Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы - Юрий Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Власти пытались запретить показ новой картины Фужерона в Осеннем салоне. Но возмущение полицейской расправой с рабочим–коммунистом все еще было необычайно сильно в Париже, и администрация в конечном счете дала скрепя сердце свое разрешение. У картины всегда толпились люди. Вспыхивали жаркие споры. Одни хвалили картину, другие злобно ругали ее. Но никого Фужерон не оставил безразличным: ни врагов, ни тем более друзей, ни даже людей аполитичных — его картина была актом политической борьбы и воспринималась именно так.
Вскоре после этого Андре Фужерон по приглашению профсоюза горпяков Северной Франции уехал работать на шахты. Он поселился в городке Лене, организовал там «Народный дом» и необычайно много рисовал и писал с натуры. Шахтерский мир захватил и увлек его. И когда он вернулся наконец в Париж, его мастерская обогатилась десятками первоклассных работ. В галерее Бернгейма–младшего, где обычно устраиваются выставки признанных мастеров современного искусства, состоялся широкий показ этих работ — там было представлено сорок картин, этюдов и рисунков под общим названием «Страна шахт». Подзаголовок выставки гласил: «Вклад в разработку нового французского реализма». И справедливость требует подчеркнуть, что это действительно значительный вклад.
Мне запомнились многие картины, показанные Фуже- роном в галерее Бернгейма–младшего. В отличие от броской, вызывающей, полемически заостренной картины «Честь и слава Андре Улье» это были на первый взгляд спокойные, отражающие повседневную жизнь будничные работы. Шахтеры идут на работу. Пенсионер, отдавший
труду под землей всю жизнь, греется у старенькой печурки. Женщины стирают белье. Пейзажи: белесое северное небо, аспидные конусы терриконов, унылые, вытянутые в линию ряды похожих друг на друга, словно близнецы, хижин горняков. Но зритель чувствует: где‑то там, внутри этого, внешне такого спокойного, мира таится огромная взрывчатая сила — она уя? е дала о себе знать в годы сопротивления фашизму и тревожной осенью 1948 года, когда длительная шахтерская забастовка достигла такого накала, что испуганный министр внутренних дел Жюль Мок послал против горняков танковые войска, и она еще не раз заявит о себе.
Художнику удалось, не форсируя свой творческий голос, не прибегая к красочным гиперболам, изображая как будто'бы лишь то, что лежит на поверхности, раскрыть глубокий внутренний мир достойных и храбрых людей «страны шахт». Познакомившись с этими картинами, показывающими мрачную повседневную жизнь шахтеров и, главное, их мужественные лица, одухотворенные стремлением не примиряться с нею, а бороться за лучшую долю, зритель уходил с выставки, погруженный в глубокие раздумья. И вдруг у выхода он останавливался как вкопанный перед двумя полотнами такого же публицистического звучания, как «Честь и слава Андре Улье». Это были великолепно исполненный этюд «Мертвый шахтер» и картина «Они вершат суд»: за столом трое мужчин и одна женщина, изувеченные на подземных работах, — безрукие, израненные, с протезами и без протезов, они сурово глядят вам прямо в глаза, напоминая о том, что рано или поздно рабочий класс Франции свершит свой суд над теми, кто обездолил его, отнял у его сыновей жизнь и здоровье…
Выставка картин Фужерона имела большой творческий и политический успех. Она была показана не только в Париже, но и в провинции — в Марселе, Дуэ и других городах. Три картины из серии «Страна шахт» демонстрировались в Турине на франко–итальянской выставке «Художники современности». И наконец, в этом же году Фужерона приглашают принять участие в Парижской выставке «Художники — свидетели своего времени». Это приглашение как бы знаменует собой общественное признание художника, твердо и окончательно решившего посвятить свой талант творческому служению народу. Ра
ботники изобразительного искусства, объединившиеся под лозунгом «Художники — свидетели своего времени», ведут во Франции огромную и, я бы сказал, жизненно важную для искусства работу: они ежегодно устраивают тематическую выставку, посвященную нашему времени и его проблемам. На этих выставках перекрещиваются пути художников различного стиля, разной творческой манеры — они очень не похожи друг на друга, но каждый из них по–своему реалист, ибо невозможно быть свидетелем своего времени, отказавшись от взаимопонимания со зрителем. Отныне Фужерон, как он заявил на днях, будет постоянным участником этого творческого содружества.
