Ванька-ротный - Александр Шумилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И казалось ему, что в санях у него вовсе не раненые, а наваленные как попало дрова. Вот проедет он овраг и за крутым поворотом, у ручья, покажется родная деревенька.
Не плохо бы было ему сейчас на недельку махнуть в родные места. Вон, ездил же кладовщик, возил посылку жене майора, а на обратном пути завернул домой на три дня.
Он слегка потянул за вожжи свою лошадёнку, открыл глаза, полоснул её поперёк прогнутой спины ременным кнутом и она послушно затрусив побежала по дороге. Над кем ещё он мог проявить свою власть и волю?
Лошадёнка насквозь знала и видела душу своего хозяина. Она, покачивая бедрами и пуская пар из ноздрей, через некоторое время сама перешла на размерный лошадиных шаг. Уступить ему малость, пробежать рысцой каких то полсотни метров, а потом опять идти лениво, не торопясь и качать головой.
Даже она, заезженная кляча чувствовала, что он выбился по службе чисто случайно, по явной ошибке вперёд. Умные глаза её не раз ставили его в тупик.
Перед тем как запрягать её, он выносил на себе из избы хомут и сбрую. Бросал всё в сани, с тем чтобы проверить не порвалось ли где, не потёрлось ли, не висит на волоске, и не оборвётся в пути.
Он не собирался выводить её из стойла к саням, пока не закончит осмотра. И когда он поворачивал голову в её сторону, закашлявшись затяжкой самосада, она уже стояла рядом сзади, тыкала его в плечо шершавей ноздрёй, обдавая его тёплым лошадиным дыханием. И если он при этом смотрел на неё в упор, глаза её говорили:
— Видишь, я здесь, рядом! Чего волноваться?
После, этого она опускала голову и легонько щипала его теплыми губами за пальцы. Он знал, что она чего-то просит. Он лез в карман, доставал оттуда завалявшуюся корку черного хлеба или картофелину, оставшуюся от еды и она мягко брала угощение губами. Иногда он даже баловал её, протягивая ей, замусоленный в кармане, небольшой кусочек колотого сахара.
Она понимала его доброту. Какая-то кроха из его кармана переходила и перепадала ей. Она всегда терпеливо ждала этого момента. Она очень понимала человеческую ласку и доброту, чувствовала своей лошадиной душой и платила ему своим терпением и привязанностью.
Сейчас, она сама не торопясь, поспевала за идущими впереди возками.
День уже был на исходе. Обоз вывалил на опушку леса. Дорога пошла между снежных равнин. Она, то тянулась прямой укатанной лентой, то снова начинала вилять по изрытой копытами снежной земле.
Все те, что остались в полку и эти идущие за обозом, были связаны одной крепкой верёвочкой, узами братства и принадлежности к тылу, и между собой. Их объединяла одна забота. Сохранить свои жизни и дожить до конца войны. И любые там понятия и моральные взгляды не имели, для них никакого значения.
Нельзя было допустить, чтобы раненый или больной стрелок после излечения мог подвинуть кого-то из этих и занять их место. Каждый вшивый и тощий тыловик был помечен особым запахом и знаком усердия. На каждое нужное место в тылу подбирали человека по особым признакам и приметам. Потому, как угодлив он был, потому как низко гнулся у него хребет, потому как он смотрел в глаза начальству и стоял перед ним.
Тыловика из далека сразу видать по походке. Он идёт и кривой лапой загребает под себя снег со стороны. Его можно сразу определить по шустрому и без слов понимающему взгляду. От тылового служаки всегда исходит надежный и сытый дух.
Для работы в тылах полка простые солдаты стрелки не годятся. Сюда отбирают людишек по вислым ушам, по оскалу рта и зубов, по собачьему нюху и по хищной утробе.
К тыловым службам полка солдат с передовой не подпускали. Они не так угодливы и послушны, не достаточно сообразительны, податливы и бессовестны. Они не владеют гибкостью и тонкостью ума, чтобы без всяких намеков и подсказок служить начальству верными псами.
Люди с чистой совестью и этой, как её, честностью, в услужение полковому начальству непригодны. Никто из тыловых крыс не должен оставлять своего места, ни последний повозочный, ни повар, ни даже портной и тем более Ёся, парикмахер полка. Майор, замполит, знал это прекрасно.
Отработанный и налаженный тыловой аппарат в трудный и переломный момент не даст даже осечки, в любом щекотливом и незаконном деле будет полный ажур.
Он прекрасно понимал, что все берут, а те, что помельче, как крысы тащат, а те третьи, как муравьи, подбирают по крохам. Он знал, что львиная доля солдатских ротных пайков остаётся в полковых тылах и до рта солдат стрелковых рот не доходит.
Даже саперы, которым по долгу службы, нужно бы было быть в стрелковых ротах и заниматься там проведением инженерных работ, сидели постоянно в тылах полка и занимались благоустройством блиндажей, бань, лошадиных стоил, для тыловых начальников и для их подчиненных.
Тылы полка стояли и ждали, когда стрелковые роты возьмут очередную деревню. Возьмут и с хода пойдут вперёд, преследуя немцев. Только тогда, вслед за ротами трогались и они. А на переднем крае, который проходил перед деревней, оставались лежать присыпанные снегом трупы убитых солдат.
Ёся портной и Прошка ездовой числилась по штату в похоронной команде. В штатных списках стрелковых рот состояли вестовые, сидящие впереди на ковровых саночках, денщики чистившие сапоги и раздувавшие самовары, и прочий нужный при штабе народ, кого куда послать, что принести.
А когда весной, с земли сходил снег, и трупы убитых во всём великолепии представали перед местными жителями, перед взором изумлённых женщин и детей, тыловики об этой своей святой обязанности, похоронить убитых солдат, забывали.
Может здесь, среди брошенных солдат, были их отцы и мужья, сыновья и родные? Да разве теперь узнаешь в обезображенных трупах своего родного и близкого человека. Редко у какого солдата лежала в кармане солдатская книжка или капсула с фамилией на бумажке.
Хмельной угар, натопленные избы, парные бани, взбитые подушки, пуховые перины, сытая жизнь, податливые хозяйки, всё это заслоняло человеческую сущность, мораль и войну. Всё, что было народной совестью, об этом молчали.
На убитого, отмеченного галочкой в ротных списках, в полку заполняли извещение по форме и посылали семье. Не очень то корпел писать, чтобы выяснить место гибели солдата. Название деревни писали то, где в данный момент стоял штаб полка. Офицеры штаба уточнениями истины себя не утруждали. Погиб солдат здесь или десять километров впереди, это было не важно.
Десятки, сотни, тысячи, миллионы ушли в землю. А кто, где лежит, разве это теперь имеет значение и волнует кого.
В стрелковой роте на передке, в мёрзлой земле ковыряются старики и мальчишки. Солдат в возрасте и силе давно уже нет. Старики и ребятишки долбили мёрзлую землю всю ночь. Усталые, они к утру валились и тут же в своих окопах засыпали. Рассвет не предвещал ничего хорошего. В желудке не бултыхалась, как обычно мучная подсоленная жидкость, солдатам даже во сне виделось, что им третий день не дают в роте харчи.