Елизавета I - Маргарет Джордж

Дверь была маленькая, узкая и некрашеная. И в таком месте он живет? Я собралась с духом и постучала, пока не передумала. Никто не ответил. Меня охватила дрожь облегчения. Мужество не изменило мне, я пришла, я постучала. Теперь можно с чистой совестью идти обратно.

Дверь распахнулась, и на пороге показался Уилл. Выражение его было непроницаемо, однако при виде меня он изменился в лице и взгляд его заметался, пытаясь разглядеть что-то у меня за спиной.

– Я одна, – заверила я.

Он некоторое время смотрел на меня, потом знаком пригласил проходить. Я двинулась следом за ним в убогую полутемную переднюю. Он сделал еще несколько шагов и опустился на скамью. Все так же ни слова не говоря, указал мне на стул со спинкой и подушкой: самое комфортабельное сиденье в его доме, вне всякого сомнения.

– Летиция, – произнес он наконец.

Это был вопрос, не приветствие.

– Твой «Ричард Второй»! – выпалила я.

Я с самого начала дам ему понять, что пришла по делу. Строго по делу.

– Он порочит Роберта! Я крайне обеспокоена этим. Зачем ты так поступил?

– Моя пьеса вовсе не про Роберта Деверё, – произнес он спокойно. – Она про короля, который правил двести лет назад.

– Почему тогда все думают иначе?

Он пожал плечами в той своей манере, которую я когда-то находила умилительной; сейчас же она привела меня в бешенство.

– Я не могу помешать людям думать так, как они думают, и видеть в моей пьесе то, что они хотят в ней увидеть. Я рассказал эту историю в той манере, в какой она пришла мне в голову, стараясь по возможности придерживаться фактов. Все эти люди давным-давно умерли, они не ходят по лондонским улицам и не сидят на троне. Ричард, если я ничего не путаю, покоится совсем недалеко отсюда, в Вестминстерском аббатстве, а Болингброк – в Кентерберийском соборе. Можете сходить к ним на могилы, если хотите убедиться в том, что их в самом деле давным-давно нет в живых.

– Нет, они каждый день оживают на сцене! И говорят вашими словами! Вы вернули их к жизни.

– Вы видели пьесу?

– Да, еще и прочитала, всю до последнего слова.

Его это явно обрадовало. Я видела, что его подмывает спросить меня, что я об этом думаю – как о пьесе.

– И?

– Что – и?

– Если бы вы смотрели ее без предубеждения, предположили бы, что она про Роберта?

– Да! Одной бороды уже хватило бы, чтобы догадаться!

– Летиция, я не давал актеру никаких указаний относительно бороды. Это его собственный выбор. А если бы он вооружился трезубцем, вы бы подумали, что это Посейдон? Если все ваши улики – борода, можете выбросить это из головы.

– Описание его как человека, который подлаживается к людям, чтобы заслужить их расположение, указывает на Роберта. Вы же знаете, что толпы повсюду превозносят его до небес и как это раздражает королеву.

– Это литературный прием. Мне нужен был какой-то конкретный поступок, чтобы убедить зрителей в том, что у Болингброка были планы сместить короля Ричарда еще до того, как его изгнали из страны. На сцене мы должны показывать, а не просто заявлять.

– Это вредит Роберту! Подпитывает худшие подозрения королевы в его адрес. После его возвращения из Кадиса он едва ли дождался благодарности от нее, зато простой народ ему рукоплещет.

– Да, я слышал. – Он немного помолчал. – Это не означает, что я вывел его в своей пьесе. Это всего лишь одна из целого цикла пьес, которые я пишу на эту тему.

– И о чем будет следующая?

– О Болингброке после того, как он стал королем, – ответил он. – Его беды только начинаются. Если можно так сказать о человеке, который давно мертв.

Он ухмыльнулся. Я против воли улыбнулась в ответ. Мне не хотелось отпускать свою злость. Так было проще.

– Когда ты сюда переехал? – спросила я.

– Несколько месяцев назад.

Я обвела глазами его жилище, и он перехватил мой взгляд:

– Согласен, обстановка тут довольно убогая. Графинь я у себя не принимаю, а мне самому много не надо. Я здесь бываю редко, а когда бываю, то пишу. В скромной обстановке пишется даже лучше. Ничто не отвлекает – ни гобелены, ни картины, ни накрытые столы. Идемте, я кое-что вам покажу.

Он поднялся и провел меня в еще более тесную комнатушку, вся обстановка которой состояла из письменного стола, кресла, лампы и сундука. Стол был завален бумагами; еще одна кипа громоздилась на полу. Сквозь окно, которое оказалось неожиданно большим, в комнатушку проникало достаточно света. Из него открывался вид на поля за Лондонской стеной и воротами Бишопсгейт и дорогу, уходящую на север.

– Сидя здесь, я вижу лишь то, что у меня в голове. – Он взял со стола исписанный лист бумаги и вгляделся в него. – Это вот продолжение истории Болингброка. После того, как тот стал королем Генрихом Четвертым.

Королевство Уилла было совсем крошечным, но в нем умещалось бескрайнее прошлое и богатое настоящее. В этой тесной каморке появились на свет произведения, которые увидели тысячи людей. Истинное чудо.

– Я рада, что ты счастлив, Уилл, – сказала я, хотя и не собиралась говорить ничего такого.

– Кто вам сказал, что я счастлив? – спросил он.

Я немедленно вспомнила про смерть его сына и почувствовала себя идиоткой.

– Я имею в виду, в творчестве, – поправилась я. – Ваши пьесы имеют огромный успех.

– Ну, по крайней мере, я жив. Сколько других драматургов мертвы – Грин, Марло, Кид. Или не в ладах с властями. Я в своем творчестве стараюсь представлять все точки зрения, чтобы никто не смог обвинить меня в том, что я придерживаюсь какой-то одной. – Он слабо улыбнулся. – Кроме вас, разумеется. И это прерогатива матери – защищать своего сына. Я не держу на вас зла за недопонимание.

Значит, теперь мы будем делать вид, что это было простое недопонимание. Прекрасно.

– Я слышала, что ты потерял сына, – сказала я. – Прими мои соболезнования.

– Спасибо. Его смерть стала для меня огромным ударом. И теперь я знаю, что никогда не оправлюсь. Он всегда будет жить в моей памяти, но жить больше никогда не будет.

Уилл наклонился, открыл сундучок с исписанными листками и принялся рыться в нем в поисках одного конкретного. Выудив его, он протянул его мне:

– Стихи – слабое утешение, но они дают горю голос. Это отрывок еще из одной пьесы, над которой я сейчас работаю, про короля Иоанна.

Я почувствовала