Мертвые говорят... - Соломон Маркович Михельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем бьете?! Организм у человека... сосет! Природа! Не трогать его! Не то со мной дело иметь будете. Понятно?..
Солдаты рассказывали, что в этот момент Бряхин был страшен. Один из свидетелей, маленький, суетливый, не переставая что-то мастерить, бойко вставил:
— Чисто обезьяна, только по-людски говорит, и заместо шерсти на ней солдатская одежа.
Воровство не прекратилось. Впервые Ляпиков отверг обвинения. Ему не поверили, и кое-кто из потерпевших не внял предупреждению Бряхина. Обидчики были избиты поодиночке, ночью. Солдаты не сомневались, что это дело рук Бряхина. Производилось дознание, но доказать это не удалось, и дознание прекратили. А вскоре Бряхин выследил и разоблачил истинного виновника краж. Им оказался Зонтик, очень тонкий, большеголовый, в прошлом карманник по кличке Комар.
Бряхина стали бояться, и Ляпикова не трогали. Да и не за что было. Бряхин стал делиться своим пайком с Ляпиковым. «Даже свиной тушенки две банки отдал ему!» — вспомнил Хохлов слова маленького рябого солдата, почему-то вызвавшие дружный смех.
Удивительное дело! Дружба между Бряхиным, крутым, жестоким, и юным Ляпиковым, похожим на ласкового теленка. Дружбе этой, так неожиданно возникшей, сперва удивлялись, потом привыкли к ней. И кого бы Хохлов ни спрашивал, с кем дружит Бряхин, ответ был один:
— Дружил с Ляпиковым, а больше ни с кем.
И в то же время многое в поведении Бряхина казалось Хохлову подозрительным. Как он ни напрягал память, ему не удалось вспомнить, где и когда он видел похожее лицо, и это угнетало.
Отдавая должное убедительным показаниям Бряхина, Хохлов чувствовал в них что-то от логики хищника, для которого его жертва не более как естественное средство насытиться и, значит, жить. Бряхин действительно не стремился доказать свою невиновность. Но не потому ли, что он, уже не раз судившийся, отлично знал, что это дело следственных органов?!
А что могут означать его неожиданное преображение, апостольская отрешенность, закатывание глаз, грусть? Нет ли в этом хамелеонства, стремления изобразить себя жертвой беззакония, эксперимента незадачливого следователя, вызвать сочувствие начальства, штрафников? Если все это игра, то — надо отдать должное — игра умелая, тонкая. И только в прищуре его маленьких глаз неизменной оставалась настороженность.
Дружба между Ляпиковым и Бряхиным! Что знал о ней Хохлов?
Бряхин любил подчеркивать равенство в их отношениях, открыто сердился на товарища за то, что тот говорил ему «вы», и если и использовал его для мелких личных услуг, то весьма осторожно, умеренно, всячески оберегая свои отношения с Ляпиковым от постороннего вмешательства. Недаром некоторые солдаты не поверили в искренность этого союза. «Похоже на дружбу волка с ягненком», — говорили они, но свое заключение ничем подкрепить не могли.
Хохлов никак не мог избавиться от мысли, что эта дружба схожа с такими отношениями, которые встречаются между паразитирующим воровским главарем — «центровиком» и обслуживающими его воришками — «шестерками». В сознании неожиданно отчеканилось то, что смутно мелькнуло еще вчера, поздним вечером, после чтения писем, находившихся при Ляпикове: «А что, если Ляпиков не виновен, что, если он шел не к немцам?.. И вообще, мог ли Алеша Ляпиков, каким он выглядит по материалам дела, решиться на такое?»
И вдруг Хохлов вспомнил. Лицо, похожее на Бряхина, встречалось ему в учебниках истории! Такими изображают обычно головы первобытных людей. Он вспомнил даже слова: «питекантроп», «неандерталец». «Разница в том, — подумал следователь, — что под несовершенным черепом Бряхина работает изумительный мозг современного человека — результат эволюции, длившейся миллионы лет». Хохлову показалось, что он видит, ощущает эту работу — напряженную, лихорадочную...
Если бы только мог он проникнуть в мысли этого человека! Но как бы то ни было, в данную минуту Бряхин напоминал ему притаившегося перед решающим прыжком хищника.
13
Бряхина увели.
Хохлова одолевали противоречивые чувства и неотступная зевота. «Что же дальше? — спрашивал он себя, вымеривая шагами землянку. — Поколебал ли Бряхин мои позиции? Не чересчур ли я подозрителен? Нужна здравая, объективная оценка материалов дела. Прежде всего представлю себе, как все произошло».
Немцы с небольшими перерывами освещают местность, для бодрости ведут огонь. Но вот они замечают на нейтральной земле Ляпикова, и с этого момента их ракеты вспыхивают непрерывно. Он ползет в их сторону и затем, если верить Бряхину, бежит к ним. Бряхин стреляет.
Но для чего же немцы открыли по Ляпикову огонь?!
Предположим, они утратили здравый смысл и действительно обстреляли Ляпикова. Тогда труп был бы обращен головой к противнику.
Может быть, Ляпиков все же успел повернуться? Поставить под сомнение заключение Томашевича? Какие основания? Значит, немцы не стреляли в Ляпикова, пока он двигался к ним. В это время стрелял только Бряхин, но его пули не убили Ляпикова. Иначе входные отверстия смертельных ранений были бы сзади, а они — спереди.
Но вот Ляпиков поворачивает обратно, к своим траншеям. Немцы, обнаружив это, открывают огонь. Он тоже не был для Ляпикова смертельным. Иначе входные отверстия смертельных ранений находились бы сзади, а они — спереди.
Бряхин продолжает стрельбу, хотя должен бы прекратить ее.
Ляпиков действительно оказался между двух огней, но только в этот момент он был лицом не к немцам, как это утверждает Бряхин, а к «пятачку». И именно тогда Ляпиков упал мертвым.
Значит, Бряхин стрелял Ляпикову в лоб, и стрелял тогда, когда уже не было в этом надобности?!
Только одно обстоятельство оставалось неизменным: Бряхин стрелял в солдата, находившегося между нашими и немецкими позициями, стрелял в предателя. Почему Ляпиков повернул обратно? Мы не знаем. Но несомненно: до этого он двигался к траншеям врага. Ляпиков убит. Туда ему и дорога, предателю!
Что же в действиях Бряхина? Самосуд? Но ведь нет и быть не может инструкции, в которой было бы расписано, когда к предателю применять оружие и когда не применять! Солдат убил предателя — выполнил свой долг! Так неужели его за это под суд?!
В дверь постучали. Пригнувшись, ввалился ротный старшина, доложил бесцветным голосом:
— Товарищ следователь, Бряхин просит, чтобы вы его сейчас вызвали.
Хохлов встрепенулся.
— Пусть приведут. Кстати, старшина, сумку с письмами ищете?
— Ищем, товарищ следователь. — Старшина помялся. — Я вам уже докладывал, что по теории вероятностей...
Хохлов не слушал. Желание предугадать, что придумал Бряхин, поглотило его целиком. Он, конечно, не мог знать, что инстинкт самосохранения привел Бряхина к тем же
