Социализм для джентльменов - Бернард Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не следует, ради одной только логики, отделываться тем воззрением, что человеческий род состоит из нескольких научно образованных Ньютонов, Кеплеров и Дарвинов и из большой массы совершенно необразованных Петров и Иванов. Интеллект Ньютона был до такой степени могуч, что он для упражнения его добровольно работал над математическими теориями дифференциального и интегрального вычисления. Приблизительно так же, как человек, обладающий большой мускульной силой добровольно делает гимнастику и побивает рекорды. Но если не всякий человек Ньютон или атлет, то все-таки каждый обладает известной степенью духовной силы; совершенно так же, как он обладает известной степенью мускульной силы. Если его ежедневная работа не использует его всей мускульной силы, то он называет свое занятие «сидячим» и употребляет вечером остаток своей силы на «упражнения». Если же его ежедневная работа не использует всей его духовной силы, то он занимается загадками, играми, требующими известного мышления или же он читает различные сочинения.
Теперь рассмотрим очень внимательно тот факт, что интеллект так же не может самостоятельно возбуждаться к деятельности, как и мускул. Если мужчина целует женщину, то это движение чисто мускульное. И однако каждому известно, что движение это никогда бы не совершилось, если бы чувства и фантазия мужчины не оформили определенного намерения. Атлет не представляет собой автоматической мускульной машины; его побуждают тщеславие, жажда борьбы, соревнование и другие всевозможные инстинкты. То же самое можно сказать и об интеллекте. Не по собственному побуждению производит он дифференциальное и интегральное вычисление или играет в шахматы. Интеллект должен быть направлен к какой-нибудь особой форме деятельности определенным намерением или капризом своего обладателя; а такое намерение может быть вызвано лишь воздействием на чувства и на силу воображения. Единственной силой инициативы, которой пользуются интеллект или мускулы, является та сила, которая до такой степени приводит человека в беспокойство духовно или физически, что он начинает каким-либо образом упражняет свой интеллект и свои мускулы. Поэтому обычно говорят словами когда-то очень популярного соблазнителя детских умов, что «сатана для праздных рук всегда найдет какое-нибудь непристойное занятие». Если бы этот господин так же набожно верил в своего Бога, как он верил в своего дьявола, то он в виду тех бесконечных благодеяний, которые достаются как результат добровольного труда на его долю, как и на долю всего остального мира, не стал бы проповедовать, что непристойные занятия так же естественно приходят человеку в голову, как и мысль о самоубийстве.
Несмотря на то, что популяризация какой-нибудь истины достигается тем, что ее предлагают чувствам и фантазии в форме рассказа или драмы, мы все-таки видим, что в результате возбужденного таким образом интереса является известная степень научного любопытства; в особенности это любопытство проявляется у тех людей, дневной труд которых заключается в каком-нибудь сидячем механическом занятии, напрягающем умственные способности лишь наполовину и не истощающем, как тяжелые виды труда, силы работающего до такой степени, что он при малейшем напряжении мысли сейчас же засыпает. Поэтому и – спрос не «научные изложения» так широко распространен.
Теперь обнаруживается несколько тонкое затруднение, к которому можно подойти только, при помощи новой иллюзии. «Объяснить науку» это значит: сделать ее понятной, как предмет мышления. Совершенно так же, как наука должна была быть превращена в рассказ или в драму для того, чтобы возбудить достаточный интерес в публике и для того, чтобы заставить ее мыслить, так же должна она быть превращена в логическую теорию для того, чтобы человеческий дух, как бы усерден он сам по себе ни был, мог бы ее схватить или понять. Человеческий дух в этом отношении подобен человеческой руке, так как он тоже может схватить вещь только в том случае если ей придана известная форма. Возьмите какой-нибудь простой деревянный стул и попросите человека, чтобы он его поднял. Он схватит стул за ручку, или за ножку, или за край сидения и поднимет его с большей или меньшей легкостью. Но потребуйте, чтобы он ухватил стул в середине сидения: даже если бы он был так же силен, как Сандов, он не смог бы этого сделать, потому что он не может ухватить плоскую поверхность. Он может только оставить стул в том положении, в каком он его найдет и использовать его согласно его прямому назначению, т. е. сесть на него. Если же предложить человеку, чтобы он вместо того, чтобы упражнять свои руки в поднимании стульев, стал упражнять свой мозг на предметах мышления, то обнаружится, что он находится в таком же положении, т.-е. что ему необходима, так сказать, рукоятка для его предмета, чтобы он мог его ухватить. И всякая логическая теория с ее предположениями причины и действия, времени и пространства и так далее есть совершенно такая же духовная рукоятка и ничего более. Без теории явления природы могут быть использованы, но не постигнуты. Люди построили ветряные и водяные мельницы и начали молоть на них гораздо раньше, чем они задумались над физической природой ветра и течений. А когда они задумались, им понадобилось, чтобы профессиональный и идейный плотник смастерил им эту теорию. И теперь уже каждый может «понимать дело», если только теория достаточно проста. Когда я был ребенком мне дали следующее руководство для того, чтобы охватить вселенную.
«Бог создал человека; а человек создал деньги.
Бог создал пчел; а пчелы создали мед.
Бог создал дьявола; а дьявол создал грех.
И Бог создал преисподнюю, чтобы запереть туда дьявола».
Это был несколько грубый прием; но уже много веков, как большое количество людей пользуется им, чтобы уложить в своей голове факты, так чтобы можно было логически размышлять о них. Безусловная и сама собой понятная действительность и достаточность этого руководства казалась когда-то очень умным людям совершенно простой и верной, как теперь кажется простой и верной действительность закона тяготения и эволюции; и нет ни малейшего разумного сомнения в том, что тяготение и эволюция будут в один прекрасный день казаться такими же странными и детскими, каким кажется Дарвину вышеприведенное четверостишие.
Теперь у нас собраны все те условия, при выполнении которых наука на современной стадии человеческого развития может быть переварена широкой народной массой. Если науку нельзя вдолбить людям в голову, как вдалбливают детям таблицу умножения, то ей следует придать или художественную или религиозную форму для того, чтобы возбудить симпатии в народе и приковать его внимание. И если за симпатией и интересом следует интеллектуальное
