Константинополь. Последняя осада. 1453 - Роджер Кроули

Здесь ярко отображено желание Мехмеда повернуть течение истории, явившись в Европу под знаменами ислама, но при его вступлении на престол его одержимость и ум на Западе не разглядели. Наблюдатели видели лишь неоперившегося и неопытного юнца, чей ранний опыт власти окончился унижением.

За два года до того, как Мехмед вступил на престол, Константинополь также приветствовал нового императора, хотя и при совершенно иных обстоятельствах. Человек, которому судьбой было предназначено противостоять Мехмеду в предстоящей борьбе, носил имя основателя города — факт, вскоре завладевший воображением суеверных византийцев. Константин XI стал восьмым членом правящей династии Палеологов, занимавших трон с 1261 года. Эта семья узурпировала власть, и ее правление сопровождалось неуклонным ослаблением империи, все более погружавшейся в анархию и раздоры. В его жилах текла кровь нескольких народов. Он говорил по-гречески, но вряд ли был греком: Константин взял родовое имя своей матери-сербки «Драгаш», а его отец был наполовину итальянцем. Подобно всем византийцам, он именовал себя ромеем и подписывался гордо звучавшим полным титулом своих предшественников: «Константин Палеолог, во Христе истинный император и автократор ромеев».

Подпись Константина — императора ромеев.

То была типичная, сугубо протокольная форма, использовавшаяся в ритуалах и церемониях, но подобным вещам Византия оставалась верна даже в период своего неудержимого упадка. В империи существовал верховный адмирал, но отсутствовал флот и главнокомандующий, хотя солдат насчитывалось крайне мало. Внутри лилипутского придворного мирка знать препиралась и бранилась за абсурдно звучавшие претенциозные титулы великого доместика, великого канцлера и хранителя императорских платьев. Константин в полном смысле слов являлся императором без власти. Подконтрольная ему территория сжалась до города и его окрестностей, нескольких островов и владений на Пелопоннесе, которые греки весьма поэтично именовали Морея — Лист Шелковицы. Полуостров славился производством шелка, и его форма напоминала им лист тутового дерева — пищу шелковичных червей.

Участи Константина, принявшего трон, трудно позавидовать. Он унаследовал всеобщее оскудение. Он родился в семье, имевшей вкус к гражданским войнам. Столицу раздирали религиозные страсти, а настроения трудового люда были переменчивы. К тому же он сильно обеднел. Империя, охваченная междоусобиями, являла собой змеиное логово: в 1442 году брат Константина Димитрий двинулся на Город с османскими войсками. Византия влачила жалкое существование, находясь в вассальной зависимости от турецкого властителя, который в любое время мог осадить столицу империи. Положение самого Константина нельзя также было назвать безопасным. Его восшествие на трон в 1449 году выглядело не совсем легитимно. Его возвели в сан правителя Византии в Мистре на Пелопоннесе, что было весьма необычно для императора с точки зрения протокола, и впоследствии его не короновали в соборе Святой Софии. При вступлении на трон нового властителя византийцам пришлось спрашивать одобрения Мурада, однако из-за бедности они не могли обеспечить императору транспорт, на котором он мог бы добраться до дома. Унизившись, ему пришлось просить разрешения у каталонцев отправиться в путь на их корабле.

Константин возвратился в Город в 1449 году. Изображений столицы того времени не сохранилось, однако существует несколько более ранняя итальянская карта. Константинополь на ней почти сплошь состоит из пустых пространств. В то же время стоявшая по ту сторону Золотого Рога колония генуэзских торговцев под названием Галата, или Пера, процветала и преуспевала: то был «большой город, населенный греками, евреями и генуэзцами», согласно описанию путешественника Бертрандона де ла Брокьера (он утверждал, что это красивейший порт из всех, какие он когда-либо видел). Сам же Константинополь французский рыцарь нашел очаровательным, но жалким и обедневшим. Храмы производили сильное впечатление, в особенности собор Святой Софии, где он видел «решетку, на которой был изжарен святой Лаврентий, и огромный камень в форме умывальника, на котором, как говорят, Авраам подавал угощение ангелам, когда они собирались уничтожить Содом и Гоморру». Громадная конная статуя Юстиниана, ошибочно принятая им за изображение Константина Великого, по-прежнему стояла на месте: «В левой руке он держал скипетр, а правую простирал в сторону Турции в Азии, указуя также и на дорогу к Иерусалиму, как бы утверждая, что вся эта страна находится под его властью». Однако истина была очевидна: император вряд ли обладал полнотой власти даже у себя дома.

