Крепость Дракона - Майкл Стэкпол

Уилл не хотел, чтобы друзья его погибли, и еще больше он не хотел видеть, как они погибают, но тем не менее, заслышав зов трубы, вышел из относительно безопасной зоны и вскарабкался на холм, где находилась палатка Адроганса. Конногвардейцы, стоявшие там для того, чтобы отгонять народ, улыбнулись, завидев его; Уилл прокрался наверх и спрятался в тени командирского шатра.

Он увидел, как гвардейцы Альциды двинулись вперед по сравнительно ровной местности. Земля поднималась в северном направлении, но не настолько, чтобы у авроланов было ощутимое преимущество. Движение войск напоминало яркую ткань, которую ласкал легкий ветерок. Это происходило, когда люди опускались в небольшие долины, а потом, поднимаясь, оказывались на другой стороне.

Сверкание длинных копей частично разрушало эту иллюзию. На некоторых копьях развевались флажки, в то время как идущие в первых рядах воины уже опустили свои копья, направив их на врага. Первые три ряда с копьями наперевес казались нерушимой стеной, которую вражеской кавалерии было не преодолеть.

Вслед за пехотой с копьями и пиками двигалась кавалерия. Мрачные черные плащи королевских всадников делали этот отряд еще более грозным. Хотя они пока еще не получили боевое крещение, желание освободить свою землю зажигало сердца всех мужчин и женщин, закованных в стальные доспехи. На лошадях тоже была броня с шипами. У некоторых с седел свешивались знамена.

С правой стороны ехали Волки Альциды. На синих их плащах от правого плеча к левому бедру шла золотая полоса. Они выглядели не менее красочно, чем огромные темериксы, к которым они скакали.

Пройдя триста ярдов, инфантерия остановилась. Прозвучала команда, и выдвинулись вперед копья, ощерившиеся самодельными шипами, готовыми растерзать плоть противника. Грянул древний военный клич Альциды, так что у Уилла мурашки по спине побежали:

Прольем же кровь за дом родной,

За короля, семью, народ!

Гордостью наполнилось его сердце, а растянувшиеся в улыбке губы почувствовали прикосновение маски. Как бы Ориоза ни заявляла на меня свои права, я всей душой с Альцидой.

Загремели барабаны, и авроланы двинулись вперед. Уилл невольно сравнил их с волком, прячущим до поры до времени зубы.

Противник подходил все ближе и ближе. Впереди шли хогуны с оружием, способным пробить огромные бреши в рядах Альциды. Удар дубины — и копья полетят на землю, а люди столкнутся друг с другом, и начнется паника.

Движутся только фланги. Они что-то замышляют.

Уилл сдвинул брови, стараясь разгадать маневр авроланов. Усилия его ни к чему не привели — частично потому, что у него не было опыта, а частично потому, что Уилла отвлекали звуки, доносившиеся до него из шатра главнокомандующего. Кроме непонятных слов, которые произносили жускцы, Уилл слышал вздохи и стоны, скрип и щелчки. Он не знал, что это, чувствуя лишь, что происходит там не то, что нужно; и это в тот момент, когда Адроганс должен был разобраться в тактике авроланов!

Не раздумывая, юный вор проскользнул в шатер и, когда глаза его привыкли к темноте, в ужасе замер.

Посреди палатки была вырыта яма, наполненная водой, а над ней возвышался привязанный к кресту обнаженный окровавленный Адроганс. В грудь, живот, бедра и руки его были вбиты железные гвозди. Палатку заполнял дым и запах горелой плоти. Один жуск держал в клещах раскаленный гвоздь, а другой оттопырил кожу на левом плече Адроганса. Пробормотав какое-то проклятие, состоящее из одних свистящих звуков, жуск вбил в тело гвоздь, в то время как третий жуск подвесил на тонкой бечевке к этому гвоздю груз.

Не успел Уилл поднять тревогу, как старый шаман обернулся. Он указал на него пальцем и сжал руку в кулак. Уиллу показалось, что ему перекрыли воздух, в глазах потемнело.

Он не почувствовал, как упал на землю.

ГЛАВА 55

Марк Адроганс едва заметил, как с приходом Уилла в палатку заглянул луч света, едва услышал его сдавленный стон и звук от падения на землю. Боль, пронзавшая тело генерала, не позволяла ему отвлекаться на что бы то ни было. Раскаленное докрасна железо терзало его плоть, судорожно дергались руки и ноги. Грудь Адроганса готова была разорваться, поскольку он из последних сил удерживал в ней крик, а в короткие паузы генерал хрипло шептал:

— Еще, еще.

Он крепко сжимал челюсти, когда ловкие жускцы, защипнув ему кожу, протыкали ее раскаленным железом. На гвозди они вешали талисманы, которые натягивали нервы и посылали боль во все его израненное, покрывшееся потом тело. Над струйками крови поднимался жертвенный дым, запах горелого мяса усугублял страдания генерала.

Он открыл было рот, чтобы потребовать новых мучений, но тело запротестовало, и он закашлялся. Пфас произнес какое-то слово, которого Адроганс не понял, но веревки на его талии и запястьях распались, боль в плечах на мгновение утихла, и он повалился вперед вместе с крестом. В потное окровавленное тело впились занозы.

В свободном падении генерал не ощущал ничего, кроме боли и охватившего его тело воздуха, но уже через мгновение он оказался в воде. Она приняла его в жадные свои объятия, охладила сидящие в нем гвозди, погасила телесный жар, притупила боль, поддержала усталые руки, и генерал бессильно закачался на поверхности, не чувствуя собственного тела.

Адроганс открыл глаза и ощутил полное свое единение с водой. Сквозь нее, сквозь влагу земли он получил способность видеть и слышать, ощущать и улавливать запахи. Он почувствовал себя в гуще сражения. Увидел, как пошла вперед пехота авроланов. Адроганс чувствовал, что бежит по поросшим мехом телам. Когти темерикса рвали его плоть, били по телу лошадиные копыта.

Кровь хлестала из ран.

В одно мгновение он почувствовал и увидел бешеный водоворот битвы. Словно резкий звук волынки, звучали в ушах стоны раненых и предсмертные хрипы, вырвавшиеся из пронзенной копьем груди. Генерал чувствовал теплый поток крови, слышал тяжелое падение упавшего с лошади тела. Ощущал, как дрожит земля под вонзившимся в нее копьем. Слышал скрежет когтей раненого темерикса и барахтанье под его тушей сломавшего себе ноги седока. Видел воина с мечом в руке, который, издав грозный клич, ругнулся добить того, и другого. Глазам Адроганса предстал пестрый ковер битвы.

Ковер. Смутно, тем, что еще сохранилось в нем от человека, он почувствовал неуместность такого сравнения. Слово это предполагало красоту и искусство, а то, что предстало перед его глазами, заключало в себе боль и смерть, кровь и разорванные тела. Сны закончились, сейчас начнутся кошмары. Подобно мечу, вспарывающему плоть, осознание этого пронзило генералу мозг и душу, нанеся неизлечимые раны.