Личностный потенциал. Структура и диагностика - Коллектив авторов

Черты – как и способности, и состояния – это переменные, связанные с довольно поверхностным уровнем психики человека и животных. Классическая дифференциально-психометрическая психодиагностика измеряла принципиально те же характеристики человека, которые мы обнаруживаем и у животных, конечно в более дифференцированном и разнообразном варианте. Сложнее отнести это к проективной психодиагностике, которая обнаружила такие мишени, как процессы психодинамики, конфликты и защиты. Трудно всерьез обсуждать, имеются ли они только у человека или нет. Однако и в том, и в другом случае можно утверждать, что мишенями классической психодиагностики служат психологические механизмы, которые работают сами и которые мы, как правило, не контролируем. Дж. Бьюджентал ( Bugental , 1991) уподобил их «пленкам», на которые записывается наш опыт и которые, включаясь, точно воспроизводят записанное. Это существенная часть нашего психологического оснащения, и их диагностика может дать много информации о человеке.

Вместе с тем в последние десятилетия мишенями психодиагностики постепенно становятся и более сложные психологические образования. Одни из них соответствуют формально-математическому определению черт личности, но не сводятся к «пленкам», механически воспроизводящим одну и ту же устойчивую особенность поведения. Другие имеют принципиально иную природу и способы функционирования. Один из авторов попытался систематизировать и описать эти новые мишени неклассической психодиагностики ( Леонтьев , 2010 а ). Признание реальности внутреннего мира личности влечет за собой необходимость изучения содержаний и отношений ; признание системной организации жизнедеятельности влечет за собой необходимость изучения атрибутивных схем и принципов структурной организации систем личности, наконец, признание рефлексии, самодетерминации и выбора влечет за собой необходимость изучения стратегий, межуровневых регуляторов и механизмов самотрансценденции и надситуативности . Эти мишени предполагают разработку более сложной стратегии тестирования, чем традиционная психометрика, поскольку соответствующие индивидуальные различия несводимы к легко измеряемым количественным показателям и имеют качественную, уровнево-типологическую и системную природу.

По сути дела, эти новые виды переменных отражают то, что помогает человеку не столько быть равным самому себе, сколько гибко реагировать на ситуацию, жить в непрерывно изменяющемся мире. «Изменяющаяся личность в изменяющемся мире» ( Асмолов , 1990) должна обладать гибкими механизмами саморегуляции и самоорганизации, которые позволяют ей, оставаясь в главном стабильной, сохранять потенциал большой гибкости и реагирования на то, что с ней происходит, которая способна не только адаптировать себя к изменяющимся обстоятельствам, но и изменяющиеся обстоятельства к себе и к своим собственным ценностно-смысловым ориентациям.

Большая часть переменных, являющихся ключевыми для понимания природы личностного потенциала как потенциала саморегуляции, относится к двум группам мишеней неклассической психодиагностики: атрибутивным схемам и стратегиям.

Первой из ряда переменных, которые мы относим к разновидностям атрибутивных схем, стал локус контроля над подкреплением ( Rotter , 1966). Эта переменная как мишень диагностики представляет собой убеждение в существовании большей или меньшей (или никакой) связи между индивидуальными действиями и усилиями и их результатом. Родилось это понятие в контексте необихевиоризма и идеи подкрепления, как видно уже из полного названия этой переменной, но очень быстро за рамки этого контекста вышло, положив начало выделению целого ряда мишеней исследования и диагностики, являвшихся, по сути, значимыми связями в структуре регуляции деятельности. В их числе выученная беспомощность – отсутствие связи между усилиями и результатом ( Seligman , 1975); самоэффективность – мера связи между наличными средствами и целью ( Bandura , 1997); каузальные ориентации – меры связи действия с его возможными причинами ( Deci, Ryan , 1985 a,b ), и др. Обнаружилось, что люди могут по-разному конструировать связи между собственными действиями, их причинами и последствиями, и характер этих конструируемых связей оказывает огромное влияние на мотивацию и регуляцию жизнедеятельности.

