Свет озера - Бернар Клавель

Время от времени раздавалось гулкое ржание, лошадь вздрагивала всем телом, звеня пряжками сбруи и подпругой. Но эти звуки не успокаивали душу. Вокруг не было ничего, кроме разгулявшейся зимы, очевидно копившей как раз для этой ночи все свои силы. В расселине ложбины она держала про запас всю свою злобу. Заманила путников в ловушку и теперь, когда они попали в плен ко мраку, ветру и снегу, готовилась раздавить, растоптать, а может быть, и задушить их своей ледяной яростью.

8

Лошади и люди совместными усилиями старались втащить повозки на голую возвышенную площадку, которая упиралась в стоявший позади лес. Худо ли, хорошо ли, подбивая под полозья колья, путники добрались до верха, повозки поставили под стеной огромных сосен, под защиту от снега и ветра. Но и лес, охваченный безумием, выл, бесчинствовал, и Бизонтен по многим признакам понял, что страх намертво вцепился в людей. Страх, несомненно, воспользуется кошмаром этой ночи, чтобы окончательно истерзать души и ожесточить тех, кто уже начинал жалеть об отъезде.

Подмастерье подошел к повозке жителей Лявьейлуа со словами:

— Как говорит пословица, чем больше сумасшедших, тем больше смеха, но я-то, я говорю, чем больше замерзших людей, тем теплее им вместе.

И они все вместе зарылись в солому, Мари между своими ребятишками и братом, Бизонтен привалился к дощатой стенке повозки, чтобы хоть немножко прикрыть собой детей от порывов ветра. Здесь повозку не так сотрясало, как на пути сюда, когда ветер бил с размаху, но все равно казалось, будто сам лес вот-вот вырвется из земли и двинется на них, сметая все на своем пути.

Пьер и малыши тут же заснули, сморенные, очевидно, усталостью, но Бизонтен тревожно вслушивался в ночь. Должно быть, Мари тоже не спала. Он слышал, как она, вздыхая, поворачивается на своем соломенном ложе с боку на бок. Ему захотелось поболтать с ней, успокоить ее, но он побоялся разбудить спящих.

Вскоре глас леса на время стих. Бизонтен напряг слух, удерживая дыхание, инстинкт подсказывал ему, что затишье после бури таит новую опасность. Он даже на миг подумал, уж не откатилась ли повозка от леса. Он было поднялся, но вдруг его осенило: это же толстый слой снега на парусине приглушал все звуки. На душе стало спокойнее, и он улыбнулся — подумать только, так оплошать. «Слишком уж ты большой выдумщик, Бизонтен, — пробормотал он про себя. — Ты уже решил, будто нас на всех парусах несет».

С этой мыслью он и заснул и проснулся в ту самую минуту, когда утренний свет робко просочился откуда-то сверху, там, где дужка. «Здрасьте пожалуйста, — подумал он. — Значит, все-таки и тут до нас снег добрался. Ну и сволочь! Ну и история! Могло бы двумя днями позже такое случиться!»

Он уж совсем приготовился выбраться из-под соломы, когда услышал, что Мари шевельнулась. Только этот негромкий шорох и свидетельствовал о том, что кругом стоит мертвая тишина.

Бизонтен увидел какую-то тень у парусины. Не двигаясь с места, он сказал:

— Не открывайте, а то внутрь насыплется.

— Вы уже не спите, — протянула Мари.

— Только что проснулся… Ветром мне всю шею наломало.

— Да-да, но при таком снегопаде что же с нами со всеми будет?

Голос ее, боязливо звучащий, пресекся, и Бизонтен решил, что сейчас самая пора подбодрить Мари. Он рассмеялся:

— Что ж, будем ждать весны. А в этих проклятущих краях она раньше месяца мая не изволит появиться. Сами видите, не с чего вам так спешить.

— Боже мой, — прошептала Мари. — Боже ты мой!

Бизонтен медленно вытащил из-под толстого слоя соломы ноги, они у него ныли. Острая боль дошла до поясницы. Двигаться он старался как можно осторожнее, чтобы не разбудить ребятишек. Протянув руку, в темноте коснулся спины Мари, и та вздрогнула от неожиданности. Он снова захохотал:

— Слава богу, да это же ваша спина! То-то я подумал, что парусина так промерзнуть не может.

Длинная его рука скользнула по ее лопатке и сжала ей локоть.

— Добрый день, — сказал он.

— Добрый день, — шепнула в ответ Мари.

— Хорошо спали?

— Да.

— Вы, вижу, такая же мастерица лгать, как я шутки шутить. Я заснул поздно и знаю, что вы не спали.

— Как же вы можете это знать?

— Вот и знаю! У меня в запасе множество тайн. Ночью, к примеру, я вижу точно так же, как днем, и все сразу разгадываю.

Он снова взял ее за руку. Она улыбнулась.

