Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство - Кай-Ове Кесслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покровительство состоятельных людей позволило ему впоследствии купить маленький дом в сельской местности, где он мог хотя бы время от времени укрываться от городского шума. Его эпиграмма позволяет представить себе, от чего он бежал:
Зачем, ты хочешь знать, в сухой Номент часто
На дачу я спешу под скромный кров Ларов?
Да ни подумать, Спарс, ни отдохнуть места
Для бедных в Риме нет: кричит всегда утром
Учитель школьный там, а ввечеру – пекарь;
Там день-деньской все молотком стучит медник…
Не смолкнет ни жрецов Беллоны крик дикий,
Ни морехода с перевязанным телом,
Ни иудея, что уж с детства стал клянчить,
Ни спичек продавца с больным глазом…
Тебе же, Спарс, совсем и невдомек это,
Когда ты нежишься в Петильевом царстве…
А нас толпы прохожих смех всегда будит,
И в изголовье Рим стоит. И вот с горя
В изнеможенье я на дачу спать езжу…
(XII, 57)[29]
Негодование поэта вызывала в числе прочего расположенная по соседству начальная школа. В таких небольших частных заведениях учителя (litteratores или grammatici) за скудное вознаграждение преподавали детям письмо, чтение и счет. Помещения были обычно открытые, от улицы их отделяла только тонкая занавеска. Декламация хором, удары палок, крики учителя – все эти звуки беспрепятственно проникали наружу и вливались в общий гвалт.
Две эпиграммы Марциала целиком посвящены школам. В первой он предлагает некоему учителю деньги, сколько тот получает за свой многошумный урок, чтобы на сей раз помолчал. А в другой рекомендует ему немедленно, в июле, отпустить детей на каникулы – и лучше сразу до октября. «Ночи молчанья петух хохлатый еще не нарушил, как раздаются уже брань и побои твои», – жалуется невыспавшийся поэт.
Часть хоть ночи проспать нам дай, – умоляют соседи…
Учеников распусти! Не желаешь ли с нас, пустомеля,
Сколько за ругань берешь, ты за молчание взять?
(IX, 68, 9–12)[30]
Почти болезненно восприимчив к шуму был Луций Анней Сенека (ок. 4 до н. э. – 65 н. э.). Искренний приверженец философии стоицизма, он терял стоическое спокойствие, если дело касалось шума. В Байях, курортном местечке на берегу Неаполитанского залива, ему приходилось жить над термами, всегда полными посетителей. В одном из писем своему другу Луцилию он жалуется на беспрестанный шум многолюдной купальни. В ней, мол, поднимается такой гвалт, что невозможно собраться с мыслями. Особенно досаждали ему массажисты, игроки в мяч и фитнес-фрики (такие были и в древности). «Когда силачи упражняются, выбрасывая вверх отягощенные свинцом руки, когда они трудятся или делают вид, будто трудятся, я слышу их стоны; когда они задержат дыханье, выдохи их пронзительны, как свист; попадется бездельник, довольный самым простым умащением, – я слышу удары ладоней по спине, и звук меняется смотря по тому, бьют ли плашмя или полой ладонью. А если появятся игроки в мяч и начнут считать броски, – тут уж все кончено» (56, 1)[24][31].
Выщипывание волос особенно нервировало нашего героя. Эпиляцию делали не только женщины, но и мужчины, как свидетельствует поэт Овидий в своем «Искусстве любви». С помощью воска и пинцета древние бьюти-мастера удаляли волосы с ног и подмышек. Эта косметическая процедура явно не предназначалась для чувствительного слуха: «Вспомни про выщипывателя волос, который, чтобы его заметили, извлекает из гортани особенно пронзительный визг и умолкает, только когда выщипывает кому-нибудь подмышки, заставляя другого кричать за себя» (56, 2).
Крики, плеск воды, когда в нее прыгает купальщик, голоса торговцев: нервы Сенеки на пределе. «К тому же есть еще и пирожники, и колбасники, и торговцы сладостями и всякими кушаньями, каждый на свой лад выкликающие товар. – Излив душу, он спокойно и грустно заканчивает: – Ты железный человек! Ты, видно, глух, если сохраняешь стойкость духа среди всех этих разноголосых нестройных криков» (56, 3)[32].
Трибуны ораторов: распространение новостей
Приятно звучащий голос – это дар и подспорье. Если человек заикается или голос его звучит плохо, и даже самое лучшее образование ему не поможет. Когда Марк Туллий Цицерон (106–43 до н. э.), пожалуй известнейший римский оратор, публиковал свои трактаты «Об ораторском искусстве», он точно знал, в чем заключается это искусство. Для него важны «чистота и ясность языка» и «чистота речи», говорит герой трактатов, учитель Красс[25][33]. Чрезмерно мягкая, женственная манера речи столь же неуместна, как подчеркнуто «мужицкая». Однако главная задача всех античных риторов и ораторов, от Демосфена до Катона, заключалась в том, чтобы их вообще услышали – без микрофонов, мегафонов и громкоговорителей.
В распоряжении древних ораторов был только собственный голос и акустические особенности места, и это все. В качестве усилителей звука выступали площади и здания, такие как агора в Греции, римские театры или форумы столичных городов. Так что государственные мужи (например, Перикл) во время своих выступлений могли рассчитывать на то, что их будет слышно. Римский полководец и оратор эпохи республики Марк Порций Катон (234–149 до н. э.) якобы заканчивал каждое свое выступление фразой «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» («А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен»). Он повторял это так часто, что в конце концов его слова дошли до всех без исключения.
Тем не менее массовая коммуникация существовала и была массовой в прямом смысле слова. Тысячи человек собирались вместе, чтобы узнать последние новости. Они должны были оказаться в одном месте, чтобы получить информацию из первых уст. Римляне и греки (как и египтяне, и шумеры) делали ставку на природные или искусственно созданные резонаторы в местах сбора. Лишь в этом случае присутствующие могли услышать, что говорит сенатор, полководец или император, – точнее, лишь часть присутствующих и лишь при условии, что остальные в этот момент будут соблюдать хотя бы относительную тишину. Пророки христианства впоследствии взяли на вооружение приемы своих угнетателей-римлян. Павел Тарсийский проповедовал, полагаясь лишь на свой голос. А Иисус совершенно не случайно выбрал местом своей Нагорной проповеди возвышенность на Северном берегу
