Огонь для Проклятого (СИ) - Субботина Айя

— Мне нужен мой сын, — говорит так, будто сообщает о чем-то совершенно заурядном, будто хочет унести с собой тот самый кубок, из которого только что пил вино. — Покажи мне его.

«Он знает о сыне!»

Но от кого? Впрочем, не все ли равно? Я понятия не имею, где Кел’исс все это время пропадал. Вполне возможно, ему докладывали обо всем, что здесь творится. К чему был тот вопрос о личном? Игра? Издевка? Чувствую себя какой-то… обманутой, что ли.

И все же он имеет право видеть своего сына. Осторожно распахиваю накидку. Хельми сидит на моих коленях и с интересом крутит головой.

Кел ускоряется и в пару больших шагов оказывается возле моего стола, затем одним движением перелетает через него. Помимо собственной воли отмечаю, насколько тяжелы его движения, Кел’исс никогда не был великим бойцом, способным с легкостью преодолевать замысловатые полосы препятствий, подолгу махать мечом или сутками лежать в засаде. Его сила совсем в ином умении. И все же он никогда не запускал себя и физическим тренировкам уделял много времени.

Вижу беспокойство среди своих охранителей, но показываю им рукой, что все хорошо.

Халларны тут же, но пока не проявляют никакой реакции на происходящее. Впрочем, расслабленными они тоже не выглядят — жесткие цепкие взгляды буравят и моих охранителей, и слуг, и вообще все углы трапезного зала. Напряжены все. Еще немного — и от этого напряжения в воздухе начнут проскальзывать небольшие молнии.

Глава десятая: Хёдд

Кел требовательно протягивает руки — и я, поколебавшись, все же передаю ему сына. Теперь, когда они вот так, совсем рядом, я еще больше укрепляюсь в мысли, насколько же они похожи. И заклинатель, похоже, сразу улавливает это сходство — довольно улыбается, удерживая малыша перед собой.

— Как его зовут? — спрашивает, не глядя на меня.

— Хельми.

Кел морщится, отрицательно мотает головой в такт каким-то своим мыслям, потом переводит взгляд на меня. Очень хочу хотя бы примерно прочесть, о чем он думает, но сделать это, когда Кел’исс владеет собой, совершенно невозможно. А сейчас он, определенно, собой владеет. Я вообще почти не помню его настолько эмоционально взвинченным, чтобы полностью утрачивал маску спокойствия и уверенности.

— Имя для пекаря из деревни, — все же удостаиваем меня реакцией, — слишком мягкое для моего сына.

— Тебя не было рядом, когда он родился! — вскакиваю на ноги и с нескрываемым раздражением шиплю ему в лицо. И мне совершенно все равно, что свидетелей у нашей перепалки — пара десятков, а то и больше. — Не было, когда я истекала кровью, когда металась в горячечном бреду.

Выхватываю сына из рук заклинателя, прижимаю его к себе, Хельми морщится и начинает тихонько похныкивать.

— Тебя не было, когда я давала согласие на брак с другим мужчиной. Думаешь, это решение далось мне просто? Думаешь, мне все равно, с кем делить постель?!

Умом понимаю, что меня несет совершенно не в ту сторону, что накопившаяся боль от утраты любимого человека обретает чудовищно извращенную форму, трансформируется во что-то корявое и уродливое — во что-то такое, отчего отвратно мне самой.

Я много раз представляла себе эту встречу. Много раз фантазировала по ночам, что Кел’исс просто сильно ранен, но обязательно поправится и вернется. Только не вот так, не с претензиями и не со взглядом, в котором отражается лишь холодная усмешка.

— Я сдох, Хёдд! — произносит по слогам. — Взорвался в кровавые лохмотья и был погребен под гребаной каменной горой. Прости, что не смог подержать тебя за руку и благословить на новый брак. Но что ж, тебе нужно мое благословение? Вот оно… — он повышает голос и обращается, кажется, сразу ко всем присутствующим: — Даю свое милостивое согласие на брак этой женщины и лорда Магн’ нуса. Пусть боги будут милостивы к ним и даруют дюжину прекрасных детишек, которые послужат укреплению влияния Империи не только на Севере, но и в иных землях. Плодитесь и размножайтесь, Империи нужно свежее мясо.

— Премного благодарна, благородный Кел’исс, Имперский заклинатель Костей, — исполняю перед ним нарочито неумелый реверанс. Я так и не научилась этим элементам этикета, пришедшим к нам вместе с захватчиками. А теперь намеренно стараюсь, чтобы он выглядел еще более несуразным. — Обязательно передам твои теплые слова своему мужу.