В этом городе есть купцы всех национальностей, но никто из них не обладает таким могуществом, как венецианцы, у которых есть специальный суд, разбирающий все их дела и не зависящий от императора и его министров. У турок также есть чиновник, заведующий их торговлей; подобно венецианскому судебному приставу, он не подчиняется императору. Среди их привилегий есть даже такая: если кто-либо из их рабов убежит и укроется в городе, по их требованию император обязан выдать его. Сей князь, несомненно, находится в великой зависимости от [Великого] Турка, так как платит ему, как мне рассказывали, дань в тысячу дукатов ежегодно.

Де ла Брокьер замечал повсюду знаки былого величия — ничто не могло свидетельствовать о нем более явно, чем (вероятно) три пустых мраморных постамента на Ипподроме: «здесь некогда стояли три позолоченных коня, кои теперь находятся в Венеции». Казалось, рано или поздно османы придут взять Город, а жители сами откроют им ворота; когда это произойдет — лишь вопрос времени. Горожане получили страшное предупреждение, что может произойти в противном случае, когда в 1430 году Фессалоники отказались подчиниться Мураду. Османам понадобилось всего три часа, чтобы взять штурмом стены города. Насилие и грабеж длились три дня. Семь тысяч женщин и детей были обращены в рабство.

Итальянская карта Константинополя (нач. XV в.). Примечателен обширный ров с левой стороны, находящийся за пределами стен со стороны суши. Галата — в верхней части карты.

Мы не слишком хорошо знаем, как выглядел Константин. Можно сказать, для нас его лицо — почти чистый лист. Вероятно, он унаследовал мужественные, правильные черты и осанку от своего отца Мануила II. Но дела в империи шли слишком плохо, чтобы можно было заказать портреты нового правителя, а изображение на золотой государственной печати, где мы видим тонкий ястребиный профиль, слишком схематично, чтобы доверять ему. Однако свойства его личности споров не вызывают. Из всех сыновей Мануила Константин был наиболее одаренным и достойным доверия. «Человеколюбивый и незлобивый», он отличался твердостью характера и храбростью; ему был присущ глубокий патриотизм. В отличие от своих сварливых и беспринципных братьев Константин обладал прямодушием; казалось, он внушал глубокую преданность к себе своему окружению. Все свидетельствуют, что он был скорее человеком действия, нежели умелым администратором или глубоким мыслителем. Он хорошо владел оружием и искусством верховой езды, проявлял смелость и предприимчивость. Наконец, он хранил твердость перед лицом неудач. В его душе жило сильное ощущение ответственности за наследие Византии. Он потратил значительную часть жизни, чтобы укрепить его.

Константин был на двадцать семь лет старше Мехмеда; он родился в Константинополе в 1405 году и, вероятно, с молодых лет сохранил некоторые иллюзии относительно состояния дел в Городе. В 1422 году, когда ему исполнилось семнадцать, он пережил осаду, предпринятую Мурадом. На следующий год его назначили регентом, в то время как его брат Иоанн VIII предпринял очередное путешествие по христианским государствам в поисках поддержки для Византии в ее борьбе. (Как и многие другие, оно не принесло результатов.) Он взошел на престол в сорок четыре года, и за плечами у него насчитывалось двенадцать лет войн. Большую часть этого времени он посвятил попыткам (более или менее успешным) восстановить полный контроль Византии над Пелопоннесом. К 1430 году он уничтожил большинство из маленьких иностранных государств на полуострове. В 1440-х годах, будучи деспотом[12] Мореи, он расширил ее границы, заняв часть территории Северной Греции. То был постоянный источник беспокойства для Мурада — мятежный вассал, которого следовало поставить на место. Решительное возмездие наступило в 1446 году после поражения крестоносцев под Варной. Османская армия ворвалась в Морею, опустошив земли и обратив в рабство шестьдесят тысяч греков. Константину пришлось заключить унизительное перемирие, принести вассальные клятвы султану и заплатить тяжелую дань.