Экстр - Дэвид Зинделл

– Вы должны понять, – говорила Харра, размешивая сахар в очередной чашке чая, – что нового Иви выбирают старейшины. И что программы, много раз отредактированные прежним Иви, новый может совсем отменить. Наш долг как всякого Иви – дать народу программы не на год, но на все времена. До конца времен, когда построение вселенной будет завершено. – Она хлопнула в ладоши, глядя на противоположную стену, и произнесла: – Первый кадр, пожалуйста.

При этих словах образ Николоса Дару Эде на мерцалевой стене начал таять, и его сменили изображения трех новорожденных младенцев, двух девочек и мальчика. На их пухлых розовых личиках застыло изумленное выражение, понятное при первом взгляде на чудеса этого мира. На каждом было новенькое белое кимоно из драгоценного хлопка, и вязаные белые добры покрывали лысые головенки.

– Вот они, мои крошки, – сказала Харра. – Мои правнуки. Тирза Ивиэртес, Изабель Ивиорван эн ли Эде, а мальчик… сейчас, минутку…

Харра закрыла глаза и сложила руки на груди – красивые руки с длинными сильными пальцами, до сих пор искусно перебирающими струны паутиной арфы.

– Мальчик – это Мерса Ивиэрсье, по линии моей четырнадцатой дочери, Валески Ивиэрсье эн ли Эде. У меня есть другая дочь, Катура Ивиэрсье, и я, боюсь, иногда путаю их потомков.

Данло, не зная, что сказать, ответил банальностью:

– Красивые детки.

Головка Мерсы Ивиэрсье вследствие родовой травмы очень напоминала остроконечную голову Бертрама Джаспари, но Данло не кривил душой: для него все дети были красивыми.

– Да, очень. – И Харра рассказала Данло кое-что о своем браке со старейшиной Сароджином Эште Ивиасталиром, давно уже умершим от грибковой инфекции. Она родила в этом браке пятьдесят три ребенка, каждый год по ребенку, а потом уже, в возрасте шестидесяти восьми лет, начала свое восхождение по ступеням церковной иерархии. За последние шестьдесят лет ее род умножился и насчитывал теперь 1617 внуков, прямых ее потомков, многие из которых остались жить в ее родном городе, Монтелливи. Число правнуков на данный момент перевалило за десять тысяч: не было дня в году, сказала Харра, чтобы на свет не являлись один или двое новых людей, призванных изменить облик вселенной. – Мы очень стараемся помнить их имена, но теперь уже и у правнуков появляются собственные дети.

Выпив еще чашечку сладкого чая, Харра призналась, что каждое утро запоминает имена своего потомства и рассылает подарки к дням рождения.

– В помощь памяти наш Орден разработал такую дисциплину, как мнемоника, – сказал Данло. – Если хотите, я научу вас некоторым ее положениям.

– Это очень великодушно с вашей стороны, пилот. Мы слышали, что у вас самого память просто феноменальная.

Данло не сказал ей, что в четыре года уже запомнил всех своих предков до пятидесятого колена, и не стал говорить, что однажды в качестве упражнения представил себе имена и лица полумиллиона собственных потомков – в случае, если судьба когда-нибудь благословит его детьми.

– Настоящая проблема не в том, как мы запоминаем, а в том, почему мы забываем, – сказал он.

Харра с грустной улыбкой снова обратила взор к дальней стене и сказала:

– Следующий кадр, пожалуйста.

На мерцалевой стене тут же возникла новая картина. Около десяти тысяч крохотных Архитекторов стояли плечом к плечу, составляя групповой портрет семейства Харры.

– Мы не можем забыть, что каждый из наших детей – это звезда, – сказала Харра. – Каждый из нас – дитя Эде, и всем нам предназначено сиять.

– Да, сиять, – подтвердил Данло, не понимая пока, к чему Харра завела весь этот разговор о памяти и о детях.

– Вам знакома Программа Прироста, пилот?

– Это императив, предписывающий женщинам рожать помногу детей, да?

– Да. Это хорошая программа, священная, и мы все в нее верим. Разве Эде не сказал, что мы должны расти без препон и заполнять вселенную детьми наших детей? И все-таки…

– Да? – вставил Данло.

– И все-таки в самом начале истории Церкви было время, когда вопросы деторождения каждая супружеская пара решала самостоятельно.

– Понятно.

– У нас впереди масса времени, чтобы заполнить вселенную. Время есть Эде, и мы должны помнить, что Программа Прироста – это часть его Бесконечной Программы, которая будет действовать, сколько ей нужно, пока не остановится в конце всего сущего.

– Я не ивиомил, благословенная Харра, – с улыбкой заметил Данло, поглаживая флейту. – Меня в этом убеждать не надо.

– Да, наверно, – тихо засмеялась Харра. – Но мы действительно очень желали бы вразумить ивиомилов. Бертрам Джаспари сознательно закрывает глаза на то, что эту программу когда-то написали люди, такие же, как мы.

– Ее создали во времена Великой Чумы, да?

Харра чуть не выронила чашку от удивления.

– Откуда, пилот, вам может быть известно то, что так прочно забыли старейшины нашей Церкви?

– Я изучал вашу историю. – И Данло рассказал, что он каждое утро, надевая священный шлем, исследует разные кибернетические пространства. – Я отыскал ваши архивы, ваши исторические массивы – те, в которые доступ не запрещен. Там содержится много информации.

– Во время Чумы из каждых десяти детей умирало девять, а кое-где умирали девяносто девять из каждой сотни. Поэтому женщинам необходимо было рожать как можно больше.

– Но ваш народ пережил Чуму.

– Да, в отличие от многих других. Но мы верим, что заплатили за это дорогой ценой. Программа Прироста и по сей день сохраняет ту форму, в которой ее приняли Иви Сигрид Ивиасталир и старейшины ее Койвунеймина.

– И каждая женщина обязана родить не меньше пяти детей?

– Да, если она замужем.

– Но при этом ей желательно родить в десять раз больше?

– И еще больше, если ей дано. Таков идеал.

– Очень много детей получается.

– Слишком много, – тихо, почти шепотом, сказала Харра. – Слишком много наших людей питаются недостаточно хорошо.

Данло склонил голову, вспомнив, что значит быть голодным. Подростком, совершая путешествие в Невернес, он чуть не умер от голода на морском льду.

– Но ведь в Алгоритме сказано, что каждый преображенный будет вечно сыт бесконечным телом Эде?

– Да, но те, кто еще не преобразился, тоже должны чтото есть.

– Бертрам Джаспари сказал бы, что страдания, переносимые в этой жизни, – это тест, показывающий, кто достоин преображения, а кто нет.

– Да, сказал бы.

– И все ивиомилы поддержали бы его в том, что все страдания будут вознаграждены, когда Архитектор умрет и его “я” перейдет в вечный компьютер.

– Это все мои дети, пилот! – Харра показала на фотографию своей семьи. – Мои малютки. И они голодают. Истина о существовании зла и страданий входит в Четыре Великие Истины, но искать страдания без нужды – это хакр против Бога.