Дни и ночи «Элизиума» - Мици Сцерето Валентайн

Незаметно для Франсуазы ее собственный клитор превратился в твердый мясистый стержень, а ее бедра инстинктивно разомкнулись, открыв взгляду молчаливого наблюдателя нежно-розовую щель ее влагалища. К сожалению, он неправильно истолковал этот знак, восприняв его как приглашение. Не желая разочаровывать столь обворожительное существо — ибо всегда был радушным и гостеприимным хозяином, — он вставил средний палец внутрь влажной щели, подушечкой большого пальца стимулируя маленькую ягодку под колпачком лобка. Тело Франсуазы тут же напряглось — увлеченная в водоворот страсти, она совершенно забыла, что в комнате находится муж Виржинии. Хотя девушка предпочла бы, чтобы он не трогал ее, она все же рассудила, что он вполне безобиден и не сделает большего, и решила не отвлекаться, ибо не хотела разочаровывать Виржинию, прекратив ласки, когда женщина уже была близка к кульминации. Поэтому она представила, что гладящие ее пальцы принадлежат одной очаровательной модели, с которой она недавно познакомилась в бутике «Шанель», что оказалось не трудно, поскольку она не могла видеть ничего, кроме сочных гениталий Виржинии, в том числе и сияющей пунцовой головки возбужденного пениса, зажатого в ладони мужчины.

Однако фантазия эта вскоре развеялась — Франсуаза почувствовала, как сильные руки разомкнули ее колени, и что-то большое и твердое грубо втиснулось в девственную щель ее влагалища. Когда она попыталась закричать, сверху на ее лицо тяжело опустилась вульва Виржинии, заглушая сдавленные стоны, пока стальной стержень кинжалом вспарывал ее нежную плоть. Преодолев первоначальную реакцию, Франсуаза еще острее ощутила во рту привкус гениталий возлюбленной и, вновь почувствовав себя на вершине блаженства, перестала сопротивляться и продолжала лизать и сосать мускусные женские прелести, пока тело Виржинии не сотрясла дрожь мощного оргазма.

Муж модели рьяно орудовал пенисом в распечатанном проходе Франсуазы, раздвигая и приподнимая вверх ее колени, словно намереваясь проникнуть до самых глубин ее естества. Его жена наклонилась вперед, руками опираясь о кровать и бедрами продолжая сжимать голову девушки. Когда она сменила позу, ее гениталии открылись мужчине под другим, более соблазнительным углом, и тот смог по достоинству оценить природное дарование Франсуазы, творившее чудеса с эластичными шелковистыми тканями персикового клитора его жены. Возможно, ему было чему поучиться у этой талантливой маленькой мадемуазель, поэтому он поднял ее хрупкие бедра еще выше и развел их в стороны до упора, не замедляя ритма своих движений, а затем опустился торсом на нежные груди девушки, так что его лицо оказалось на уровне ягодиц Виржинии. Положив руки на упругие холмики, он раздвинул их, чтобы удобнее было совершать оральные ласки. И, похоже, все складывалось удачно, ибо, несмотря на начальное сопротивление девушки, ее усердие не уменьшилось ни на йоту. Напротив, возбуждение ее усилилось, поскольку узкий проход, теперь вмещающий его пенис, стал еще влажнее и жарче, — как и у Виржинии. Ему было приятно видеть, как его любимая жена получает удовольствие. Маслянистые капельки, сочащиеся из ее щели, были заслуженной наградой мастерству ее очаровательной подруги, и он с умилением смотрел, как подвижный язычок Франсуазы скользил по шелковой глади, собирая плоды своего труда.

Коричневый бутон ануса Виржинии дрогнул меж раскрытых ягодиц. Не в силах устоять перед соблазном, мужчина начал алчно лизать анус жены; небо его сладко замирало от его острого привкуса — привкуса, становившегося еще пикантнее от смешения с ароматами медовых жидкостей, выделяющихся из влагалища. Виржиния с готовностью подставляла ягодицы мужу, поощряя его; ее громкие прерывистые стоны неслись из открытого окна, достигая слуха прохожих на тротуаре. Один джентльмен остановился, прислушиваясь к происходящему у него над головой. Его дремлющий пенис сразу же насторожился в тесноте зауженных брюк. Воображение живо рисовало ему самые сладостные сцены, о которых только мог мечтать мужчина… Тем вечером жена и дети ждали главу семейства дольше обычного, ибо растревоженная плоть неумолимо требовала удовлетворения, и ему пришлось усмирить ее, извергнув обильное семя в покорный рот дамы легкого поведения.

