Остров - Ширли Рейн

Но настроение у меня испортилось окончательно.

– 10 Удивительно, но когда я пришла домой, Вандер был уже там и как ни в чем не бывало уплетал за обе щеки. Мама, как водится, уже начала волноваться, куда это я пропала. Она нагрела воды, и я залезла в большую деревянную лохань, которую отец сделал специально для купания. Сидела там, пока вода почти совсем не остыла. Потом быстро вымыла волосы и вымылась сама. Пока я переодевалась во все чистое, мама что-то лепетала, показывая мне платье, обшитое кружевами, но я едва взглянула. Сказала, что устала, и легла.

На душе было ужасно скверно. Легче стало только после того, как я помолилась. Это всегда помогает. В конце концов, богу виднее, что для меня лучше. С тем я и уснула.

ГЛАВА 2. СТРАХ

– 1

Спала я на удивление крепко. Даже Кума меня не разбудила, не знаю уж, плакала она в эту ночь или нет. Однако проснулась я рано – так всегда бывает, когда на душе тревожно. Лежала и не думала ни о чем, в тупом, тяжелом оцепенении.

И тут, как назло, начались всякие мелкие неприятности.

Вдруг раздался сильный стук в стену комнаты, где спим мы с братьями. Раз, другой, третий. Мелькнула нелепая мысль, что это Антар, у которого что-то стряслось. Я вскочила и бросилась к окну. Никакого Антара и вообще никого там, конечно, не оказалось. По хмурому, затянутому тучами небу бежали рваные облака. Погода и впрямь испортилась – в точности, как обещал отец. Стучал ставень; его, наверно, плохо закрепили или же сорвал резкий, порывистый ветер, который с каждым мгновеньем становился все сильнее. Справившись со ставнем, я снова легла. Слава богу, никто, кроме меня, не проснулся. Неизвестно почему, мне припомнилось, как мы с Антаром вчера стояли на вершине скалы и по очереди смотрели в его необыкновенные "очки". И вот чудо: внезапно я вспомнила, как они на самом деле называются. В сознании всплыла фраза из какой-то книги: "Лейтенант Фернандес поднес к глазам бинокль". Ну конечно, бинокль! Удивительно, что это воспоминание пробудилось только сегодня; обычно память не подводит меня.

По-видимому, я снова задремала, потому что спустя некоторое время меня разбудили причитания мамы. Я вскочила в страхе, спросонья не сразу поняв, в чем дело. Оказывается, Фути, наш ручной крыс, очень удобно устроился на ночь прямо на моем разложенном в кресле нарядном платье и испачкал его.

Фути – крупный зверь, размером с ребенка лет трех, не меньше, да еще вдобавок он умудрился где-то вляпаться в липкую коричневую грязь. Следы от его длинных когтей и клочки бурой шерсти "украшали" всю нижнюю часть платья. Мама тут же кинулась застирывать пятна и отпарывать с подола кружева, которые оказались безнадежно испорчены.

А по мне, так можно было и не суетиться. Много ли Пауки смыслят в нашей нарядной одежде? Может, так и надо, чтобы спереди было грязное пятно? Вот такое у меня было настроение.

От вчерашнего маминого благодушия не осталось и следа. Она ужасно тряслась, ужасно волновалась и заставила меня полностью привести себя в порядок еще до завтрака, чтобы Королеве Мэй не пришлось ни секунды ждать, как только ей вздумается меня позвать. Еще мама уговаривала меня распустить волосы и повязать их синей лентой, но я заупрямилась и просто, как обычно, заплела косы. Какая разница, в конце концов?

Когда мы уселись за стол, выяснилось, что куда-то подевался Блай. Отец нахмурился, как небо за окном, и только было собрался послать за ним Вандера, как Блай влетел в комнату. Глаза у него были точно блюдца, рот открыт от удивления и испуга.

– Ты где шляешься, придурок? – рявкнул отец и даже замахнулся, точно собираясь влепить ему затрещину.

А ведь еще только вчера сам поучал Блая, что сердиться нехорошо. Хотя, конечно, отец только угрожает; не помню случая, чтобы он и в самом деле кого-нибудь ударил.

– Лесс! – мать умоляюще посмотрела на отца, а потом перевела взгляд вверх.

Королева Мэй глуха, как все Пауки, но она может уловить всплеск агрессии, и тогда у нас будут большие неприятности. Рука отца медленно опустилась.

– Там… Там… – заверещал Блай, тыча ручонкой в окно. – Там ковова!

– Что? Откуда здесь может взяться корова? – спросил отец, но все же встал и вышел во двор. Все остальные высыпали следом за ним, но, разумеется, ни во дворе, ни даже на улице никакой коровы не обнаружилось. Блай, однако, чуть не плача, упрямо стоял на своем.

– Я видел, видел! – кричал он. – Она такая… Чевная с белыми пятнами… И вога… – Он, как и вчера, приставил указательные пальцы к вискам и отвесил губу. – У-у, ствашная! – Малыш уткнулся в колени матери и заплакал, а Вандер покрутил пальцем у виска.

Отец широким шагом вернулся в дом и не сводил с нас тяжелого взгляда, пока мы усаживались на свои места.

Дальше, слава богу, все пошло как обычно. Вот только аппетит у меня отсутствовал начисто. Даже Пит, по-моему, съел сегодня больше моего. Я выпила лишь чашку кофе и с трудом запихнула в себе несколько кусочков сыра. Все молчали, мама то и дело боязливо поглядывала наверх, но Королева Мэй сигнала не подавала.

После завтрака я хотела помочь маме убрать со стола и вымыть посуду, но она боялась, что я снова испачкаю платье. Куму она не дала мне на руки по той же причине, просто положила ее на свою кровать и попросила, чтобы я приглядела. Я знала, что отец с Питом сегодня с утра собирались за недозрелыми кокосовыми орехами, потому что у нас заканчивалось масло для ламп, а его лучше всего получать из их сердцевины. Но, похоже, отец тоже сильно переживал за меня, хотя и не проявлял этого так открыто, как мама. Сидя рядом с Кумой, я видела в окно, как он придумывает себе то одно, то другое занятие во дворе, время от времени поглядывая в сторону дома. Я не сомневалась, что сегодня он никуда не уйдет, пока со мной все не разъяснится.

Припомнилось, как вчера Антар рассказывал про Инес и учил "отгораживаться" от Королевы Мэй, если она начнет ковыряться у меня в голове. Не знаю, почему, но сами собой в памяти всплыли строчки из моей любимой книги о девочке Алисе и ее необыкновенных приключениях. Эту книгу я читала столько раз, что теперь от первого до последнего слова знаю наизусть. Пришедшие на память строчки мало походили на считалку.

Я представила себе, что подумает Королева Мэй, если "услышит" их, и нервно рассмеялась. Я только благодаря картинке в книжке поняла, что Шалтай-Болтай – это яйцо, сама ни за что бы не догадалась; и тогда же до меня дошел подлинный смысл стихотворения. Королеве же оно наверняка должно было показаться полной чушью.

Шалтай-Болтай сидел на стене.Шалтай-Болтай свалился во сне.Вся королевская конница,Вся королевская ратьНе может Шалтая,Не может Болтая,Шалтая-Болтая,Болтая-Шалтая,Шалтая-Болтая собрать!

Да, эти строчки не слишком напоминали считалку, но свою задачу они выполнили, причем я не прикладывала к этому никаких усилий. Снова и снова они вертелись у меня в голове, пока я сидела у окна, присматривая за Кумой и прислушиваясь к каждому звуку.