Социализм для джентльменов - Бернард Шоу

все это придает этим иллюзиям облик гораздо большей современности н выполнимости в сравнении с варварскими и воображаемыми представлениями, которые были ими вытеснены. Но все-таки, несмотря на это, они также обманчивы; и чем более социалистические вожаки поддаются искушению, беззаботно наслаждаться тем воодушевлением и одобрением, которые они вызывают, тем вернее помешает им странность их суждения, когда придет момент действовать. Когда действительность, наконец, придет к людям, которые были, воспитаны на ее драматизации, то они не узнают ее. ее прозаический облик оттолкнет их; и так как действительность, по необходимости должна будет прийти не целиком, а по незначительным частям и так как кроме того каждая часть будет изувечена неизбежными столкновениями с сильными враждебными интересами, то ее появление не будет иметь ни великолепного величия, ни совершенной неподдельности принципа, как это необходимо для того, чтобы произвести впечатление в драматическом и религиозном отношении.

Следствием этого является то, что или мимо действительности проходят совершенно не оценивая ее, или же ей оказывают отчаянное сопротивление, присоединяясь к боевым силам реакции. Или же еще хуже: чтобы предотвратить повторение подобных неприятностей и сохранить чистоту своей веры, люди начинают создавать пробные камни строгой ортодоксальности, налагать рабские цепи на действительно научно образованных социалистов и брать себе в организаторы ораторов и проводников, коротко говоря проявляют все симптомы, которые французы называют «impossibilisme».

Первое условие всякой иллюзии заключается, конечно, в том, что жертва ее принимает ее ошибочно за действительность. Драматические и религиозные иллюзии социализма в их резко выраженной форме слишком грубы, и находятся в постоянном и немилосердном противоречии с опытом, чтобы они могли обмануть разумного человека, когда ему приходится столкнуться с практической политической работой и ответственностью. Хотя в настоящее время очень немногие социалисты имеют достаточно практического опыта, чтобы совершенно исцелиться от импоссибилизма, все-таки частичные исцеления происходят ежедневно. Неоценимый образ мышления, которому мы, современные социалисты, научились из экономии Джевонса, должен был бы оградить нас от ошибки, смотрит на социалистов, как на совершенных импоссибилистов. Ни социализм и ни что другое не выставляет того положения, что все, что не было – черно. Все степени верований, начиная с наивных мечтаний и до скептического практического смысла представлены в социалистическом движении. В крайних сектах «социалистического союза» в коммунистическо-анархическом отделе «независимой рабочей партии» и в анархических группах вы найдете драматические и религиозные иллюзии совершенно такими же, как я их описал.

На другом крайнем конце вы найдете типичного фабианца, который без всяких оговорок объявляет, что не будет никакой революции; что не существует никакой классовой борьбы; что наемные рабочие гораздо более полны условностей и предрассудков, что они гораздо большие мещане, чем средний класс; что в Англии не существует ни одного демократического учреждения, не исключая и Нижней Палаты, которое было бы немногим более прогрессивно, если бы его не сдерживал страх перед народным голосованием; что Карл Маркс так же мало безгрешен, как Аристотель или Бэкон, Рикардо или Бокль, что он делает ошибки, которые теперь ясны всякому, даже не имеющему университетского образования, что всякий открытый социалист в моральном отношении не лучше и не хуже либерала или консерватора; и что рабочий не хуже и не лучше капиталиста; что рабочий мог бы; если бы пожелал, изменить существующую в настоящее время систему, тогда как капиталист не смог бы этого, так как рабочий сумел бы ему помешать; что бессмысленно и глупо объявлять прямо, что рабочий класс истощен, унижен и что система, при которой все жизненные средства, воспитание н образование предоставлены капиталисту, оставляет рабочего погрязать в невежестве, и в следующий же момент утверждать, что капиталист жестокосердый и бесчестный плут, а что рабочий великодушный, просвещенный, благородный филантроп;.что социализм начнет проявляться в небольших дозах в виде общественных учреждений, общественного правления, в виде обыкновенных парламентов, коммунальных советов, магистратов, школьных комиссий и т. п. учреждений, и что ни одна из этих доз не разовьется в революцию и не займет более важного места в политической программе дня, чем фабричный закон, или же закон провинциального правления; все это означает, что социалисту суждено пережить притеснения в упорной политической войне, но не в войне со злобными намерениями капиталиста, а с глупостью жестокосердием, одним словом с идиотизмом (в полном и первоначальном значении этого слова) всех классов и в особенности того класса, который более всех страдает при существующем порядке.

Видя перед собой обе крайние границы в пределах которых группируются все официальные и сознательные социалисты и большое количество неофициальных й бессознательных социалистов, мы находим, что переходная скала представляет собой скалу понижающейся иллюзии. Но действительная скала представляет собой скалу проницательности, политического опыта, практических способностей, силы характера, которая дает человеку возможности смотреть прямо в глаза неприятностям, и без сомнения также скалу приятных отношений, которые дают умным людям, имеющим хороший достаток, возможность, относиться к вещам более философски, нежели это делают люди бедные и измученные.

Поэтому и происходит то, что какая-нибудь весьма грубая иллюзия может овладеть людьми, стоящими у одной внешней границы, тогда как для того, чтобы обмануть людей, стоящих у другой границы, необходима иллюзия сравнительно весьма тонкая. Мне припоминается фабианская речь, произнесенная вскоре после большой забастовки в Лондонских доках в 1889 году перед довольно набожной, социалистической аудиторией. Оратор до такой степени находился под влиянием драматической иллюзии, что при оценке ролей, которые в той борьбе сыграли Джон Бёрнс и умерший кардинал Мэннинг, он страстно осыпал Бёрнса всевозможными проклятиями, как малодушного двуличного человека и отступника только за то. что он не схватил кардинала за шиворот и не бросил его в реку. Другой оратор, несколько более остроумный, иллюстрировал ту опасность, которой мы подвергаемся при сношениях с радикалами, принимающими наши воззрения, проводя аналогию между ней и состязанием в бег (он ссылался на личный опыт), которое его научило, что не следует бояться того, кто отстал дальше всех, а следует бояться того, кто бежит за вами по пятам. Из этого положения он вывел заключение, что набожный тори для нас менее опасен, чем радикальный националист. Если бы теперь понадобилось сравнить этих двух социалистов, скажем с Шелли и Лассалем, то нельзя было бы оспаривать, что они были гораздо менее способными людьми. Но утверждает, что идеалы Шелли и Лассаля – как бы безмерно ни превосходили они идеалы того господина, который желал, чтобы кардинала бросили в речку – в той форме, в которой они представлялись их сознанию, были бы в каком-нибудь отношении менее обманчивы это более, чем может позволить себе умный человек.

Пусть читатель остерегается той мысли, что некоторые социалисты не признают скалы социализма. Напротив, все социалисты делают это; но каждый