— Если вы так хорошо в темноте видите, почему же тогда вы приняли мою лопатку за парусину.

На сей раз не выдержал Бизонтен, расхохотался обычным своим смехом, похожим на птичий клекот, и разбудил Пьера.

— Ловко вы меня отбрили! Сдаюсь!

— Почему это ты сдаешься? — сонно спросил Пьер.

— Потому что снег одолел, черт бы его побрал! И тебя тоже. Навалило небось футов семь, не меньше, сам увидишь, что теперь получится!

— Да ты совсем с ума спятил! — бросил Пьер, подымаясь со своего ложа. — Семь футов за одну ночь.

— Да ты сам посмотри.

Бизонтен отодвинул верх полотнища, не развязывая веревок, и его собеседники могли убедиться, что слой снега не доходит всего футов двух до дужки.

— Ну и чертовщина, — присвистнул Пьер, — да это же прямо наваждение какое-то!

— А при таком ветре сзади еще больше намело.

Эти слова подмастерье произнес веселым тоном.

— Значит, мы пропали, — тоскливо проговорила Мари. — Зачем мы не остались в Лявьейлуа.

— Да замолчи ты, наконец, — прервал ее сетования Пьер. — Уж там бы ты в живых не осталась.

— А здесь, что здесь-то с нами будет?

Бизонтен крепко сжал ее руки:

— Не бойтесь ничего, границу мы перейдем. Еще два-три денька — и перейдем.

Потом нагнулся к Пьеру:

— Бери лопаты. Будем пробиваться.

Он осторожно отодвинул край парусины, а Пьер стряхнул с нее снег. Когда им удалось выглянуть наружу и осмотреться, оба с облегчением вздохнули — оказывается, снежный покров был не везде одинаково высок. Вихрем намело огромные сугробы. Однако в общем-то снег достигал футов трех, не больше.

Небо по-прежнему хмурилось, этот темно-серый свод сулил новый снегопад и новые порывы ветра, хотя он и сейчас дул, но не с такой бешеной силой, как вчера.

Из соседних повозок тоже вылезали люди. Расчищали снег. Дылда Сора, бросив действовать лопатой, злобно взглянул на Бизонтена.

— Пропали мы. Вот-то волкам раздолье будет.

— Ничуть не бывало, — спокойно возразил подмастерье, — волки на зиму никогда в горах не остаются. Только сумасшедшие могут сюда в такое время забраться! А волки-то, они не сумасшедшие!

— Тебе все смешно, — огрызнулся Сора. — Сумасшедший — это как раз ты и есть. Кому в башку пришла мысль полозья приделать? Тебе. Это ты твердил — подальше, мол, нужно держаться от дороги. А сейчас доигрались!

— Почему это ты воображаешь, что на дорогах снега нету?

— Ослиная твоя башка, — завопил Сора, — если бы тебя не слушались, не ждали бы мы, когда зима придет, и раньше снялись бы с места.

— Больно ты умен! Тебя уж давным бы давно солдаты отправили прямо в ад!

Сора не спускал с Бизонтена мрачного взгляда, и это означало, что на него накатывала злость, поэтому подмастерье обрадовался, увидев подходящего к ним кузнеца, вооруженного дубинкой. К этому еще крепкому старику, хотя и коротконогому, зато широкому в плечах, длинноногий и узкоплечий Бизонтен испытывал глубокое доверие. Подошел также и Бертье, а остальные продолжали расчищать снег, но подмастерье почуял, что они колеблются, не зная, чью сторону принять. Быть может, они ждут минуты, чтобы выступить на стороне сильнейшего. Толстяк Мане с лопатой в руке, с трудом выдирая ноги из снега, тоже добрался сюда и еще издали крикнул:

— Сора прав, эти два мерзавца такое нам устроили, что самое время их вздернуть!

— Заткнись, — бросил кузнец, — ты уже с утра набрался.

Мане поравнялся с повозкой эшевена, который с помощью племянницы выбирался наружу. Повисло тягостное молчание, только в верхушках сосен плакался ветер. На узеньком пятачке, который успели расчистить от снега, завязалась битва, безмолвная битва человеческих взглядов. Бизонтен не спускал глаз с Сора, эшевен с Мане. Битва эта, длившаяся всего несколько мгновений, тяжело далась Бизонтену, он почувствовал, как по лбу его стекают крупные капли пота. Первым нарушил молчание эшевен, он спокойно произнес:

— Значит, вы считаете, что у нас еще мало несчастья!

Раздались одобрительные возгласы, и Мане, верно, понял, что союзником ему будет один только Сора, очевидно потому, что ему стыдно уступить этому старику. Он издал хриплый крик. И, вскинув лопату, словно пикой ткнул старика под ложечку. У эшевена подкосились ноги, он согнулся вдвое и повалился в снег, а Бизонтен прыгнул вперед. Другие бросились за ним, схватили толстяка, лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, налились кровью.