Только звери - Джеральд Даррелл

этом селении один человек, который проникся симпатией ко мне, и он поговорил с владельцем этой гостиницы, всячески расхвалил меня и спросил, не возьмет ли тот меня на работу в качестве рабочего на кухне. Владельца звали Жан-Жак Морсо, это был своеобразный, серьезный мужчина, толстый коротыш, способный порой бесноваться из-за пустяков, словно какая-нибудь старая дева. Что не мешало мсье Морсо быть богом в кулинарии. Заверяю вас, некоторые из его блюд были так хороши, точно их доставили прямиком из рая с любезного разрешения Всевышнего. Его кондитерские изделия были легки, как паутина, нежные соусы создавали во рту такое ощущение, будто вы смакуете самые благоухающие цветы во всем мире. Его омлет из раков и мелко нарезанного фенхеля и грецких орехов был таким дивным творением, что я сам видел, как это блюдо вызывало слезы восхищения у посетителей. В соусе из белого вина он кипятил на медленном огне устриц и головки спаржи, получалось такое божественное блюдо, что люди чувствительные, деликатного сложения, отведав его, способны были лишиться чувств от восторга. Его дикая утка, начиненная рисом, семенами сосны и вымоченными в бренди трюфелями, вызывала такое ощущение, словно во рту играет оркестр, — ваше нёбо трепетало в такт кулинарной музыке. Короче, мсье, Жан-Жак Морсо был гастрономический гений, Леонардо да Винчи застолья, Рембрандт вкусовых сосочков, настоящий Шекспир кулинарии.

Старик остановился, пригубил вино, бросил в рот маслину и аккуратно выплюнул косточку на ближайшую клумбу.

— Еще у него была дочь, красивейшая женщина, каких я когда-либо видел, мсье, и тут-то все и завязалось, потому что, увидев ее, я уже не мог смотреть на других женщин. Она была бесподобна. Я, легко относившийся к своим связям (не стану скрывать — мне нравился противоположный пол, и я не мог пожаловаться на отсутствие взаимности), я, поклявшийся никогда не жениться, я, веселый любовник «нынче здесь, завтра там», влюбился так, что повел себя будто теленок, отлученный от коровы, метался, точно обезглавленная курица, уподобился кобелю, соблазненному запахом анисовых капель. Я был готов на все, вплоть до убийства, чтобы жениться на этой девушке.

Он глубоко и скорбно вздохнул, воздев глаза к небесам при мысли о былом своем безрассудстве, и глотнул еще вина.

— С того дня, как я поступил здесь на работу, прошел год, и с каждым из трехсот шестидесяти пяти дней я влюблялся все сильнее и сильнее. И что поразительно — девушка тоже полюбила меня. Но дело в том, что она была единственным ребенком и постоялый двор должен был достаться ей по наследству. Отец с великим подозрением смотрел на всех поклонников дочери, полагая, что, как ни хороша она собой, они, как говорится, замышляют жениться не столько на ней, сколько на гостинице. Надо ли удивляться, что мы оба знали — всякая моя попытка просить ее руки будет неверно истолкована отцом. Мы много говорили с ней об этом, и нам было ясно, что следует действовать предельно осторожно. И тут у меня возникла блестящая идея — во всяком случае, тогда я посчитал ее блестящей, однако осуществить ее оказалось куда труднее, чем я думал.

Он закурил желтую, как цветки горчицы, сигарету и налил еще вина.

— В то время, мсье, компания «Мишлен» как раз начала издавать ставший теперь всемирно известным справочник и отмечать звездочками заведения, отличившиеся на поприще кулинарии. Как вам должно быть известно, представитель «Мишлена» втайне посещает вашу гостиницу или ресторан, чтобы оценить меню. Вы только потом узнаете о проверке, так что, сами понимаете, надо все время обеспечивать высокий уровень, ведь вам неизвестно, когда среди ваших посетителей окажется человек «от „Мишлена“». Так вот, Жан-Жак Морсо знал, что он мастер своего дела, однако понимал, что его гостиница расположена слишком далеко от больших дорог, чтобы привлечь внимание представителей фирмы «Мишлен». Сознание того, что он заслуживает быть отмеченным звездочкой, и полная уверенность, что ему не видать ее как своих ушей, доводили беднягу до безумия. Он только об этом и говорил все время. Вся его жизнь была подчинена этой мании. При одном упоминании справочника «Мишлена» он приходил в ярость и принимался швырять все, что попадалось под руку. Клянусь вам, мсье, я самолично видел, как он на кухне метнул в стену «Бомб-Сюрприз» и «индейку в соусе». Он дико страдал от собственной одержимости, меня же она вполне устраивала. Понимаете, я заявил ему, будто услышал от своего дядюшки (разумеется, по секрету), что его как раз назначили агентом «Мишлена».

— Ваш дядюшка в самом деле получил такую должность? — спросил я.

Старик приложил к носу указательный палец и зажмурил один глаз.

— Конечно, нет, — ответил он. — По правде сказать, у меня вообще не было никакого дядюшки.

— В чем же тогда заключалась ваша идея?

— Не торопитесь, мсье, я расскажу, что именно задумал. Естественно, Морсо, услышав такое, страшно возбудился и принялся уговаривать меня зазвать дядюшку в нашу гостиницу. Сперва я ответил, что это будет неэтично и мой дядюшка ни за что не согласится. Так продолжалось с неделю, причем Морсо всячески старался переубедить меня. Наконец, доведя его до полного неистовства, я смягчился. Сказал, дескать, даже если дядюшка надумает приехать, я не могу гарантировать, что он присудит звездочку нашему заведению. Морсо ответил, что все понимает и что ему только нужен случай показать свое искусство. Я изобразил сомнение в успехе этой затеи и предоставил ему еще несколько дней мучиться неизвестностью. После чего объявил, что люблю его дочь, а она любит меня, и если я соглашусь зазвать своего дядюшку, Морсо должен дать согласие на нашу помолвку. Сами понимаете, мои слова привели его в страшную ярость. Свежий «яблочный торт» пролетел на волосок от моего уха, и до конца этого дня я предпочел не появляться на кухне. Однако, как я и рассчитывал, мечта о звездочке была слишком сильна, и на другой день он с величайшей неохотой разрешил нам объявить о помолвке. Через день после того, как палец невесты был украшен кольцом, я отправился в Париж навестить моего дядюшку.

— Но ведь вы сказали, что у вас не было никакого дядюшки, — возразил я.

— Верно, мсье, настоящего дядюшки не было, но был, так сказать, дублер, один мой старый друг по имени Альбер-Анри Перигор. Он был паршивой овцой в одном состоятельном семействе, обитал в мансарде на левом берегу Сены, немного занимался живописью, немного мошенничеством, всеми правдами и неправдами добывал средства к жизни. Ему были присущи как раз те качества, которые устраивали меня: аристократический, надменный вид, изрядные познания о пище и