Андре продолжает свой творческий поиск. От выставки к выставке, от картины к картине, он в чем‑то меняет свой почерк; этот художник никогда не повторяется. И все же главное направление его целеустремленного поиска остается неизменным — он добивается все большей творческой ясности и выразительности, ему важно, чтобы все написанное им было попятно и близко народу. И еще: Андре постоянно ищет и находит самые острые темы и сюжеты, близкие сердцу коммуниста. Его влекут сейчас темы борьбы вьетнамского народа, темы борьбы алжирцев за свою независимость. Он снова и снова возвращается к теме о движении Сопротивления. Он по–прежнему живет борьбой французского рабочего класса за свои права.
Хожу я по выставкам этого художника, вглядываюсь в его картины, отмеченные печатью глубокой заинтересованности в контакте со зрителем, и невольно вспоминаю свою поездку в поселок американских художников Вудсток, где мне довелось побывать четыре года тому назад. Американские коллеги Фужерона тоже заняты творческими исканиями. Они тоже бунтуют против мертвящего гнета буржуазного строя. Но как разительно расходятся их пути: если Фужерон и его единомышленники, оставаясь на путях реализма, ищут новых, все более выразительных средств, которые сделали бы их творчество понятным и доступным зрителю, то Герман Черри и его приятели из Вудстока, отрекаясь от реализма, уходят в темный и немой мир абстракции и творческого абсурда. Если Фужерон и его друзья ищут таких сюжетов, которые позволили бы им самим активно включиться своим
творчеством в политическую борьбу против сил зла и насилия, то Черри и его ровесники, с которыми мы толковали в Вудстоке, возводят в принцип уничтожение сюжета.
Американские художники, с которыми мне довелось встретиться осенью 1947 года, — честные и по–своему мужественные люди. Они придерживаются прогрессивных взглядов. Но насколько же они ослабляют свою борьбу, отказываясь от главного оружия, каким могло бы и должно было бы служить в этой борьбе их творчество!
Художник — свидетель своего времени. Этот девиз, написанный на творческом знамени Фужерона и тех, кто думает и работает так же, как он, говорит о многом. И прежде всего о том, что творить искусство нельзя, отрекаясь от искусства. Творческий поиск плодотворен лишь тогда, когда художник ищет новых путей, оставаясь на почве реальной жизни. Вне этого — лишь творческое бесплодие!
* * *
Шестнадцать лет спустя я снова встретился с живописью и рисунками Фужерона — в московском Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина была устроена большая экспозиция работ этого художника. Я увидел на этой выставке и прежние, так хорошо запомнившиеся работы Фужерона, и те, которые он создал в последующие полтора десятилетия. Было приятно и радостно убедиться, что этот художник–коммунист не изменил своим идеалам, что он продолжает идти своим нелегким, но понятным народу путем. Его картины «18 марта 1871 года», «Атлантическая цивилизация», «Крестьяне защищают свою землю», «Триптих позора» (три картины, посвященные разоблачению преступлений французских колонизаторов в Алжире), «Демонстрация 13 февраля 1962 года», «Вьетнам-67» и многие другие выразительно напоминали о том, что Фужерон остается политическим борцом, вооруженным своей боевой палитрой. В то же время на выставке были обильно представлены картины мирного труда, простого человеческого счастья, пейзажи, натюрморты… Творчество Фужерона остается своеобразным и в то же время многогранным. Он реалист, но враг приземленного натурализма и пышной псевдокартинности. И глубоко
был прав французский писатель Шан Марсенак, когда он написал в 1967 году:
«В произведениях Фужерона история… вновь обрела свое высокое достоинство. Его картины всегда показывают нам не то, что мы уже знаем, а то что должны узнать. Вклад Андре Фужерона в живопись имеет более широкое значение, чем выполнение задач пропаганды, к которому хотели свести его творчество, порицая или хваля. Главное в его искусстве — это глубокое и всеобъемлющее чувство реальности, вне которой нет ничего, это глубокая убежденность в принадлежности человека к реальному миру, без чего сама мечта искажается и превращается в дым (курсив мой. — Ю. Ж.). Как в зеркале, в его картинах мы отчетливо видим, в чем заключается призвание художника: кроме воспроизведения действительности искусство имеет еще иную задачу — «делать нас зрячими». Художник дает нам свои глаза, чтобы мы лучше увидели мир. И та скрытая правда, которую он открывает нам, становится правдой для всех».