В следующее мгновение он делает то, чего я никак не ожидаю. Шагает ко мне, обхватывает за талию и прижимает к себе. Хельми, внезапно оказавшийся между нашими телами, замолкает. Я даже смотреть не хочу на Кела, не хочу видеть безразличие и издевку в его глазах. Но он пальцами правой руки обхватывает мой подбородок и заставляет поднять голову, чтобы тут же впиться в мои губы поцелуем.

Я хорошо помню его губы — и они все такие же мягкие, такие же нежные. Его язык обхватывай мой, сплетается с ним, пускаясь в безумный танец, от которого у меня всегда начинала кружиться голова. Вот и сейчас кружится. Это так сладко, так обещающе жарко, что тело само подается ему навстречу. Мне хочется большего, хочется разом забыть обо всех тех слезах, что пролила, в тупой звериной тоске всматриваясь в лица людей, надеясь увидеть там столь родное и любимое лицо единственного человека, услышать его голос, ощутить едва уловимый аромат иноземных трав, который Кел’исс использовал, чтобы скрыть от меня запахи тяжелые, говорящие о боли и смерти.

Я будто снова проживаю наши с ним моменты уединения, когда я, не в силах сдержаться, кричала так, что потом свербело в горле.

Кажется, что поцелуй длится целую вечность. На деле же — вряд ли дольше нескольких мгновений.

Я буквально вырываю себя из его объятий. Кел’исс и не удерживает насильно. Но мне приходится пересиливать собственное тело, которое уже начало вспоминать, каково это — быть рядом с тем, кого любишь.

Отшатываюсь, тяжело дыша, а затем делаю то, что должна была сделать мгновением раньше, когда его губы только-только коснулись моих.

Пощечина выходит сильной и звонкой. В ладони, которой нанесла удар, вспыхивает колючий жар, а на щеке Кела тут же начинают проступать алые следы.

Он не ожидал этого. Точно не ожидал. Смотрит на меня так, будто метнула в него пригоршню коровьего навоза. Во взгляде… удивление? И что-то еще, чего я не в состоянии понять.

А вот вокруг поднимается движение, слышится лязг стали, возбужденные голоса. Халларны ощерились обнаженными мечами и явно намереваются… что? Защитить своего господина? Только Кел’исс не их господин, хотя, быть может, они все еще обязаны ему подчиняться. Но и мои охранители не стоят в стороне. Северян больше — и здесь и сейчас они наверняка одержат верх. Только к чему это приведет потом?

Открываю было рот, чтобы остановить своих людей от того, чтобы пустить захватчикам кровь, но Кел опережает меня — что-то отрывисто и громко произносит на родном языке. Я почти не разбираю слов, но он явно приказывает опустить оружие — и халларны, нехотя, но повинуются.

— Я принадлежу другому мужчине, — говорю, более не страшась смотреть в глаза заклинателя, хотя внутри дрожу даже больше, чем там, на улице, когда увидела его — живого и здорового. — Тому, кто так же, как и ты, служит Империи. Ты нарушил законы Северного гостеприимства и переступил черту, перейдя которую, должен быть умерщвлен. — Даю знак своим охранителям так же опустить оружие. — Уходи, Кел’исс, прошу тебя. И никогда не возвращайся. — В моем горле ледяной колючий ком, но я должна оставить прошлое там, где ему и место. — Магн’нус узнает обо всем, что сегодня тут произошло. Я сама ему расскажу. И в его праве судить меня. Но Император Эр оставил нам волю внутри кланов вести прежний уклад жизни, молиться нашим богам, вершить правосудие по собственным законам. Ты покусился на замужнюю женщину, Кел. Закон не на твоей стороне. Во имя всего, что было между нами, просто уходи. Не доводи до крови.

«Уходи, пожалуйста», — молю его без слов.

Кел’исс медленно осматривается. Нет, в его взгляде не намека на страх. Скорее… презрение? Ко мне? Пусть так, возможно, я его заслужила. Помню немногословные рассказы Дэми о том, что ее презирают собственные люди. Не придала тогда им особенного значения, была слишком сильно увлечена Келом. Теперь, когда на моих плечах реальная ответственность за жизни многих людей, мне совершенно все равно, что они будут обо мне думать. Главное, эти жизни сохранить. А уж мнение самого Кела… Я справилась, когда он погиб. Справлюсь и теперь, когда ожил. Темные северные ночи — хорошее время, чтобы поплакать в одиночестве.