Дюна - Фрэнк Герберт

Поль видел следы слез на ее щеках — она отдала воду мертвому. Он почувствовал, как острая боль пронзила его, но ему показалось, что эту боль принесла с собой Чейни.

— Он мертв, возлюбленный мой, — прошептала она. — Наш сын мертв.

Собрав все самообладание, Поль поднялся на ноги. Он протянул руку, прикоснулся к щеке Чейни и почувствовал влажные следы ее слез.

— Его уже не вернешь, — сказал он. — Но у нас еще будут сыновья. Я, Узул, обещаю это.

Поль мягко отодвинул ее в сторону и сделал знак Стилгару.

— Муад-Диб?

— Они выходят из корабля, Император и его люди. Я встану здесь. Пленных выведешь на середину залы. Пусть находятся на расстоянии десяти метров от меня, пока я не распоряжусь иначе.

— Как прикажешь, Муад-Диб.

Когда Стилгар уже уходил, Поль услышал, как часовые благоговейно перешептываются:

— Ты слышал? Он знает! Никто ему не говорил, а он знает…

Теперь уже было слышно, как приближалась императорская свита. Сардукары, пытаясь подбодрить себя, вполголоса напевали один из своих бравых маршей. В прихожей послышались голоса, и мимо часовых прошел Джерни Халлек, бросив несколько слов Стилгару. Когда он остановился перед Полем, в его глазах было странное выражение.

Неужели я потеряю и Джерни тоже? подумал Поль. Как я потерял Стилгара — был другом, стал покорным исполнителем.

— Метательного оружия у них нет, — доложил Халлек. — Я сам проверил.

Он осмотрел комнату, увидел сделанные Полем приготовления.

— С ними Фейд-Рота. Поставить его отдельно?

— Не надо.

— Еще несколько человек из Гильдии, требуют особых привилегий, угрожают в противном случае наложить эмбарго на сообщение с Аракисом. Я сказал им, что доложу вам об их просьбе.

— Пусть угрожают.

— Поль! — прошипела ему на ухо Джессика. — Он говорит о Гильдии!

— Я намереваюсь несколько поукоротить им руки.

И Поль подумал о Гильдии, которая так давно встала на путь узкой специализации, что превратилась в совершенного паразита, неспособного существовать независимо от среды, которая его питает. Они никогда не рисковали обнажать оружие… не рискнут и теперь. Они могли бы захватить Аракис, если бы в свое время осознали все последствия зависимости от меланжа — наркотика, пробуждающего сознание навигаторов. Они могли бы сделать это, пережить свой расцвет и умереть. Вместо этого они предпочли влачить паразитическое существование, надеясь, что в космических океанах, которые они бороздят, после смерти старого хозяина появится новый.

Навигаторы Гильдии, с их ограниченными провидческими способностями, совершили роковую ошибку: они всегда избирали самый прямой и безопасный путь, который мог привести только к одному — к застою.

Теперь пусть посмотрят на своего нового хозяина!

— С ними Преподобная Мать из Бен-Джессерита. Утверждает, что она друг вашей матери, — продолжал Халлек.

— У моей матери нет друзей в Бен-Джессерите.

Джерни еще раз оглядел Главную залу и наклонился к самому уху Поля.

— С ними Суфир Хайват, милорд. У меня не было возможности увидеть его наедине, но он с помощью наших ручных знаков сказал мне, что сотрудничал с Харконненами, думая, будто вы погибли. Он говорит, что его нужно оставить среди них.

— Ты оставил Суфира среди этих…

— Он сам захотел… и я подумал, так будет лучше. Если… что-то не то, мы всегда сможем перехватить его, если нет — у нас будет свой человек в чужой команде.

Поль подумал о провидческих вспышках, уже освещавших ему это мгновение — на одной из линий у Суфира Хайвата была отравленная игла, которую Император приказал ему пустить в ход против «новоявленного герцога».

Часовые у входа отошли от двери и образовали небольшой коридор. Послышалось шуршание множества плащей и скрип ног по занесенному песком полу.

Падишах-Император Саддам IV ввел своих людей в залу. Шлем бурзега в суматохе потерялся, и его рыжие волосы торчали во все стороны. Левый рукав мундира разорвался по шву. Он был без ремня и без оружия, но выражение непоколебимого достоинства, казалось, создавало вокруг Императора поле, которое, подобно силовому щиту, заставляло всех держаться на расстоянии.

Вольнаибское копье преградило дорогу Императору, остановив его там, где приказал Поль. Остальные столпились позади — калейдоскоп разноцветных одежд, злых и испуганных лиц.

