Волк среди волков - Ханс Фаллада

- Тесть...

- Отец...

- Владелец, - сказал Штудман, повышая голос, - установил арендную плану в полтора центнера ржи с моргена. Первый вопрос: посильна ли такая аренда?

- Она, возможно, несколько и высока... - начал было ротмистр.

- Государственные имения по соседству с нами платят шестьдесят фунтов ржи с моргена, ты платишь значительно больше чем вдвое. И заметь: арендаторы казенных имений платят в рассрочку и в ближайший срок, верно, ничего не заплатят. И это не лишает их права аренды, ты же, если не заплатишь в срок и полностью... ну, да ты сам знаешь, твоя жена сейчас при тебе сказала...

- Брат в Бирнбауме...

- Правильно, сударыня, ваш бирнбаумский братец, как он сам повсюду горько жалуется, платит владельцу за аренду столько же. Но что одному арендатору под силу, для другого зарез. Видите ли, есть такой слух, будто ваш брат платит в действительности только девяносто фунтов, но ему пришлось дать слово отцу, что трезвонить он будет о ста пятидесяти фунтах. Почему он вынужден это делать...

- Милый Штудман, да ведь это, выходит, обман. Я очень тебя прошу...

- Мой брат... Мой отец...

- Итак, арендную плату можно назвать чрезмерно высокой, однако, возможно, что Нейлоэ - превосходное имение и что даже необычно высокая арендная плата себя оправдывает. Я не нашел здесь в конторе образцового порядка, - сказал Штудман и обвел серьезным, укоризненным взглядом полки. - Да, Праквиц, извини меня, пожалуйста, - не нашел. Но одно было в образцовом порядке: все книги до одной, относящиеся ко времени твоего предшественника, исчезли. Ничего, откуда можно было бы почерпнуть сведения о доходах Нейлоэ за прежние годы. Но существуют и другие пути. Приказчик вел учет обмолоту, в финансовом управлении существуют записи, хлеботорговцы ведут приходные книги - словом, приложив некоторое старание, я в конце концов пришел к выводу, что Нейлоэ и в прежние годы давало в среднем всего лишь от пяти до шести центнеров ржи с моргена...

- Слишком мало, Штудман! - торжествующе воскликнул ротмистр. - Видишь ли, ты не сельский хозяин...

- Я позондировал почву у владельца. Он ведь не знал, зачем я спрашиваю, он хотел меня одурачить, он ведь, как и ты, думает, что я не сельский хозяин... Но я человек, умеющий считать; если кто и оказался в дураках, так это он, господин фон Тешов. Владелец, сам того не желая, подтвердил мне: от пяти до шести центнеров в среднем, на большее рассчитывать не приходится. Дальние участки, по словам владельца, голый песок.

- Тогда выходит, что я выплачиваю... - Ротмистр остановился потрясенный.

- Так оно и есть, - подтвердил непреклонный Штудман, - ты выплачиваешь за аренду от двадцати пяти до тридцати процентов валового дохода. Вряд ли это кому под силу. Если вам угодно припомнить, сударыня, - любезно пояснил господин фон Штудман, - прежде, в средние века, крестьяне платили сеньору "десятину", то есть десятую часть валового дохода. Это было им не под силу, в конце концов крестьяне восстали и убили своих господ. Ваш супруг платит не десятину, а четверть, и все же я не рекомендовал бы прибегать к убийству.

Господин фон Штудман улыбнулся, он был счастлив. Няньке предоставилась возможность воспитывать, гувернеру - поучать, и он совершенно позабыл об отчаянии своих слушателей. Ребенка, когда у него сломается игрушка, не очень-то утешишь поучениями о том, как можно было бы избежать поломки...

- Что же нам делать? - беззвучно шепнула фрау фон Праквиц. - Что вы нам посоветуете?

- Тесть, конечно, ничего подобного не подозревает, - сказал ротмистр. Нужно ему все растолковать. Ты такой умница и такой спокойный, Штудман...

- А обет молчания, данный сыном, арендующим Бирнбаум?

Ротмистр умолк.

И господин фон Штудман начал снова:

- До сих пор можно было бы еще верить, что владелец просто падок на деньги. Слишком падок. Я бы сказал, алчен, не правда ли? Но, к сожалению, здесь дело похуже...

- Прошу вас, господин фон Штудман, не надо! Право же, и так совершенно достаточно.

- Да, право же, перестань...

- Надо все знать, иначе будешь действовать вслепую. Аренда составляет три тысячи центнеров ржи - по полтора центнера с моргена - значит, в имении всего две тысячи моргенов. Так и указано в арендном договоре...

- И это тоже неверно?

- Я всегда слышала, что в Нейлоэ две тысячи моргенов, и прежде слышала, - сказала фрау фон Праквиц.

- И это правильно, в Нейлоэ две тысячи моргенов, - подтвердил господин фон Штудман.

- Вот видишь! - воскликнул ротмистр, вздохнув с облегчением.

