Благословенный (СИ) - Сербинова Марина

— Свечусь в темноте? — у Рэя на лице появилось такое выражение, что Патрик расхохотался.

— Думаешь, что я чокнутый? Нет, Рэй. Я же говорил, у меня дар. Как у мамы, только сильнее. Интересно, а она видит твой свет? Она никогда мне об этом не говорила. Рэй, ты всю жизнь прожил и не знал, что в тебе это есть?

— Что — это?

— Ну… я не знаю. Свет. Тепло. А вдруг ты и вправду ангел? Вот было бы круто! Может, потому ты и не стареешь? Может, ты бессмертный?

— Наверное, — Рэй усмехнулся. — А ангельские крылышки почему-то отвалились. Еще в детстве, наверное. Надо будет их поискать.

— Смеешься. Зря. Ну, может, ты и не ангел, конечно, возможно, я слегка загнул, но все равно что-то такое в тебе есть. Теперь надо понять, что это и как оно работает.

— Как разберешься, расскажешь.

— Я сам должен разбираться? Один? А ты? Неужели тебе самому не интересно?

— Интересно, Рик. Только, если честно, я вообще не пойму, о чем ты говоришь.

— Рэй, в тебе какой-то свет. И в твоих лисятах — тоже. И это даже сильнее нашего проклятия, сильнее нашего дара… Этот свет все подавляет. Даже Луи не знает, что это такое.

— Кто такой Луи?

— Это наш родственник. Мамин и мой.

— Какой еще родственник? Откуда он взялся?

— Он сам нас нашел. У нас есть еще родственники, помимо него. Только он как бы самый главный. Он очень старый. Он разыскивает всех из нашего рода.

— Но Элен была детдомовской. Она ничего не знала о своей родне. Мы вместе росли, я знаю.

— Она, может, и не знала, но Луи о ней знал. Он нашел ее, правда, не сразу. Он говорил, что ее кто-то блокировал, тот же свет… Теперь ясно, кто. Это был ты. Он смог с ней связаться только после того, как ты ее бросил… уехал… Но она не захотела с ним общаться, испугалась. Луи говорит, она не смогла справиться с проклятием, с этой тьмой, что вокруг нас… Она была слабой, а слабых оно сжирает… Луи рассказывал, что многие из нашего рода сходят с ума или кончают жизнь самоубийством. Многие попадают в психбольницы и тюрьмы. И все становятся убийцами… это проклятие заставляет… делает нас такими. Оно убивает вокруг нас и делает так, чтобы убивали и мы… Оно притягивает других убийц, чтобы они тоже его питали через нас… Поэтому нельзя, чтобы рядом с нами долго находились другие люди… они погибают. И попадают в этот черный туман. Там же находятся и все из нашего рода, кто уже умер. Поэтому мы с мамой уехали. Чтобы спасти папу, тебя… Но, получается, что на тебя наше проклятие не действует? Если ты находился столько лет рядом с моей бабкой, Элен, потом — с мамой, и до сих пор живой и невредимый, значит, проклятие не может к тебе подобраться? И ведь рядом с мамой тоже почти никто не умирал. Сколько лет Куртни тоже прожила с ней. Выходит, ты отгоняешь это проклятие, не даешь ему убивать?

— Тогда почему Куртни все-таки умерла? — с горечью бросил Рэй.

— Я видел ее смерть… Я общался с ней после. Да, Рэй, я так умею. И мама теперь так может. Она и раньше могла, только ее дар слабее моего, и его все время еще больше ослаблял ты, а потом лисята. А когда ты их забрал, она сразу смогла. В лисятах этот свет еще слаб, он не может подавить мой дар и проклятие, ослабляет, но и только. В маме меньше дара и сил, ей их света достаточно. А вот ты… Ты намного сильнее лисят. Твой свет подавляет все, без остатка. Так вот, Куртни… Ее убило не наше проклятие. Она сама лишила себя жизни. Она не хотела так жить.

— Это бред! — Рэй подскочил. — Она и пальцем пошевелить не могла, как бы она лишила себя жизни?

— Она попросила папу.

— Что? — голос у Рэя вдруг пропал.

— Он не хотел это делать. Он любил ее. Но она так просила… Он не мог ей отказать. Он был перед ней виноват.

— Виноват? В чем?

Патрик отвел глаза, промолчав.

— Я теперь понял… все понял. Я думал раньше, что Куртни убило наше проклятие. И мама так всегда думала. Но это не так. Это твой дар… твой свет. Он тебя защищает. Он отвел удар от тебя, и он попал в Куртни. Она мне говорила, что умерла вместо тебя. Отдала свою жизнь, чтобы ты жил. Тогда я не мог понять, что она имела ввиду. А теперь понял.

