Любовницы президента - Джун Зингер

В ответ на это признание Д’Арси решила поделиться своей тайной, чтобы окончательно скрепить их дружбу.

— Я была беременной и сделала аборт, — выпалила она и зарыдала.

— О, Д’Арси… — Джейд обняла ее. — Это ужасно! Разве твоя мать не захотела помочь тебе оставить ребенка?

— Она ничего не знала об этом. Я никому не говорила. Ты — единственная, и не скажешь ей, правда?

— Конечно, нет. Надеюсь, и ты не сообщишь Эбби о том, что я тебе рассказала?

— Нет, никогда. — Д’Арси поняла, что теперь они стали настоящими подругами. — Жаль, что мы не стали друзьями после первой же встречи.

— Это была моя ошибка, — сказала Джейд. — Я не могла тогда думать о чем-либо, кроме собственных проблем: судеб Эбби и своей.

— Нет, это я виновата: думала тогда только о Реде. Что с нами происходит? Почему мы думаем только о парнях? А наша дружба всегда на втором плане. Я боялась тебя, была уверена, что он предпочтет тебя мне. Ты была такая красивая! Я просто ревновала. В то время мне и в голову не могло прийти, что ты была равнодушна к нему…

Какой сейчас смысл, думала Джейд, говорить Д’Арси о том, что она была отнюдь не равнодушна к нему, но отдала приоритет Эбби. Сейчас это уже не имело ровно никакого значения.

Какое-то время они молча сидели на кровати, погруженные в собственные раздумья. Неожиданно Джейд спросила:

— А отец ребенка? Ты не хотела бы выйти за него замуж и родить?

— Я думала об этом. Господи, как много я об этом думала! Но я никогда не говорила ему о ребенке. По правде говоря, у меня не было возможности для этого.

— Почему? Он что, уехал?

— Можно и так сказать. Собственно говоря, он убежал к своей матери, и на этом все и кончилось.

— Вернулся к матери?

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба.

Джейд подалась вперед и затаила дыхание. Ей очень не хотелось, чтобы Д’Арси продолжала. Но Д’Арси все е сказала:

— Он вернулся к своей матери и твоей сестре Эбби.

В следующую минуту Джейд пожалела о том, что Д’Арси приехала к ней и выложила все свои секреты. Но было поздно. Для них обеих уже было слишком поздно!

На следующее утро Д’Арси сказала:

— Я хочу отказаться от своего дальнейшего путешествия и провести все это время с тобой!

Джейд поняла, что ей придется забыть тот нежелательный и ужасный образ кузины, уже давно поселившейся в ее сознании. Они должны провести это счастливое время вместе.

— Полностью в твоем распоряжении.

— А как же твоя работа?

Джейд пожала плечами:

— Я пользуюсь успехом. Могу работать, когда хочу, и не работать, если нет желания. По правде говоря, я работаю, когда на меня много орут или действительно нужны средства. Но поскольку денег я трачу мало, нет нужды в их большом количестве — это делает меня в некоторой степени независимой.

— Тебе везет.

— Ты действительно так думаешь? Почему?

— Тебе повезло, что такая красивая и пользуешься успехом в качестве модели. А если бы все было не так? Что бы делала?

— Вероятно, умерла бы от голода. Шутка!

— Знаешь, ты могла бы попросить денег у моей матери.

Джейд и так уже слишком много получила от Франчески — нарушенное доверие к мужу, если не сказать больше. Но не время думать об этом! Во всяком случае, пока Д’Арси в Париже.

— Собственно говоря, мне не нужны были деньги. Я прихватила их немного у Трейса еще до отъезда из Палм-Бич, и у меня были с собой некоторые драгоценности матери.

— Ты продала их?

— Да, в Нью-Йорке, до приезда в Париж.

— Интересно, как это тебе удалось?

— Ну, в Нью-Йорке у меня был человек, который помог мне продать драгоценности и достать паспорт.

— Ага! Шерше ля мэн!

Джейд хихикнула. Несмотря на все то, что она пережила, Д’Арси все еще удавалось быть веселой, что украшало ее.

— Нет, это совсем не то. Это был старый друг моей матери.

— Ее любовник!

— О, Д’Арси, ты невозможна! Твои мозги работают только в одном направлении. Нет, конечно же, не любовник. Все, что они делали, так это просто смотрели друг другу в глаза, а потом он оказался в инвалидной коляске после того, как был до полусмерти избит бейсбольной битой. Нет, он не был любовником. Просто несчастный, искалеченный друг…

— После этого ты приехала в Париж и получила работу модели?

— Не совсем так. Сначала я была ассистентом фотографа, его звали Арман.

— Он твой любовник?

— Д’Арси, прекрати, пожалуйста. Конечно же, он не мой любовник. Он гомосексуалист.

— Ну, не сходи с ума. Я знаю, что даже гомосексуалисты могут спать с женщиной.

— Арман не может. Со мной, по крайней мере. Но даже если бы он хотел, почему я должна этого хотеть?

Д’Арси призадумалась:

— Ну, если ты так ставишь вопрос, то я не знаю, почему ты должна этого хотеть. То есть я уверена, что у тебя есть масса более предпочтительных возможностей, скажем так.

Джейд засмеялась.

— Да, скажем так… — ответила она загадочно.

— Да ладно тебе! Можешь мне сказать. У тебя много любовников?

— Ну, ладно. Я скажу тебе, если ты пообещаешь не поднимать больше этот вопрос.

— Обещаю. Ну, я слушаю.

— Нет.

— Что это означает «нет»?

— Это означает, что у меня не много любовников.

— Это не честно. Я вынуждена задать еще один вопрос.

— Да?

— Ну, хоть несколько любовников у тебя есть?

— Я говорю тебе «нет» и не позволю больше задавать подобных вопросов.

Она сказала Д’Арси всю правду. Не было не то что много любовников, даже нескольких стоящих. В Париже у нее было много безликих мужчин, с которыми она спала, но которых не любила. Так было легче — покоряться без сопротивления. Она была очень одинокой. Одиночество окружало ее еще в Лос-Анджелесе, но никогда еще оно не было таким отчаянным, как после бегства из Палм-Бич. Именно там остались два самых дорогих для нее человека. Она всегда вспоминала песенку Тони Бенетта «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско». Только пела ее по-другому: «Я оставила свое сердце в Палм-Бич!» Это, конечно же, звучало ужасно немелодично. Однажды она проснулась в какой-то странной постели, на грязной простыне, с каким-то незнакомым и уродливым мужчиной, и ее переполнило чувство самоотвращения. Она-то думала, что использовала этого самца, но оказалось, что пользовались ею, унижая и растаптывая ее душу. Точно так же Трейс и Скотт использовали Карлотту. Так же поступали все мужчины, которым так беззаботно и глупо отдавалась Карлотта, пытаясь эпатировать Трейса. А она, Джейд, хотела впитать в себя лучшие черты своей матери и отбросить наиболее глупые, отталкивающие, саморазрушительные… После этого у нее уже не было безликих мужчин и любовников.