Повести. Дневник - Александр Васильевич Дружинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В четверг утро гулял с Мейером и ничего не работал, а на обед поехал с ним же к Томсону, праздновавшему день рождения своего сына. Все прошло так же, как в прошлом году, не скучно и довольно оригинально, с подлым вином и странною компаниею. Очень был рад найти там семейство попа Василия, который чрезвычайно доволен своим новым местом в мызе министра Брока и привез мне поклон от его сына, будто бы когда-то бывшего у меня под начальством, вероятно, в Пажеском корпусе. Томсон ухаживал за мной, как за Великим Моголом[724], даже в ущерб всей обедавшей у него компании, и взял с меня слово, что я буду крестить его будущего ребенка! Все это довольно чернокнижно, и дом его чернокнижен, но день прошел не скучно. Был еще у него полячок Покульский, сосед Маслова, человек довольно приличный.
Сегодни ходил с Мейером около ржи, которую уже начали жать, вещь небывалая в эту пору за прежние годы. После завтрака гость мой начал мне надоедать своей словоохотливостью, так что я в глаза сравнил его с Марьей Никол<аевной> Р., чем он, впрочем, не оскорбился. По отъезде его читал взятое у него же сочинение о России, и по случаю обеда, поданного почему-то часом позже обыкновенного, чуть не вошел в азард. Так действует деревня на человека. Обедали священник Василий с женою.
Суббота, 31 июля.
Несколько часов тому назад проводил я от себя петербургских гостей, Тургенева и Некрасова, с которыми провел время, начиная с прошлой пятницы, сперва в Осьмине у Маслова, а потом у себя. Они охотились удачно, и слабые их телеса несколько починились в нашем крае, и я развлекся с людьми, но по правде сказать, если бы не Маслов и другие посетители (как-то: Арсеньич с женой и вчера Томсон), я бы не очень много извлек отрады от товарищей литераторов. Эти два господина жили в лесу и в болоте, так что иной день нам и часу не приходилось вместе беседовать. В свободные минуты занимались чернокнижной словесностью, как-то: сочинением послания к Лонгинову[725] и ответа на оное, Гимном Боткину и так далее в том же роде. Результатом труда вышла небольшая тетрадка, исполненная сквернословия. Обе поездки — в Осьмино и обратно — совершил я без тошноты и головной боли, что меня порадовало и успокоило насчет моей натуры, которая не так слаба, как оно кажется.
От Григория имел письмо об отмене похода на неопределенное время. Доктор Персий не говорит ничего утешительного о состоянии здоровья Некрасова. Софья Александровна была крайне весела и мила, — мы приглашены к ним на 8 августа, а 15-го предстоит вместе с Масловым поездка в Долотский погост.
Тургенев есть, бесспорно, один из приятнейших собеседников из числа всех мне известных лиц. Когда присмотришься к недостаткам его манеры, которая вредит ему ужасно, и сойдешься с ним поближе, его оценишь по достоинству и начнешь искренно с ним сходиться. Горестно видеть, что он позволяет себе опускаться нравственно, как это делает весь почти наш кружок. Он от души думает, что его молодость кончена, что его душа истрепалась, что жизнь не сулит ему впереди ничего, кроме спанья и охоты, наконец, что в России жить очень скучно. С одной стороны, оно извинительно в человеке, юность свою распределившем очень изящно и долго жившем в красивейших странах Европы, но следует ли поддаваться этому чувству, и разумен ли человек, требующий или Всего, или Ничего от жизни? Счастливая и обильная ощущениями молодость не должна и не может вести к таким следствиям; если б она вела к ним, она была бы бедой, а не счастием. Но так мне нравится Тургенев, что я искренне желал бы, получив над ним влияние, передать ему хотя часть той нехитрой философии, которая дает смысл всей моей жизни и делает меня, бесспорно, одним из замечательно-счастливых людей на этом свете. Другого человека переделать трудно, и, вообще, наше частное миросозерцание не ко всякому прививается, но Тургенев, по восприимчивости своей натуры и по тонкому складу ума, очень способен покоряться той или другой идее и даже соображать жизнь свою с нею. Он часто бывал под влиянием различных особ, всегда умных, но не всегда разумных, и теперь, имея более 35 лет и не находясь ни под чьим влиянием, отчасти походит на юношу еще не сформировавшегося. На одном часу он вас восхитит и рассердит, возбудит в вас симпатию и неудовольствие. Дай бог ему скорей сделаться самим собою и уже не ощупывать дороги впереди себя, а идти по ней смело и бодро.
Завтра опять принимаюсь за работу. С чего бы начать?
5 августа, четверг.
Сегодни по случаю невыносимого зноя (жары продолжаются около трех недель, и самые адские) я дал себе еще один день отдыха, читал, сидел у озера под елями и смотрел на купающихся девчонок. В этом последнем занятии нет ничего безнравственного, ибо через озеро фигуры кажутся с муху. Замечательны, между прочим, последствия, производимые на меня моим воздержанием поневоле. Уже рожи перестают мне казаться рожами, а сколько-нибудь привлекательные физиогномии очаровоют меня. У Трефорта есть тринадцатилетняя девчонка Катя, миленький ребенок в той поре, когда все в женщине как-то странно и жидко; на эту Катю я смотрю с чувством нежнейшего старикашки и щиплю ее-за щеку с особенным тонким удовольствием. Потом, сегодни, из отдаленной группы женщин, ловивших рыбу в озере и по всей вероятности гнусных, как большинство женщин нашего края, слышал я смех, о котором не могу вспомнить без особенного чувства. Этот смех казался мне таким гармоническим, тихим,