— А я не понял. Что это значит?

— Я расскажу тебе. Но пообещай, что не будешь сердиться. Куртни простила папу, она не сердится на него.

— Что ты хочешь сказать? Что это он подстроил аварию? Я помню… Кэрол вела себя странно, что-то говорила про мою машину, чтобы я не садился в нее, чтобы проверил ее… Так это он? Он вывел машину из строя, чтобы я разбился?

— Да. Но ты не должен на него сердиться. Он боялся, что ты отобьешь у него маму. После этого Куртни взяла с него слово, что он не тронет тебя. И он держит свое слово, несмотря на то, что ненавидит тебя. Он раскаивается, он очень страдал… Он любил ее.

Рэй с недоверием смотрел на него.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я же говорю, у меня дар. Я могу видеть смерть. Которая была или будет. Могу призывать мертвых, говорить с ними. И мама может, когда ей не мешает свет, твой или лисят. Значит, мы можем находится с тобой, ты защищаешь нас и тех, кто рядом от проклятия. Но при этом и ослабляешь наш дар. Единственная опасность, которая может грозить — это опасность, грозящая тебе. Она отрекошетит от тебя и попадет в кого-то, кто рядом. Раньше случалось, чтобы кто-то еще умирал в твоей жизни, кроме Куртни?

— Нет. Разве что моя мама. Но она умерла от рака, мне так говорили.

— Значит, это случилось первый раз. Выходит, случайные опасности твой дар сам от тебя отводит, а прямую угрозу, как попытку тебя убить, которую отвести невозможно, просто отбивает, как мяч… Как невозможно остановить уже выпущенную пулю, остается только поставить щит… Да, наверное, это что-то вроде щита, как думаешь? И тогда уже выпущенная пуля отскакивает и может попасть в того, кто рядом, — размышлял Патрик, сосредоточенно морщась. — Как ты думаешь, я прав?

Рэй передернул плечами.

— Ты мне не веришь, — с досадой проговорил Патрик.

— Прости, Рик. Но ты говоришь такие вещи, что создается впечатление, что ты просто прикалываешься.

— Если бы ты не блокировал меня своим светом, я бы доказал тебе прямо сейчас! Позвал бы Куртни, и ты бы смог с ней поговорить через меня. Как мама разговаривала с Мэттом, пока сама не смогла его увидеть. Тогда бы ты поверил. Ты можешь этот свой свет… выключить, что ли? Тогда я бы тебе сразу показал, что я могу! Я могу призывать всех мертвых, не только тех, кто в тумане. Я мог бы позвать твою маму. Мы могли бы у нее узнать о твоем отце. Наверное, твой свет перешел к тебе от него, как лисятам от тебя. Тогда мы могли бы разыскать его и все расспросить. Может, он что-то об этом знает. А если нет, я мог бы поспрашивать мертвых. Мог бы поискать тех, кто знает, призвать того, кто знает. Мертвые знают намного больше, чем живые.

— Как ты это делаешь?

Патрик пожал плечом

— Они слышат меня. И видят, когда приходят. И я их вижу.

— Это как-то… страшно, что ли.

— Ничего не страшно. Мертвые безобидны. Среди них бывают злые, но они ничего не могут мне сделать. Поэтому я их не боюсь. Мне стоит только приказать, и они уйдут. Они не могут мне воспротивиться, это мой дар. Какая-то власть над ними.

— А что еще ты можешь?

— Ну… на самом деле, я пока мало могу. Помимо общения с мертвыми, у могу видеть смерть, бывшую или будущую… где, когда, как…

— Получается, твой дар связан только со смертью? Все, что с ней не связано, ты не видишь?

— Ну… в общем, да. Но я могу, мой дар только развивается, он растет. Так сказал Луи. Он видит не только смерть. Он может видеть нас… живых из своего рода, общаться с нами. Может видеть не только то, что связано со смертью. Это он мне подсказал, где мама. А я сам не смог ее увидеть… все, что я мог — это знать, что она еще не умерла. Я не увидел грозящую ей опасность, потому что она не влекла за собой смерть… Когда она пошла к Нолу и Иссе… ну, еще когда они за мной охотились, я тоже ничего не видел. Да, я вижу опасность только смертельную. Другую пока не вижу. Но я научусь. Луи сказал, что во мне большая сила. Что я стану его приемником. Самым главным среди таких, как мы. Только из-за тебя я опять не могу с ним связаться, и он не может ко мне пробиться! Рэй, в тебе охренительная сила, я хочу тебе сказать! Даже Луи не может ее одолеть! А когда он пытается это сделать, она его жжет, делает больно. Странно, почему ему больно, а мне — нет? Хотя я вот, совсем рядом с тобой.