Последняя из древних - Кэмерон Клэр

– Менять подгузники? – предположила я.

– Ага, конечно. Жду не дождусь.

– Я предпочитаю древние, окаменелые какашки свежим.

– Попробуй еще раз угадать.

– Сказки на ночь?

– Нет, – сказал он. – Больше всего меня радует то, что это будет значить для нас.

– И что же?

– Мы больше времени будем проводить вместе.

– Верно.

– И ты перестанешь все время скакать из пещеры в пещеру, из страны в страну.

– А где же я буду?

– Наконец ты будешь дома.

Часть вторая

6

Когда Дочь пришла в себя, лежа на спине в узкой лощине, было тихо. Все звери в окрестностях реки, казалось, замерли, но она знала, что они начеку. То, что она сейчас сделает, может означать для них возможность поесть. Это может даже означать изменение порядка земли. Ветви деревьев слегка покачнулись. Рыжие белки перестали верещать и только дергали хвостами. Барсучье семейство, прятавшееся днем, проснулось, но, навострив уши, оставалось в укрытии. Однако медведица не шевелилась. Ее интерес к происходящему был слабым, и она задремала. Ее длительное перемирие с семьей означало, что сейчас она может экономить силы, а если им повезет, то позже она поест, в этом она была уверена. Молодой леопард старался держаться в стороне.

Единственное, что не изменилось, – это река. Ее не интересовали земные дела вроде того, какое мясо едят. Она занималась только поиском самого легкого пути вниз по склону горы. Она текла. Ничто не могло остановить ее, и в этом смысле она была сильнее всего на свете.

Дочь видела все свои мысли как картинки, проплывавшие в ее голове. Бизон, Сын и Крюк, Большая Мать и Струк – где они все? Под головой она чувствовала твердую землю. Солнце изо всех сил старалось согреть ее. Она глубоко вдохнула и почти удивилась, что не набрала полный рот воды. Но река оставалась частично замерзшей… она лежит на льду? Приподняв голову, она посмотрела вниз. Ступни там, где положено – на концах ног. Пальцы ног пошевелились в знак приветствия. Она была поражена, поняв, что ее голова все еще приделана к остальному телу. «Вар», – пробормотала она. Все еще приделана.

Дочь нащупала ракушку, которую носила на шее. На месте. Она быстро приподнялась, держа копье острием вниз. Ее голова качнулась, и земля наклонилась. Она шагнула в сторону, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Где же Сын? И Крюк? Она потрогала голову – здоровенная шишка. Падая, она ударилась о каменную стену, так что в глазах загорелся белый огонь. Она потерла голову и осторожно пошла вдоль лощины к относительной безопасности скалистого выступа. Большая Мать и Струк прятались в корнях деревьев, где она их и оставила. Они не осмеливались выглянуть, пока Дочь не позвала: «Ароо?»

Из корней высунулась маленькая голова Струка. Большая Мать притянула мальчика поближе к себе, чтобы защитить его. От беспокойства его узкое лицо сморщилось. Волосы похожи на клочок темного мха; широкая полоска кожи на лбу блестела от солнца. На какой-то миг Дочь вдруг задалась вопросом, сколько ему лет. Он был так мал, что определить было трудно, но, посмотрев на Струка, она поняла, что с ним все хорошо.

Время вращается в цикле времен года, но ничего никогда не повторяется в точности. Если земля принимает много дождей, сроки сбора лесных орехов сдвигаются. Если солнце печет сильнее, время урожая тоже может измениться. Когда лед ломается, рыба идет на нерест. А перед этим зубры переходят реку. Но в этот миг она посмотрела на Струка, и хотя ушиб головы оглушил ее, она почувствовала, что время может идти и вперед. Земля будет меняться, а Струк – расти. Земля замерзнет, а его мягкие ноги станут блестящими и твердыми. Река наполнится дождем, а его круглый живот станет плоским, как лед. Камни будут выветриваться с земли, а плоские надбровные дуги Стрюка затвердеют и выпятятся, чтобы защитить глаза. Внезапно Дочь мысленно увидела, как все это произошло. И ничего не произошло. Она покачала головой, чтобы отделаться от этих мыслей. Отвлекаться и умиляться Струком в тот момент было небезопасно. Это мешало ей чувствовать охоту. Где опасность?

