Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин

А если замириться с Владимиром? Отдать ему Рогнеду…

Нет, поздно. Не пойдет Владимир на переговоры. Сам бы князь, может, и пошел, но Добрыня не даст. Этот – злопамятный. И умный. К чему переговоры, когда сила на твоей стороне. Если и говорить, то лишь о полной выдаче. Открыть ворота, отдаться на милость… На милость нурманов, что ли?

Нет, не откроет кремлевские ворота Роговолт. Будет драться. До последнего. Будут боги милостивы – умрет с мечом в руке. Умирать Роговолту не страшно. Пожил он долго и славно. А как сказал когда-то Святослав Киевский: «Мертвые сраму не имут».

Князь принял решение и закрыл глаза. Надо хоть немного поспать. Завтра – тяжкий день. Может, и последний…

Но сон не шел. Людей своих жалко. Особенно – детей. Особенно – Рогнеду…

Рогнеда ушла от Славки под утро, незадолго до рассвета. Славка сразу уснул. Спокойно. Этой ночью ему было очень хорошо. А будущего он не боялся. В свои восемнадцать Славка уже не раз побывал на краю, в полушаге от Кромки. Живой пока. Глядишь, и сейчас все обойдется хорошо. Главное – кремль удержать. А там, может, и помощь поспеет. Из Смоленска, к примеру. А может, и сам Ярополк с ратью придет. От Киева до Полоцка за седьмицу дойти можно, если двуоконь и поторопиться.

Славка был – опоясанный гридь. Но – молод. Потому в плохое не верил и думать о плохом не хотел. Однако вспомнилось: дядька Устах погиб. Вот беда-то…

Глава десятая

Последний бой князя Роговолта

– Я! Я первым вошел в этот город! И я – в своем праве!

Ярл Торкель – без малого восемь пудов мощи и ярости, спутанные волосы, заляпанные грязью и чужой кровью доспехи и одежда – навис над Владимиром.

– Я беру что хочу! Таков закон!

– Разве?

Непохоже, чтобы грозный вид ярла напугал новгородского князя.

– И давно ли ты стал хранителем наших законов, Торкель?

– Закон войны везде одинаков! Кто первым вошел в город, тот получает лучшее!

– Не спорю, – кивнул Владимир. – А кто первым вошел в город?

– Я! – рявкнул ярл. – Я!

– А я слыхал иное, – заметил Владимир. – Мне говорили, что из твоих людей первым встал на стену Гудмунд Желтый. А ты в город вошел, когда открыли ворота. Так ли это?

– Я слишком тяжел, чтоб прыгать на стену, – буркнул Торкель. – Или ты сам не видишь? А хёвдинг Гудмунд – мой человек! Он – всё равно что я. И я сам его награжу! Когда будем делить добычу, он получит то, что причитается.

– А ты? – спокойно спросил Владимир.

– Что – я? – не понял Торкель.

– Чей ты человек, ярл?

– Я – свой собственный! – Торкель гордо задрал бороду: мол, кто оспорит?

– А по-моему, ты – мой человек, – заметил Владимир. – У нас с тобой – уговор. Я дал тебе деньги, чтобы ты мне служил. Вот ярл Дагмар денег моих не брал. Он здесь, потому что он – мой друг. Если бы он сказал то, что сказал ты, я бы не стал с ним спорить. Но тебя, ярл Торкель, я нанял.

Рука взбешенного ярла легла на рукоять меча. Ближние гридни Владимира шагнули вперед, но князь остановил их движением десницы. Торкель свиреп, но он – не берсерк. Он сначала подумает…

Так и вышло. Торкель не вытянул меч. Вокруг Владимира – его гридни. За спиной князя ухмыляются Дагмар и его воины. И Сигурд, змей, тоже лыбится во все тридцать два зуба. Ярл Торкель – родич, пусть даже и дальний, Харальда Серой Шкуры. А Харальд сделал вдовой сестру Сигурда Астрид. Весело ему, что гнет Торкеля молодой хольмгардский конунг. А ведь верно он сказал: Дагмар не взял у конунга Вальдамара денег. Они – друзья. Не раз вместе ходили в вики. Вальдамар женат на сестре Дагмара…

Торкель может вызвать хольмгардского конунга на поединок, а что потом? Допустим, Владимир примет вызов. Он молод, горд, считает себя умелым воином. Допустим, боги будут благосклонны к Торкелю, и он убьет конунга Вальдамара.

…И останется один – против всех. Против Дагмара, конунгова родича. Против Сигурда Эйриксона, своего кровника. Против новгородцев, которые ненавидят всех викингов…

Даже засевшие к кремле полочане не испугаются Торкеля, если он останется один. А уж о вожделенном Киеве точно придется забыть. И хирдманны не поймут. Кто тогда заплатит договорное?