- В Нейлоэ две тысячи моргенов, но сколько у тебя под пахотой, Праквиц? Ты забываешь дороги и пустоши, межи, болотца на лесосеках, кучи камней. Кроме того, отпадает еще кое-какая прежняя пахотная земля, так как она засажена хвоей, можешь к рождеству срубить себе там елку, Праквиц, не спрашиваясь лесовладельца...

- Ну, это такие мелочи, я знаю небольшой участок под соснами...

- Кроме того, отпадают: огромный двор, службы, вот этот флигель, твоя вилла и сад; отпадают - замок и парк! Да, дорогой мой Праквиц, ты выплачиваешь своему тестю аренду даже за тот дом, в котором он живет!

- Черт меня побери, если я на это пойду! - крикнул ротмистр.

- Тише, тише, - таким способом было бы слишком легко выпутаться из всех затруднений. Чего же лучше! Я высчитал по плану - под пахотой фактически немногим больше полторы тысячи моргенов - значит, на самом деле ты платишь по два центнера ржи с моргена.

- Я буду оспаривать договор! Я подам на него жалобу! - завопил ротмистр. Казалось, он сейчас как стоит, так прямо и кинется в ближайший суд.

- Ахим, Ахим! - вздохнула фрау фон Праквиц.

- Сядь! - прикрикнул на него Штудман. - А теперь ты все знаешь. И теперь давай судить обвиняемого, то есть тебя. Тихо, Праквиц! Как мог ты подписать такой позорный договор? Впрочем, вы его также подписали, сударыня. Ну, рассказывай, Праквиц. Теперь тебе разрешается взять слово.

- Да разве я мог думать, что меня так подло одурачат, и кто - свои же родственники! - сердито воскликнул ротмистр. - Я знал, что тесть у меня скареда и падок на деньги, как кот на валерьянку. Но что он накинет петлю на шею собственной дочери, нет, Штудман, этому я и сейчас не верю...

- Господин фон Тешов человек неглупый, - заметил Штудман. - Составляя такой договор, он знал, что он невыполним. Значит, у него была какая-то своя цель - можешь ли ты что-нибудь сказать по этому поводу, Праквиц? Помогите и вы нам, сударыня...

- Откуда мне знать, что думает отец... - сказала фрау фон Праквиц, но под внимательным взглядом Штудмана она покраснела.

- Я швырну ему в физиономию эту писанину! - крикнул ротмистр. - Я подам в суд...

- Согласно параграфу семнадцатому всякое возражение против какого-либо пункта нарушает арендный договор. Как только ты подашь жалобу, ты уже больше не арендатор. При каких обстоятельствах был составлен этот договор? Он ведь новый, а ты уже некоторое время здесь хозяйничал...

- Э-э, да это все старые истории, никакого отношения к делу не имеющие. Когда я вернулся из армии, у нас ничего не было. Пенсии мне не полагалось, я ведь считался изменником своей родины. Вот мы и пристроились здесь сначала "погостить". Я был без дела: ходил с дорогим тестем в поле, помогал, - работал я здорово, рук не покладая. Тогда меня это занимало. Ну, вот как-то он мне и сказал: "Я стар, возьмите всю эту муру как она есть в свои руки, рано или поздно все Эве достанется". И тогда я начал хозяйничать самостоятельно...

- Без всякого договора?

- Да, без договора.

- А сколько за аренду платил?

- Ничего не было обусловлено. Когда ему нужны были деньги, я давал, если у меня были; а когда не было, он ждал.

- А потом?

- Да... как-то он сказал: "Давайте заключим договор". Вот мы и заключили этот проклятый договор, и теперь я влип!

- Так ни с того ни с сего и сказал: "Заключим договор", - верно, что-нибудь произошло.

- Ничего не произошло! - быстро крикнул ротмистр. - Я просто тогда не подумал.

- Ты чего-то недоговариваешь, - настаивал Штудман. - Так как же, сударыня?..

Она опять покраснела.

- Послушай, Ахим, - сказала она робко. - Может быть, все-таки сказать? Лучше будет...

- Э, что вспоминать давнишние истории! - проворчал ротмистр. - Штудман, ты настоящий крючок. Что тебе с того, если ты и это еще выведаешь договор от этого не изменится.

- Сударыня! - умолял Штудман.

- Незадолго до того, как поднялся вопрос о договоре, я поссорилась с Ахимом, - тихо сказала фрау фон Праквиц. - На него опять напала ревность...

- Эва, прошу тебя, не будь смешной!

- Нет, Ахим, так оно и было. Ну, вы своего друга знаете, и я его тоже знаю. Сразу вскипит, подымет шум, можно подумать, что мир рушится. Кричит о разводе, о нарушении супружеской верности - ну, слушать это не очень приятно. Но за двадцать лет я уже привыкла и знаю, он не думает того, что говорит...

- Милая Эва, - сказал ротмистр церемонно и с чувством собственного достоинства, - если ты будешь продолжать в том же духе, я надеюсь, ты разрешишь мне уйти из конторы. - Однако он остановился в дверях. - Кроме того, я был совершенно прав, флирт с Трукзесом...