя Ольга. В письме есть ряд вопросов касающихся армии. Если вам уже доложили, и у вас есть вопросы к этой части письма, я готов на них ответить.

– Что вы думаете о проблемах изложенных в записке?

– Для меня ничего нового в записке нет. Эти проблемы известны и над их решением ведется работа.

– Вы можете сказать, когда эти проблемы будут устранены?

– Это зависит не от меня, а от разработчиков.

– И от того, какие задачи вы им ставите. Может пришла пора отказаться от динамо-реактивных пушек и от противотанковой зенитки, а поставить разработчикам такие задачи, с которыми они могут справиться?

– То о чем вы говорите товарищ Сталин, это не мои предложения.

– А хотелось бы узнать и ваши предложения, товарищ Егоров. Вы ведь у нас начальник штаба армии, верно?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Надеюсь, недели времени вам хватит?

– Так точно!

– Тогда у меня больше вопросов нет. Письмо передайте товарищу Ягоде. До свидания, товарищ Егоров.

В трубке раздались короткие гудки. Положив трубку и смахнув рукой пот, командарм Егоров понял, что видимость мира между Сталиным и Тухачевским закончилась. Нужно выбирать, на чьей ты стороне.

Первым делом, записавшись в седьмой класс 11 средней школы, которая обслуживала район, где проживала Оля, она познакомилась с учителями и директором. Директор Оле не понравился. На предварительный, осторожный разговор, что она бы хотела сдавать экзамены экстерном и поступать в вуз, он ответил отказом, аргументируя это тем, что она должна хотя бы год проучиться в школе. Оля пока не отчаивалась и собиралась добыть бумагу, которая могла бы поколебать мнение директора.

Следующие несколько дней Оля выходила из районной библиотеки только в обед, побежать в столовую, все остальное время, до семи вечера, она проводила в читальном зале, где изучала учебники по физике и математике, решала задачи. Подготовившись по курсу средней школы и чувствуя себя уверенно в этих двух предметах, она пошла в Московский университет. Теоретически вход в корпуса университета был по билетам, но практически вахтеры их не спрашивали, и кто не выделялся со студенческой массы, мог свободно зайти и выйти.

Олю интересовал преподавательский состав кафедры общей физики. Как объяснил ей ее внутренний голос, нам нужен преподаватель-революционер и фанат физики, а не флегматичный ретроград. Оля не совсем понимала значение этих слов, но была уверенна, что нужного ей преподавателя узнает с первого взгляда. Это у нее заняло немного времени. Больше всего ей, как кандидат на борьбу с ретроградством и косностью, понравился профессор Гинзбург Лев Яковлевич. Было ему лет пятьдесят, физика для него была, как говорили древние, альфа и омега его жизни.

В ее средней школе, работал учителем физики Ильин Виктор Павлович. Стараясь, чтоб ее почерк выглядел резким и угловатым, она написала письмо следующего содержания.

Профессору кафедры общей физики

Гинзбургу Л.Я.

Глубокоуважаемый Лев Яковлевич!

Пишет вам, ваш бывший студент, Ильин Виктор Павлович. Прошли годы с той счастливой поры, когда слушал я ваши лекции, дорогой профессор. И хотя жизнь тогда была не в пример тяжелее, чем сегодня, я вспоминаю те дни, как одни из самых счастливых в моей жизни. Ведь вы открывали перед нами волшебный мир физики, о котором мы еще вчера даже не догадывались. И еще раз по прошествию всех этих лет я хочу вам сказать. Большое спасибо за ваш труд!