Оральные ласки, обращенные сразу к двум интимным отверстиям, были нелегким испытанием для самообладания Виржинии, и она, не в силах более оттягивать наступление развязки, вторично содрогнулась под накатившей волной оргазма, наградив Франсуазу новой порцией сладкого коктейля, который единственно мог удовлетворить ее жажду. Почти одновременно муж Виржинии накормил жидкими возлияниями менее голодное отверстие француженки, для усиления ощущений утопив свой язык в плюшевом водовороте пульсирующего ануса жены.

Если бы муж женщины пожелал ласкать ее языком, Франсуаза, скорее всего, не возражала бы. Душистые соки Виржинии стоили любой цены — даже вида мужской головы меж дрожащими бедрами. Но мужчина изнасиловал ее, причем сделал это в очевидном сговоре с женой, что более всего угнетало Франсуазу. Да, он был красив, как Аполлон. Но это не имело ровно никакого значения — она была подло предана, обманута в самых искренних своих чувствах. Ведь она почти уверовала в то, что Виржиния любит ее!

С губами, благоухающими ароматами Виржинии, в трусиках, мокрых от семени ее мужа, подавленная и разочарованная, — лишенная всяких надежд и иллюзий, Франсуаза ехала домой в метро. У нее едва хватило мелочи, чтобы оплатить проезд. В своей наивности она полагала, что проведет ночь в роскошных апартаментах модели, а утром поедет на работу на ее красном спортивном автомобиле. Слезы гнева и отчаяния катились по пылающим щекам, пока она перебирала в памяти подробности злополучного вечера, томясь от мягкой пульсации растревоженного клитора. Франсуазе вдруг бросились в глаза бедность и неухоженность других пассажиров, и в один миг развеялся парижский шарм ее крошечной квартирки, которая прежде казалась ей уютным гнездышком, а теперь производила впечатление обшарпанной лачуги. Промозглая серость старинного квартала, где она жила, повергла ее в еще более глубокое отчаяние, едва она вырвалась из душного подземелья метрополитена.

Этот случай стал переломным моментом в биографии Франсуазы. В ее жизни больше не будет Виржинии. Сколь бы красивыми и соблазнительными они ни были. Она поклялась себе больше никогда не влюбляться. Отныне она будет использовать женщин, как они всегда использовали ее.

Когда вкус и запах Виржинии наконец стали выветриваться из памяти, Франсуаза отправилась к месту новой работы, в санаторий «Элизиум», не оглядываясь в прошлое. Однако перед отъездом она решила сделать что-нибудь, чтобы изменить себя, что стало бы ее отличительной чертой, подчеркивающей ее превосходство над каждой женщиной, которая встретится на ее пути. Миловидная и привлекательная, Франсуаза тем не менее знала, что никогда не сможет составить конкуренцию обворожительным длинноногим красоткам вроде Виржинии и других ее знакомых моделей. Поэтому однажды утром, не имея ни малейшего представления, что ищет, Франсуаза вдруг обнаружила, что блуждает по улочкам арабского квартала. С тех пор как она уволилась с прежнего места работы, жизнь ее стала пустой и никчемной. И все же ее несчастливая судьба казалась ей предпочтительнее унижения от возвращения в салон и встречи с Виржинией или — что еще хуже — с ее мужем.

Завернув за угол дома, как две капли воды похожего на предыдущий, она вдруг заметила небольшой салон красоты. Хотя вывеска была на арабском языке, ее потянуло зайти в это заведение. По крайней мере, она была уверена, что не встретит здесь никого из знакомых. Ни одна из девиц, блистающих на парижских подиумах, никогда не допустила бы, чтобы ее застали в подобной арабской лавчонке.

Едва открыв дверь, Франсуаза сразу же поняла, что нашла то, что искала. Теперь все казалось до того очевидным, что было странно, как она до сих пор этого не сознавала. Возможно, за это следовало благодарить Виржинию с ее ледяным сердцем и похотливым клитором. Если бы не их знакомство, эта идея, наверное, никогда бы не пришла ей в голову. Франсуазе не верилось, что судьба сама привела ее туда, где ей могли предоставить столь уникальную услугу.

Чернявая согбенная старуха провела ее в глубь лавки, где Франсуаза довольно долго терпеливо сидела на обшарпанном краю стола. Владельцы салона красоты в каком-нибудь элитном квартале обнесли бы это место перегородкой, но, видимо, хозяева заведения предпочитали функциональность эстетике. Несмотря на скудную обстановку, все выглядело чисто и гигиенично. Однако Франсуаза испытала укол сомнения, поскольку единственным, что отделяло ее от торгового прилавка, была прозрачная японская ширма, которая едва скрывала ее от глаз любопытных покупателей.