Сквозь наши жизни - Дархан Исатаев

– Картину! Точно! Попробуешь нарисовать меня. Поехали за холстами и краской, – весело, с детским задором говорила копия Алисы.

Она бежала впереди, не отпуская мою руку, и мне пришлось подстраиваться под ее скорость. Сев в машину, мы отправились за краской и холстом.

Ассоль лежала на диване в черном, облегавшем тело, платье. Она закинула одну ногу на другую, и игривый свет переливался по ее ногам цвета золота. Я взял кисть и ярко-красной краской начал рисовать на холсте ее губы. На белом снегу яркие ягоды вишни своим соком орошают землю. Это ее губы обжигали белоснежный холст и мой взгляд. Я закончил рисовать нежные губы и решил взяться за работу над глазами. Но прежде чем рисовать эти черные очи, мне захотелось заглянуть в них, пропасть в их глубине и прочувствовать силу этого взгляда. Я медленно и нерешительно зашагал к Ассоль. Она встала с дивана и, сделав шаг, замерла. Словно маяк, призывающий корабль к родному берегу, так и ее глаза встречали меня. Я был словно окутан туманом, таким теплым и мягким, ноги сами шли вперед, а в руках осталась кисточка. Я подошел вплотную к ней и почувствовал ее аромат. Она пахла, как сирень, после проливного дождя. Этот аромат ласкал меня и окутывал самыми теплыми чувствами. Я словно оказался посреди весны, посреди цветочных полей, посреди счастья. Ассоль взволнованно смотрела мне в глаза, медленно сбросила с себя платье и стыдливо опустила взгляд вниз.

Красоты без изъянов не бывает. Для одних глаз это недостаток, для других изюминка. Наш взгляд проходит сквозь призму нашей души. Как же она была красива. Она стала частью той половины мира, которая была за чертой безобразия, частью того прекрасного и неповторимого, что создала природа. Внутри меня были чувства, как у человека, впервые увидевшего Ниагарский водопад и понявшего всю его грандиозность. Увидев его, вы просто замираете, понимаете всю крохотность проблем, суеты и переживаний. Вы просто парите. Ассоль стояла нагая передо мной и ни слова не проронив, ее губы устремились ко мне. Это был полет. Как гордые орлы, резвящиеся в потоках воздуха необремененные тягостью бытия, так и мы оказались унесенные этим поцелуем. Лишь тогда я понял, как люблю жизнь. Мир, где возможны такие чувства, прекрасен. Если у вас не было "полета", значит, вы где-то свернули не туда. Свернули с дороги настоящей жизни.

Страсть охватила нас, Ассоль просунула свои пальцы сквозь мои густые, обросшие волосы и сжала их в кулак. Я обнял ее за талию, мои руки, как заколдованные, спускались все ниже и обхватили ее за бедра. Я поднял Ассоль, и она обхватила меня ногами за пояс. Мы устремились на стол, куда я положил ее и начал целовать губы, нос, ее розовые щеки, жадно впивался в нежную, бархатную шею. Я снял с себя джинсы, и мы стали единым целым, частью одного. В комнате слышались громкие стоны Ассоль, и я чувствовал, как она кусала меня за плечо. Но боли я не ощущал, потому как был совершенно в другом мире. Люди называют это сексом, но в этот раз было совсем другое. Человечество не придумало описание этому. Закройте глаза и представьте, что вы падаете во тьме. Очень быстро летите вниз и вот-вот окажетесь омлетом на дне пропасти. Внутри все передергивает, страх смешивается с паникой и вот, вдруг становится светло, лучи разрезают темноту, и вы замечаете, что вовсе не падали, а парили. Вы летаете, и ваши страхи перерастают в восхищение. Я не могу описать это чувство по-другому, потому что ничего подобного я не испытывал. Но я точно уверен, что сейчас Боги завидуют нам.

Мы лежали на столе, а вокруг нас павшими бойцами лежала разбитая посуда. Ассоль держала мою руку и целовала своими уже не красными губами. Я запрокинул голову и увидел наш портрет с Алисой. Она смотрела прямо на меня, и я видел ее укоризненный взгляд. На минуту мне даже показалось, что с глаз ее скатилась слеза. Мне хотелось бежать, бежать от этих глаз, от этой квартиры, от своих мыслей, от себя. Я вырвал свою руку, нацепил кое-как джинсы и в агонии побежал из дома. Ассоль что-то кричала, но я не слышал этого и был в своем бреду. Он настолько охватил меня, что я даже забыл одеть обувь. В голове моей гудело, и я был в панике. Добежав до первого дерева, я ощутил, что на улице идет ливень. На улице не было и души. Я остановился, остановилось и мое сердце. Слезы скатывались по моему лицу, но под градом капель их наверняка не было видно. Я протяжно зарычал и упал на колени. Тяжело осознать, что все твои идеалы оказались лживыми, а сам ты предатель и часть этого мусора, который ты сам же и ненавидел.

Спасибо, что научила замечать этот мир

Я открыл дверь домой и вошел. Разбитая посуда все еще лежала и напоминала о том, что было. Ассоль сидела на диване, укутавшись пледом. Глаза ее были красные, точно плакала. Увидев меня, с ее глаз вновь скатилась слеза. Она как игривый ручей бежала по ее щеке, но радости нам это не приносило. Мне пришлось пройти мимо нее, и с трудом я выдавил из себя: «Тебе лучше уйти». Слезы вновь начали рваться наружу, и я быстро зашагал в спальню.

– Прости меня, – крикнула в след Ассоль.

Она оделась и ушла. Дверь входная захлопнулась, и я остался снова один, в пустоте. В душе щемила тоска. Ассоль ушла без истерик и попыток что-то выяснить. Мы оба понимали, что произошло нечто непоправимое. Но понимали это по-своему. И дело было вовсе не в сексе. Все гораздо глубже, чем могло показаться ей. Возможно, я себя никогда не прощу за предательство нашей любви с Алисой, ведь я полюбил Ассоль. Черт подери, я полюбил ее всем сердцем, она стала моей частью. Это разбитое сердце вместо того, чтобы остановиться и больше никогда, никогда не забиться, зажило и забилось еще быстрее. Я не мог любить другую кроме Алисы, не мог предать наши чувства. Но я предал их и предал ее.

Моим спутником снова стал алкоголь. После очередного глотка я поставил бутылку и вспомнил, как она ушла. Гордо, без малейшего сожаления, но оставив в квартире свою любовь. Женщины умеют так, кажется это их магия. Не подавая виду, не показывая боль, подарив