Дневник Бриджит Джонс - Хелен Филдинг

Но вот розовые облачка начинают рассеиваться, и я чувствую беспокойство. Что же теперь? Мы ни о чем не договорились. Придется снова ждать от него телефонного звонка. Почему так получилось, что после первой ночи положение осталось столь же мучительно неясным, как и раньше? У меня ощущение, будто я только что сдала экзамен и теперь в коридоре жду результатов.

23.00. Господи. Почему Дэниел не позвонил? Мы встречаемся, или как? Почему моя мама легче легкого перепархивает от одних отношений к другим, а я не могу толком завязать самый обычный служебный роман? Может, их поколение просто лучше это умеет? Может, они просто не носятся со своими комплексами? Может, они просто никогда не брали в руки книги с советами психологов?

Воскресенье, 26 февраля

57 кг, алкоголь: 5 порц. (топлю горе), сигареты: 23 (выкуриваю горе), калории: 3856 (растворяю горе в жире).

Просыпаюсь. Одна. Неожиданно ловлю себя на том, что представляю свою маму в постели с Жулиу. Шок от образа родительского (точнее, полуродительского) секса. Ярость за папу. Эгоистичная и радостная догадка, что впереди у меня еще минимум тридцать лет свободной сексуальной жизни (не обошлось без глубоких размышлений о Джоанне Ламли и Сьюзан Сарандон). Но главное – острое чувство зависти и злости из-за того, что в воскресное утро я снова одна в постели, тогда как моя шестидесятилетняя мамаша сейчас уже, наверно, во второй раз собирается… Нет. Нет. Господи. Только не эти мысли.

Март

Треволнения ко дню старения

Суббота, 4 марта

57 кг (и зачем, спрашивается, сидеть на диете весь февраль, если в начале марта приходишь к тем же результатам, что были в начале февраля? Больше никаких взвешиваний и подсчетов калорий – к черту, смысла нет).

Мама неузнаваема. Сегодня утром я сидела на диване в пижаме и, сгорбившись, печально красила лаком ногти на ногах. По телевизору показывали какие-то лошадиные морды. Тут в квартиру ворвалась она.

– Дочуша, я оставлю их у тебя на пару часов, ладно? – прощебетала она, сбрасывая на пол с полсотни ярких пакетов и направляясь в ванную.

Через несколько минут, ощутив вялое любопытство, я протопала вслед за ней посмотреть, чем она там занимается. Мама сидела перед зеркалом в дорогой комбинации кофейного цвета и, приоткрыв рот, красила ресницы (необходимость при нанесении туши открывать рот – великая загадка природы, которую науке еще только предстоит раскрыть).

– Почему ты не одета, доченька?

Выглядела она потрясающе: кожа ухоженная, волосы блестят. Я взглянула на себя в зеркало. М-да, макияж вчера вечером надо было смыть. К тому же одна половина волос будто прилипла к голове, а вторая являет собой «взрыв на макаронной фабрике». Иногда мне кажется, что мои волосы живут какой-то собственной жизнью: днем ведут себя примерно, но как только я усну, начинают резвиться и играть, точно подростки, и кричат друг другу: «Ну, что еще замутим?»

– Знаешь, – ворковала мама, нанося за ушко «Живанши», – все эти годы со счетами и налогами возился твой папа – будто это можно сравнить с тридцатью годами мытья посуды… В общем, я обнаружила, что задержалась с налоговой декларацией, и решила: а, черт, сама все заполню. Естественно, я в этом деле ни в зуб ногой, поэтому позвонила в налоговую. Ответил мужчина. И, знаешь, высокомерно так стал со мной разговаривать. «Миссис Джонс, не понимаю, что вы тут находите сложного». Тогда я говорю: «А вы умеете печь бриоши?» Тут до него дошло, и он все толково мне объяснил. За пятнадцать минут мы со всем разобрались. Короче говоря, сегодня я с ним обедаю. Представляешь, с мужчиной из налоговой!

– Что? – я схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. – А как же Жулиу?

– Если я «дружу» с Жулиу, это не значит, что не могу «дружить» еще с кем-то, – проговорила она с милой улыбкой, облачаясь в костюм лимонного цвета. – Как тебе, нравится? Только что купила. Цвет волшебный, правда? Ну, мне пора лететь. Встречаюсь с ним в четверть второго.

Когда она ушла, я достала мюсли и поела, зачерпывая ложкой прямо из пакета. Запила оставшимся в холодильнике вином.

Мне все стало понятно: моя мама раскрыла секрет власти. Она обладает властью над папой: он хочет ее вернуть. Она обладает властью над Жулиу, над мужчиной из налоговой. Все чувствуют ее власть и хотят быть к этой власти причастны, от чего она становится еще более неотразимой. Значит, мне тоже надо обрести власть и тогда… О господи! Я даже над волосами своими власти не имею.

Как мне плохо. Дэниел, хоть и был всю неделю дружелюбен и даже заигрывал, не сделал никакого намека, каковы же теперь наши отношения. Можно подумать, это совершенно нормально: переспать с коллегой – и словно ничего и не было! Сидение в офисе – некогда просто досадная помеха в жизни – превратилось для меня в мучительную пытку. Каждый раз, когда он уходит на обед или в конце дня надевает пальто, я испытываю душевные муки. Куда? С кем? Кого?

Перпетуя, похоже, сбросила всю работу на меня и на полную ставку висит на телефоне. Обсуждает то с Арабеллой, то с Пигги дорогущую квартиру в Фулхэме, которую вот-вот купит. «Да. Нет. Да. Нет, я полностью с тобой согласна. Но вот ведь в чем вопрос: стоит ли платить лишних тридцать тысяч за четвертую спальню?»

В 16.15 в пятницу мне позвонила Шерон:

– Ты завтра со мной и Джуд встречаешься?

– Э-э… – Я не знала, что ответить, думая: «Ну Дэниел же попросит меня о свидании на выходных перед уходом с работы!»

– В общем, если он не попросит, ты мне позвони, – через пару секунд сухо сказала Шерон.

Без четверти шесть я увидела, как Дэниел берет пальто и направляется к двери. Похоже, выражение моего лица было столь несчастно, что смутило даже его, потому что он мельком улыбнулся, кивнул на компьютер и выскочил прочь.

Ну, конечно. «Новое сообщение». Нажала «Читать». В сообщении говорилось:

Сообщение для Джонс

Хороших выходных. Дзинь!

С несчастным видом я подняла трубку и набрала номер Шерон.

– Во сколько мы завтра встречаемся? – еле промямлила я.

– В полдевятого. В «Кафе Руж». Не волнуйся, мы с тобой. И хватит, пусть валит от тебя. Паразит моральный.

2.00. Пхмель кшмр… Таклссн псдели с шеронжуд. Плеала я на Дэниела с выссклокольни. Тошнит. Ой.

Воскресенье, 5 марта

8.00. Фу-у. Лучше помереть. Больше никогда, никогда в жизни не буду пить.