Елизавета I - Маргарет Джордж

– Ради всего святого! – закричал первый. – Руки, рукам больно!

– Вы кто такие? – осведомился Роберт.

– Гелли, ты меня что, не помнишь? – сказал второй. – А ты, Роберт?

– Я никогда в жизни тебя не видел! – отвечал Роберт, еще сильнее заламывая за спину руки пленника.

– Кембридж! – закричал тот, что был помоложе. – Я Роджер Эйлуорд! Ох, пожалуйста, не надо!

– Во имя Иисуса! – взмолился первый. – Сжальтесь! Спрячьте нас!

– Сперва признавайтесь, кто вы такие. Я не знаю никакого Роджера Эйлуорда, – сказал Роберт.

– Зато я знаю, – подал голос Гелли. – Он был надзирателем в колледже Святой Троицы. Состоял в канцелярии.

– Да! Да! – подтвердил Эйлуорд. – Клянусь вам!

– А ты? – обратился Роберт ко второму.

– Я Джон Джерард.

– Это невозможно. Ты нас что, за дураков держишь? Джерард сидит в Тауэре.

– Я сбежал.

– Не дури мне голову, – рассмеялся Роберт. – Это невозможно.

– Нет ничего невозможного. Отпустите меня, и я все вам расскажу.

– Что? Да если бы одиозный иезуит Джерард явился сюда – а это все-таки невозможно, – я не стал бы укрывать его. Это разрушило бы мою жизнь. Прятать у себя иезуита! Беглого заключенного! Ни за что на свете, даже ради спасения собственной жизни. Да это в конечном итоге и стоило бы мне жизни!

– Все, чего я прошу, – это позволить нам переночевать. До рассвета осталось всего пять часов. У нас есть где укрыться, но нам необходимо отдохнуть и оторваться от преследователей. Они думают, что мы пойдем на запад, так что нам нужно идти на восток.

Роберт и Гелли осторожно отпустили пленников. Те с трудом поднялись на ноги.

– Ведите их сюда, – велела я. – Быстро.

Меня трясло. Неужели это правда? Неужели сбежать из Тауэра возможно? И почему они обратились за помощью к нам, известной протестантской семье?

Беглецы на нетвердых ногах проковыляли в дом и упали в кресла. Слуг звать нельзя; придется мне самой идти на кухню и чего-нибудь им оттуда принести – сыра, эля, чего угодно.

Пока я ходила за едой, наши гости сняли плащи и теперь безмолвно озирались по сторонам. Руки у первого были так чудовищно изувечены, что он не мог удержать еду. Пришлось товарищу его кормить.

– За руки следует благодарить Топклиффа, – сказал он. – Меня несколько раз пытали, но я не сломался – в отличие от моих костей. Меня подвешивали за запястья и оставляли висеть так часами.

– Можете нам не верить, но мы просидели в Тауэре три года, – сказал Эйлуорд. – С пасхальных облав девяносто четвертого.

Я помнила эти облавы. Правительство тогда устроило повальные обыски в домах тех, кого подозревали в укрывательстве иезуитских миссионеров, и улов у них был богатый. Но самой крупной рыбой оказался знаменитый Джон Джерард, их глава. Многие годы подряд он успешно ускользал от них, скрываясь за личиной придворного, который любил охоту, карточные игры и модные наряды. Когда же он не прятался таким образом у всех на виду, то мог по многу дней жить в каких-то немыслимо тесных тайниках – к примеру, под каминной решеткой. В другой раз, когда в католический дом, где он укрывался, в пять утра неожиданно нагрянули с обыском, он несколько часов простоял в подземной сточной яме. Если кому-то и под силу было сбежать из Тауэра, то Джерарду. Но что, если это самозванец, подосланный, чтобы подстроить нам ловушку?

– Докажите, что вы тот, за кого себя выдаете, – сказал Роберт.

– Простите, но верительных грамот у меня при себе нет, – сокрушенно рассмеялся калека. – Могу показать только свои руки.

Он протянул их вперед. Зрелище было ужасающее.

– Это вполне мог сделать и ваш товарищ, – хмыкнул Гелли. – Если Топклифф не заклеймил вас, мы не можем быть уверены в том, что вы пострадали от его рук.

– Возможно, он и намеревался это сделать, но я не стал дожидаться, – сказал калека. – Поскольку вы нам не верите, что вполне резонно, но были настолько великодушны, чтобы накормить нас, мы пойдем дальше.

С этими словами он поднялся.

– Не так быстро, – остановил его Гелли. – Объясните-ка, каким образом вы выбрались из Тауэра, если вы оттуда выбрались.

– Это было просто, но не легко. Нас держали в Соляной башне – это одна из внешних башен, которая смотрит на ров со стороны реки. При помощи сочувствующего тюремщика нам удалось подать весточку друзьям, чтобы ждали нас на пристани.

– Да, но каким образом вы выбрались из Тауэра?

– Мы перебросили через ров тонкую веревку; наши друзья поймали ее и привязали к ней веревку потолще, которую мы дотянули до крыши. А потом мы на руках перебрались по ней через ров. Руки Джерарда едва выдержали. Это их и добило, – сказал Эйлуорд.

– Если нас до сих пор еще не хватились, то к утру уж точно хватятся, – добавил Джерард.

– Пускай остаются, – сказала я. – Я им верю.

– Благослови вас Господь, миледи. – Джерард упал обратно в кресло.

– Положите здесь тюфяки, им нужно поспать. – Пока Роберт с Гелли ходили за тюфяками, я сказала: – Я не принадлежу к вашей вере, но восхищаюсь вашим мужеством – и мужеством тех, кто до сих пор не отрекся от нее, хотя ваша страна всеми силами этому способствует.

Католики не могли заседать в парламенте и занимать никакие должности в университетах. Ни в каких правительственных кругах католиков тоже не было. Упорствовать в принадлежности к католической церкви означало лишить себя карьеры на общественном поприще.

– Это ради людей, к которым мы приходим служить, – сказал Джерард. – Кроме нас, у них нет никакой поддержки, поэтому мы с радостью рискуем жизнью, если это помогает им сохранить веру. Большие поместья дают некоторую безопасность, но им все равно нужны священники. В Каудрее, одном из наших оплотов, возникли трудности. Тамошний наследник придерживается более воинственной позиции и уже успел настроить против себя власти, что весьма прискорбно. До последнего времени там проводилось множество крещений.

– Я действительно был знаком и с Робертом, и с Гелли во времена их учебы в Кембридже, – сказал Эйлуорд. – И мне было известно, что оба они протестанты, но было известно и то, что… прошу меня простить… что в последнее время Роберт впал в немилость, так что я понадеялся, что мы можем рассчитывать укрыться здесь на какое-то время. Еще раз прошу меня простить за такие предположения, но нам больше попросту некуда идти.

– Мы и в самом деле протестантская семья, – улыбнулась я. – Мой отец был настолько убежденным протестантом, что даже уехал из Англии, когда королева Мария вернула ее в лоно католической церкви. Но сейчас… это не столько убеждение, сколько политическая необходимость.