Поль обвел глазами их всех, увидел двух женщин, пытавшихся скрыть следы слез, лакеев, привезенных прислуживать на торжестве в честь очередной победы сардукаров и теперь тупо озиравшихся, не зная, что делать после поражения. Поль увидел птичьи глаза Преподобной Матери Елены Моиам Гай, горящие из-под черного капюшона. Рядом с ней — старавшийся держаться в тени Фейд-Рота Харконнен.

Среди них есть одно лицо, которое время всегда скрывало от меня, подумал Поль.

Он посмотрел за Фейд-Роту, привлеченный движением в толпе, и заметил узкое лисье личико, которое он прежде никогда не встречал — ни во времени, ни вне его. Но что-то подсказывало Полю, что это лицо должно быть ему знакомо, и что-то в нем возбуждало его страх.

С чего бы мне бояться этого человека? недоумевал он.

Он наклонился к матери и прошептал:

— Человек неприятного вида слева от Преподобной Матери — кто это?

Джессика взглянула — она видела это лицо в досье герцога.

— Граф Фенринг. Тот, кто был на Аракисе как раз перед нами. Генетический евнух и… убийца.

Императорский мальчик на побегушках, подумал Поль. Эта мысль потрясла его — он бессчетное количество раз встречал Императора в различных ответвлениях будущего, но нигде никогда он не сталкивался с графом Фен-рингом.

Полю много раз доводилось видеть собственное мертвое тело, распростертое в разных точках паутины времени, но он никогда не видел самого момента своей смерти.

Может, мне потому и не попадался никогда этот человек, что именно он должен меня убить?

Его охватило нехорошее предчувствие. Он заставил себя отвести взгляд от Фенринга и принялся рассматривать сардукаров, на лицах которых были написаны боль и отчание. То тут, то там среди них попадались лица, ненадолго привлекавшие внимание Поля, — сардукарские офицеры оценивали ситуацию, осматривали комнату, прикидывая возможность превратить свое поражение в победу.

Наконец Поль обратил внимание на высокую блондинку — зеленоглазую, царственно прекрасную. На ее лице с классическими чертами не было следов слез, оно сохраняло полную безмятежность. Полю не требовалось, чтобы кто-нибудь рассказывал ему о ней, он и так знал ее: принцесса императорской крови, опытная бен-джессеритка, тысячу раз виденная им на просторах времени в самых разных ситуациях — Ирулан.

А вот и моя ступенька к трону, подумал он.

В толпе произошло движение, и показалось еще одно знакомое лицо — Суфир Хайват, морщинистый старик, с темными пятнами на губах, сутулый, сгорбившийся под тяжестью времени.

— Здесь Суфир Хайват, — сказал Поль. — Освободи его, Джерни.

— Милорд!

— Освободи его, — повторил Поль.

Джерни кивнул.

Хайват прошаркал мимо поднявшегося вольнаибского копья, которое вновь опустилось за его спиной. Слезящиеся глаза уставились на Поля, как всегда что-то прикидывая, и оценивая.

Поль сделал шаг вперед, заметив, как замерли в напряженном ожидании Император и его свита.

Хайват отвел глаза и произнес:

— Леди Джессика, сегодня я узнал, как обманывался в своих подозрениях насчет вас. Вы не нуждаетесь в оправданиях.

Поль выждал немного, но мать молчала.

— Суфир, дружище, — заговорил он, — как видишь, я не сижу спиной к двери.

— Во Вселенной очень много дверей, — ответил Хайват.

— Но разве я не сын своего отца?!

— Скорее, своего деда. Ваши манеры и-выражение глаз очень похожи.

— Тем не менее я сын своего отца. И я скажу тебе вот что, Суфир: за долгие годы службы моей семье я даю тебе право просить у меня все, чего ты пожелаешь. Все. Тебе нужна моя жизнь, Суфир? Она твоя.

Поль подошел еще ближе, раскинул руки в стороны и по глазам Хайвата увидел, что тот научился понимать его.

Он догадался, что я знаю о предательстве.

Поль понизил свой голос до шепота, чтобы их никто не услышал.

— Я имею в виду именно это. Если ты должен нанести мне удар — наноси.

— Я хотел только одного: вновь предстать перед вами, мой герцог.

И тут Поль впервые заметил, что старик делает усилие, чтобы не упасть. Поль рванулся вперед, подхватил его за плечи и почувствовал, что Хайвата сотрясает дрожь.

— У тебя что-то болит, дружище?

— Болит, мой герцог. Но радость сильнее боли.