Природа атрибутивных схем лучше всего иллюстрируется на примере такой переменной, как оптимизм. Сейчас получили распространение две основных теории оптимизма/пессимизма. Одна из них характеризует оптимизм/пессимизм как обобщенное ожидание будущего, которое может быть более радужным или, напротив, мрачным (Ч. Карвер, М. Шейер). Другая теория (М. Селигман) рассматривает оптимизм/пессимизм как устойчивую схему атрибуции, понимания в одном случае позитивных событий как закономерных, а негативных как случайных, в другом случае наоборот. Оптимисты считают, что плохие события случайны и неустойчивы, а хорошие неслучайны и закономерны и стабильны и детерминированы. Пессимисты же считают, что хорошие события случайны, а плохие закономерны. От такого рода субъективной интерпретации радикальным образом зависит вся саморегуляция жизнедеятельности ( Гордеева, Осин, Шевяхова , 2009; см. также настоящее издание, с. 131–177).

Атрибутивные схемы складываются прижизненно под влиянием событий, с которыми мы сталкиваемся. Система представлений о том, как именно устроен мир, что от чего зависит, что с чем связано, – это та ориентировочная основа, от которой во многом зависит, как мы будем действовать, какие будем принимать решения, с какой энергией побуждения будем преследовать те или иные цели. Если мы верим, что эти действия приведут к какому-то результату, то будем очень энергично стараться этого результата достичь. Если мы не верим, что эти действия приведут к какому-то результату, то какая бы сильная мотивация у нас ни была, она не породит интенсивных усилий – смысла нет. Вместе с тем было бы неточно называть эти представления когнитивными, как нередко делают. Ведь к когнитивной сфере относится все то, что связано с «опознанием инвариант внешнего окружения» ( Royce, Powell , 1983), отображением некоторой иной объективно существующей (или полагаемой нами как существующая) реальности. Там же, где же речь идет о конструировании самодостаточного образа, который не может быть протестирован на степень соответствия некоторому более объективному критерию, разделение на когнитивные и аффективные процессы и элементы невозможно. Это в полной мере относится и к атрибутивным схемам: они не могут быть истинными или ложными, поскольку любая атрибутивная схема порождает поведенческие последствия, подтверждающие эту схему по механизму «самоосуществляющегося пророчества». Поэтому они, как и многое другое, не вписываются в дихотомию «когниция – эмоция», являя собой «единство аффекта и интеллекта» ( Выготский , 1996). Из числа составляющих личностного потенциала, рассмотренных в предшествовавших главах, к категории атрибутивных схем относятся автономная каузальность (см. настоящее издание, с. 210–240), оптимизм (с. 131–177) и самоэффективность (с. 241–266).

Еще одну категорию мишеней диагностики представляют собой стратегии  – особая разновидность устойчивых личностных диспозиций. Представление о стратегиях возникает, когда мы рассматриваем человека не просто как механическое устройство, в которое заложены определенные механизмы реагирования, а как более сложное устройство, обладающее сознанием и возможностью выбора, возможностью относиться к самому себе, к своим действиям, к своему поведению, к своим реакциям и по-разному строить свои действия. Стратегии, подобно чертам личности, являются устойчивыми и, строго говоря, подпадают под эту категорию. Однако, в отличие от подавляющего большинства черт, попавших в фокус внимания психологов, стратегии являются устойчивыми способами поведения, более или менее осознанно выбранными при наличии альтернативы, и подвержены целенаправленным изменениям; это не самопроизвольно функционирующие на автопилоте «пленки», а стабильные ориентиры для «ручного» управления собственной произвольной активностью. Выбирая стратегию, субъект выбирает способ обращения с внешними ситуациями и внутренними переживаниями. Стратегии не всегда осознаются нами актуально, но всегда могут быть осознаны и являются всегда объектом нашего выбора, даже если мы делаем этот выбор, не заметив, что его сделали. Стратегии – это всегда некоторая устойчивая направленность нашего поведения, которая, однако, может быть в данной ситуации и иной. Примерами стратегий выступают такие описанные в предшествовавших главах составляющие личностного потенциала, как контроль за действием (см. настоящее издание, с. 330–359), жизнестойкость (см. Леонтьев, Рассказова , 2006; настоящее издание, с. 178–209) и толерантность к неопределенности (с. 300–349). Принято относить к стратегиям и индивидуальные механизмы совладания с трудными ситуациями (с. 267–299); мы считаем это спорным, однако более подробное обсуждение этого вопроса выходит за рамки данной главы.