Операция «Круиз» - Михаил Владимирович Рогожин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шторм обрушился на корабль с новым неистовством. Качка усилилась. Но Павел абсолютно не ощущал приступов морской болезни. Наоборот, он почувствовал, что слился со стихией. Мощные порывы ветра рождали в нем страстную, сметающую все на своем пути сексуальную силу, противостоять которой было бессмысленно.
Антигони, чувствуя это, поступила так же, как мудрый капитан Папас, — легла в затяжной дрейф. Позволила Павлу царить над ее телом, заботясь лишь о том, чтобы уже вдвоем не слететь с постели на пол.
Для Павла существовало всего две реальности — буря в душе и шторм за окном. Он чувствовал себя первобытном мужчиной, понятия не имеющим, что такое секс, интим, любовные игры. Любовь и желание слились в единую страсть, утолить которую можно было, только подчинив себе полностью тело и чувства лежащей рядом женщины.
В эти минуты Павел не думал ни о себе, ни об Антигони. Он, потеряв голову, доверился силе шторма. Эмоции настолько захлестывали все остальное, что сам процесс овладения ее телом не отпечатывался в мозгу. Это было то редко возникающее ощущение, когда физическая близость казалась не венцом наслаждения, а лишь моментом преодоления телесной оболочки, слиянием двух душ в один всепоглощающий чувственный экстаз, уносящий в высшие сферы, за грань человеческого бытия.
— Я люблю тебя, Павел, — раздавалось вместо стонов.
Он слышал это не ушами, а распластавшейся над Антигони душой. Ликовал и вновь погружался в беззвучную стихию сплетающихся чувств.
Антигони сначала лишь поддавалась его напору, а потом, забыв обо всем на свете, рванулась навстречу его желанию и чувству.
Их обоих сбросило с низкой постели. Но от этого объятия не ослабли. Возможно, он и она не заметили, что оказались на полу. Шторм навязывал им свой ритм, а Павел и Антигони, не сговариваясь, гасили его в своих телах, все сильнее прижимаясь друг к другу, чтобы ощутить каждую клеточку желанного тела.
Безумие секса, охватившее их, выражалось не в лихорадочных движениях и рискованных позах, а в тесном слиянии тел, которое не смел разъединить даже не унимающийся шторм.
Когда оба обессилели, то заметили, что каюту больше не качает. Стоны ветра прекратились. В закрытое окно барабанил дождь. Шторм, изрядно потрепав корабль, унесся к побережью, оставив после себя на полу каюты двух счастливых людей — Павла и Антигони.
— Кажется, был шторм? — шепотом спросила Антигони. — Или это мы его устроили?
— Его послал нам Господь, видя, что мы созданы быть вместе.
— О, Павел, как я боюсь ошибиться, — тихо и проникновенно произнесла Антигони. — Я, если разобраться, всю жизнь наказываю себя горькими разочарованиями. Еще в Америке мне приходилось заниматься торговцами наркотиков. В сущности, это были гнусные типы. Я никогда их не жалела. Потом вдруг возник один художник, и мне показалось, что стоит окружить его любовью, и он станет самим собой. Без наркотиков, без необходимости все время искать деньги. Но случилось иначе. Он просто засветил меня. Тогда впервые в меня стреляли и стреляла я.
Потом долго кляла себя за веру, за сочувствие, за собственную глупость. Сторонилась людей, ожесточилась, постоянно готовилась к отражению любых сексуальных поползновений со стороны моих клиентов. И вдруг на горизонте появился Апостолос…
Антигони дотянулась до валявшейся на полу пачке сигарет. Павел нашел зажигалку. Она закурила и посмотрела на него с благодарностью за то, что он ее не перебивает.
— Я с радостью взялась за это задание. Он оказался интересным человеком. Много в нем было ребяческого. Широта, размах и монументальность разительно отличали его от всех моих знакомых и приятелей. Мне он казался великаном среди пигмеев. По отношению ко мне был бесконечно добр, но я не пользовалась этим. Конечно, я влюбилась. Даже когда начала понимать, что он часто и без стеснения преступает закон, убедила себя, что ему, в отличие от других, это позволено свыше. Мне предложили с ним расстаться, так как я перестала давать сведения. Я отказалась. На мне поставили крест…
Но, оказывается, все, что отходит от прописных истин, есть плод наших заблуждений. Когда человек жесток и несправедлив к одним и мягок и добр с другими, значит, он притворяется. Подчас даже не отдавая себе в этом отчета. Будто пелена слетела с моих глаз. Это была не любовь ко мне, а любовь к себе, своим причудам. И в этом Апостолос остался недоразвитым ребенком. Люди для него все те же игрушки. Одни он бережет, другие может выбросить. Но поломать способен любую. Такой куклой он и представлял себе меня. Пришел день, кукла стала мешать, ее бросили в ящик с ненужными вещами.
Антигони горько вздохнула. Павел обнял ее, прижал к себе и почувствовал на груди стекающие с ее щек горячие слезы.
Шторм весьма потрепал корабль и его пассажиров. В каюте Егора Шкуратова ситуация причудливо изменилась. Сам артист ни на секунду не покидал туалетную комнату, страдая жестокими приступами рвоты и теряя ориентацию в пространстве. Большую часть времени он оставался на четвереньках.
Татьяна в отличие от него держалась стойко. Она потягивала из бутылки виски и радовалась каждому отчаянному порыву ветра и мощнейшим ударам волн. Казалось, ее душа наконец попала в свою стихию. Чем неистовее штормило, тем в большее умиротворение погружалась артистка.
Ужасно мелкими, ничтожными и глупыми, по сравнению с никому не подчиняющимися силами природы, показались ей проблемы, возникающие между людьми. Какая разница, кто прав, кто виноват, кто преступник, кто жертва, если в одно мгновение они все вместе могут уйти на дно и навсегда исчезнуть под толщей воды? Мерзавца Маркелова рыбы сожрут с таким же удовольствием, как и ее саму. Кто же в таком случае даст людям право судить друг друга?
Маркелов после первого же крена судна вывалился из кресла и лежал на полу с задумчивым видом. Морская болезнь его не донимала. Его мучали другие, более страшные вопросы.
— Кто еще знает про радиоактивные отходы? — спросил он Татьяну в минуту временного затишья.
— Все наши… Леонтович.
Маркелов понял, что игра проиграна. Во всяком случае, для него. Начать отстрел всех, посвященных в тайну смертоносного груза, складированного в трюме, значило превратить круиз в бессмысленную бойню. Избавиться от груза втихаря уже не получится. Свалить всю ответственность на убитых Лавра и Яниса не удастся из-за свидетельств Антигони… Оставалось добровольно дожидаться ареста и громкого судебного процесса.
На это у Ильи Сергеевича сил не осталось. Мотать второй
