Лекции об искусстве - Джон Рескин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
§ 15. Соблюдение их служит главным признаком мастера, отличающим его от новичка
В этих истинах, на которые я сейчас указывал, лежит главное различие между мастером и новичком. Свободно владеть кистью, писать траву и деревья настолько точно, чтобы удовлетворить глаз, — этого может достигнуть всякий в год-два практики, но уследить и в траве и в деревьях те тайны фантазии и сочетаний, которыми природа говорит уму, передать тонкие расселины, бегущие извилины, колеблющиеся тени рыхлой земли, передать тонко и изящно, точно прикосновение самого дождя создало их; найти даже в том, что кажется самым жалким и мелким, новое свидетельство вечной работы божественной силы на пользу «светлого и прекрасного», учить этому, возвещать об этом всем, кто не думает и не обращает внимания на него, — такова специальная область, таково царство творческого ума: таков тот специальный долг, которого требует от него Божество.
Было бы глупо и невыносимо перечислить хоть половину всех тех разнообразных ошибок, которые созданы изобретательными талантами старинных мастеров,
§ 16. Почва у Кюипа
когда они задумывали или чертили свои передние планы. Это не тот или другой отдельный художник, не та или другая школа; все они сходятся в том, что совершенно устраняют все, напоминающее действительные явления, и вместо того создают необыкновенные абсурды. Кюип, по-видимому, изучал и видел известную часть природы, как то должен делать художник; он не гонялся за идеализацией, а с благодарностью брал от природы то, что она давала ему, но даже он, по-видимому, воображал, что в отношении рисунка земли можно положиться на игру воображения; поэтому он усеивал свои берега кусками теста вместо камней. Впрочем, может быть, передние планы Клода представляют самые замечательные примеры ребяческого и невежественного отношения ко всем деталям.
§ 17. И Клода
Его утренний пейзаж с группой больших деревьев и с мостом в виде простой арки в Национальной галерее — прекрасный образчик ошибки, в которую постоянно впадает этот художник. О красивом изображении трех берегов, подымающихся из воды один за другим, я могу сказать только, что все они, несомненно, написаны в студии художника, даже и не обращавшегося к природе. В них много внутренних признаков, подтверждающих это предположение; то, что, по-видимому, должно было изображать на них растительность, напоминает просто зеленое пятно на их поверхности; его ложность тем очевиднее, что листья деревьев, находящихся подальше, ярдах в двадцати расстояния, видны совершенно ясно и отчетливо, a те резкие линии, которыми вырисовывается каждый лист позади этой растительности, никогда не могли появиться на рыхлой земле; мало того, на всем своем протяжении они совершенно лишены переходов и разнообразия; на них не влияют изменчивые тени, действию которых неизбежно подвергаются в природе все линии.
§ 18. Последний совершенно бессильный ребенок
В действительности все это распределение есть бессильное стремление неопытного новичка изобразить при помощи следующих друг за другом краев хоть приблизительно ту землю, которой он не мог выразить рисунком поверхности. Клод желал дать вам понять, что край его пруда приближается все более и более; он, вероятно, часто пытался достигнуть этого изображением непрерывного берега или такого берега, который разнообразился бы только нежным и гармоничным естественным строением, и он убедился, что благодаря своему незнанию законов перспективы такие попытки с его стороны всегда придавали его пруду форму буквы О и вид перпендикулярности. При этих некрасивых явлениях ум получает известное удовлетворение и удовольствие, если неприятный берег разделить на ряд последовательных выступов и если их края раскрыты с полнотой и интенсивностью. Рисунки любой школьницы, раз она дошла до такой степени образования, что понимает, насколько неприятна перпендикулярная вода, дадут нам назидательные примеры таких надежных вспомогательных средств, и упомянутый передний план Клода — один из тысячи случаев, где он прибег к ним.
§ 19. Если сравнить его произведения с творениями Тернера
И если меня спросят, чем это изображение отличается от природы, мне придется только указать на самую природу, как она изображена в тернеровской картине Меркурий и Аргус, где взят сюжет вроде клодовского, а именно рыхлая земляная насыпь, разъеденная водою. В этой картине (я одними выражениями описываю создание и природы и Тернера) все расстояние передано удалением плотной поверхности, и если один край и выражен, то он чувствуется только на миг, a затем снова утрачивается; таким образом глаз не может остановиться на нем и приготовиться к прыжку на другой подобный край; он должен перейти через него и кругом его в углубление, находящееся позади, и таким образом вся отступающая масса земли, уходя более чем на четверть мили назад, представляется единой; ни одна часть ни на минуту не отделяется от остального, все объединено, и все видоизменения — члены, а не отделы целой массы. Но эти видоизменения бесчисленны; они то поднимаются, то опускаются, вздуваются и рассыпаются, то соединяются, то разбиваются; они сообщают переднему плану великого художника те же свойства, которые мы раньше видели в его горах, подобно тому как Клод придает своим передним планам свойства, отмеченные раньше в его горах: бесконечное единство в первом случае, ограниченную подразделенность — во втором.