Мальчик поймал ее взгляд и поднял мизинец. Это был их сигнал. Когда Струк впервые появился в их лагере на месте встречи, большую часть времени он тихо сидел в темном углу. Дочь однажды ввалилась в хижину, чтобы полечить мизинец, который прищемила камнем. Она подняла палец вверх, чтобы не ушибить его. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она поняла, что мальчик сидит в углу. Он точно так же поднял мизинец. Это могло означать разное в зависимости от обстоятельств, но тогда она поняла, что он хочет спросить: «С тобой все хорошо?»

Она подняла мизинец, чтобы сообщить: «Все хорошо». Струк кивнул и опустил голову. Рядом появилась голова Большой Матери. Ее морщинистый рот растянулся в улыбке, когда она увидела Дочь. Облегчение обвилось вокруг них, как луч солнца. Их затопило тепло. Дочь взглянула на тропу, высматривая следы, которые вели к реке. Она поняла, что зубриха-мать переступила через ее тело и вышла из канала. Как она ее не раздавила? Наверное, помог случай… или Крюк. Где же он? Лед еще не до конца отпустил реку. Следы копыт отпечатались в грязи и тянулись по льду, там, где он был достаточно толстым, чтобы удержать животное. И там было распростерто тело зубрихи. Зверь еще дергался, в боку зияла страшная рана. Дочь поняла, что зубриха больше не встанет. По льду растекалась широкая лужа крови. Поблизости наготове стоял Сын, подняв копье и не подходя слишком близко, но готовый вонзить его, как только потребуется. Должно быть, он атаковал зубриху сзади. Приближаться к умирающему зверю было опасно.

Подобно волку, Сын будет держаться поодаль, пока зверь не умрет. Дочь тщательно осматривала грязь. Где же Крюк? Он прыгнул между ней и взбешенным зубром. Дочь оглянулась на узкий конец лощины, окинула взглядом берег, но ей уже было все ясно. Тело Крюка лежало на земле. Должно быть, корова протащила его и ударила острым рогом, а потом затоптала острыми копытами, когда Сын напал на нее сзади. Дочь проверила, нет ли рядом других зверей, но все они, испуганные шумом, прятались в зарослях. Она подбежала к Крюку и опустилась на колени. Его пульс был слабым. Вокруг было слишком много крови. Крюк уже менялся. Его кожа выглядела как содранная шкура. В черепе не хватало кусочка кости, из отверстия выпирал зернистый мозг. Ноги торчали под странными углами. Только кривая рука казалась нетронутой. Увидев это, Дочь почувствовала укол боли. Это была единственная часть его тела, которую он был бы не прочь увидеть растоптанной.

Она подняла его тело и обняла обеими руками. Он и на ощупь делался все меньше и легче, как будто его путешествие на другую сторону земли уже началось. Она прижала его голову к груди и стала напевать, чтобы он чувствовал вибрацию ее тела. Осторожно встав, она понесла Крюка по тропинке на толстый лед. Большая Мать, должно быть, уже знала. Она ждала в печальном молчании, сидя на льду и подложив под свой широкий зад часть своей накидки. Струк и сын образовали круг, Дочь уложила Крюка посередине. Разбитая, кровоточащая голова покоилась на коленях старухи. Они напевали, качались и пытались наполнить Крюка теплом семьи. Тело не хочет чувствовать себя одиноким, когда приходит эта последняя перемена. Когда тело умирало, это часто было последней просьбой, выраженной жестом рук по направлению к сердцу: «Будь рядом». Связь с семьей – вот что было самым важным. И они по очереди держали Крюка. Все напевали и жужжали, чтобы дать ему понять, что он не один. И умирающая зубриха тоже почувствовала их вибрации. Вскоре гул успокоил ее. Так все они позволили переменам наступить.

Дочь все же вполуха слушала, что происходит вокруг. Она предпочла бы целиком отдаться печали, но время после убийства было опасным. Свежеубитое животное для плотоядных было гораздо ценнее, чем живое. Если бы другой зверь рискнул бросить вызов семье, то сейчас было самое подходящее время. Шум и движение предупредили бы всех существ в радиусе многих миль о том, что происходит в долине. Дочь услышала звук сзади и быстро обернулась. Что это? Блеяние.