Торкель скрипнул зубами в бессильной ярости…

…А Владимир спокойно ждал решения нурманского ярла. Князь знал, каким оно будет. И когда увидел, что гордость перехватила горло Торкеля, Владимир взял слово сам:

– Хочу, чтобы все знали! – произнес он громко и отчетливо, так, чтобы его слышали все, кто собрался на рыночной площади: нурманы, свеи, новгородцы…

– Хочу, чтобы все знали: это мой город! И люди здесь – мои. Бонды и трэли, смерды, огнищане, холопы и вои. Со всякого, кто убьет или покалечит моих людей, я возьму виру!

– Так что ж теперь, даже позабавиться с девкой нельзя? – выкрикнул кто-то.

– Почему нельзя? – Владимир усмехнулся. – От девки, чай, не убудет, а коли прибудет, так и мне польза: мои ведь людишки множатся. А тебе, ярл Торкель, напомнить хочу: главная наша добыча – там! – Взмах рукой в сторону далекого Киева. – А главные богатства Полоцка – там! – Взмах в сторону близкого кремля. – Кто хочет пить из серебряных чаш, возьмет их в хоромах Роговолта! А тот, кому больше по нраву глиняные плошки, может и дальше шарить по каморам трэлей! – Владимир широким жестом обвел стоящие вокруг рыночной площади дома.

Надо отметить, что князь не солгал. Рабы в этих домах тоже жили. Солидным торговым людям без холопов никак не обойтись. Однако и серебра у полоцких купцов хватало.

Однако никто из присутствующих не стал оспаривать сказанное. Заполненная воинами площадь взорвалась дружным ревом и выказала полную готовность заполучить посуду полоцкого князя.

– Как я сказал? Славно? – самодовольно поинтересовался Владимир у своего дядьки и воеводы.

На рыночной площади царила организованная суета, свойственная любому разношерстому войску. Хёвдинги, сотники и старшины строили людей, готовили штурмовую снасть. Младшие командиры знали, что им делать. Команда старших понадобится, когда придет время штурма.

– Сказано славно, – похвалил Добрыня. – Главное – вовремя. Дозоры я разослал, как уговаривались: дороги закроют и водный путь тоже. Но вестник, он и лесами пройти может. Так что поторопиться следует.

Владимир поглядел на вратные башенки и крыши полоцкого кремля, оценил и сказал уверенно:

– Это не крепость, а тын деревенский. К вечеру возьмем.

Прав был новгородский князь. Стены полоцкого кремля не отличались ни крепостью, ни высотой. Старый частокол, поставленный Роговолтом еще в молодости, наскоро. Городские стены Полоцка были не в пример крепче. Мог бы Роговолт укрепить кремль, да не позаботился. Думал: от кого обороняться? От своих полочан, что ли?

Славке место досталось хорошее. Не на самой стене, а в кремле, на нижнем ярусе сторожевой башни. Отсюда – весь город виден и обе реки. А на реках – подошедшие вчера вражьи корабли: новгородские шнеки, драккары нурманов и свеев. Десятка полтора массивных скандинавских кнорров – добычу складывать.

Видны Славке и сами вороги. Собрались меж домами малыми группами, прикрылись толстыми саженными щитами, какие стрелой даже в упор не прошибить. Ждут.

Полочане на стенах тоже ждут. Готовятся. Умирать. Всем ясно: не удержать им кремль. На каждого полоцкого дружинника приходится по пятеро скандинавов да по дюжине новгородцев.

Но о сдаче никто не говорит. Будь здесь только нурманы, можно было бы откупиться. Но Владимиру откуп не нужен. Ему нужен Полоцк.

К битве Славка готов. Этой ночью Рогнеда снова приходила к нему, но ушла рано, так что Славка даже выспался.

Взревел рог, и вои Владимира кинулись на кремль одновременно и со всех сторон. Даже ворота ломать не стали: так полезли. Нурманы и свеи набросили длинные жерди с крыш соседних домов, с привычной ловкостью побежали по ним на стены. Перебегающим с корабля на корабль по брошенному веслу такое привычно.

Славка метал стрелы навскидку, почти не целясь. Сначала это было просто, потом меткого стрелка углядели лучники Владимира, и Славке пришлось перебегать от окна к окну, чтобы не достали. Сеча шла уже во дворе. Превосходящие числом нападавшие теснили и рубили полочан. Славка расстрелял все свои стрелы. И стрелы двух убитых владимирскими лучниками отроков. Расстрелял и вражеские, те, что влетели в окна и не поломались.

Двор был запружен врагами. Уцелевшие дружинники Роговолта отошли в терем. Стрелки с верхних этажей тоже спустились вниз. Остались только мертвецы. И Славка. Он ведь – сам по себе. Над ним не было старших, чтобы приказать. Раньше мог скомандовать дядька Устах… Теперь – никого и ничего. Нет места в общем строю. Нет друзей-соратников. Полочане будут драться до последнего. Им отступать некуда. Здесь их родня, их дом. У Славки же дом и род – в Киеве. Он понял это, когда остался один. Славка честно дрался за Полоцк, но умирать за Полоцк ему необязательно. Он – гридень Ярополка, а не Роговолта.