Катастрофа на Волге - Вильгельм Адам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем внезапно наступила зима, седьмая зима, которую я проводил в Советском Союзе. Снова приближался рождественский праздник. Он всегда навевал некоторую грусть. С другой стороны, подготовка маленьких подарков, которые вырезывались, рисовались или писались, придавала этим дням особый оттенок. В остальном каждый день пленного был заполнен учебой, чтением, уборкой снега, прогулками, разговорами. За многие недели плена я узнал, что его легче переносить, если регулировать свою жизнь согласно твердому плану. Поэтому я старался каждый день жить по своего рода почасовому расписанию. Это избавляло меня от многих бесполезных раздумий, ускоряло ход времени и главное — помогало мне систематически расширять свои знания.
28 марта 1948 года я отпраздновал свое 55-летие. Спустя три дня нас посетил начальник управления лагерей для военнопленных из Москвы. Он собрал нас всех в большом зале. Что бы это могло значить? Советский генерал начал свое выступление шуткой:
— Собственно, я хотел приехать завтра, 1 апреля. Но я слыхал, что у немцев этот день считается не совсем серьезным. Чтобы избежать подозрений в первоапрельской шутке, я приехал к вам сегодня. Генералы Мюллер и Ленски, генерал-майор медицинской службы профессор Шрейбер и полковник Адам завтра покинут вас, — продолжал он, обращаясь к фельдмаршалу. — Они вскоре вернутся в Германию. Вы, господин фельдмаршал, должны еще немного запастись терпением… Мы переведем к вам других генералов, чтобы у вас была компания. Машина, которая заберет этих четверых господ, тут же доставит сюда новых генералов.
Нужно ли говорить о той радости, которая охватила нас, четверых счастливцев? Для Паулюса это было тяжелым известием. Однако он ни на минуту не потерял выдержки. Он даже поздравил нас, слегка улыбнувшись.
Когда советский генерал уехал, я как во сне пошел в свою комнату. Желанный день возвращения на родину был теперь ощутимо близок! Правда, я давно понял, что пребывание в плену явилось для меня неповторимым периодом самообразования. Я использовал его в меру своих сил. Однако Германия была и оставалась моей родиной, с которой я был связан многочисленными нитями.
Погруженный в размышления, я подошел к окну. Тут я увидел Паулюса одного в саду. Большими шагами он ходил взад и вперед по центральной дорожке. Я поспешил к нему. Явно обрадованный моим приходом, он сказал:
— Мне тяжело, Адам, оставаться теперь одному. Но это и правильно. Было бы непонятно, если бы вернулся командующий армией, когда так много немецких военнопленных еще работает в Советском Союзе. Разумеется, мне было бы легче, если бы вы все остались со мной, но это было бы несправедливо. Вы больше нужны в Германии.
— Могу вас заверить, господин фельдмаршал, что нам тоже тяжело расставаться с вами. Мы вас не забудем.
— Где вы намерены работать? Ведь ваша семья живет на Западе?
— Это верно, но я уже сообщил своей жене, что останусь на Востоке.
— Вы поступаете правильно. Я совершено уверен, что Мюллер принял такое же решение. Однако теперь вам следует уложить свои вещи, а то не успеете к утру все сделать. Я побуду еще в саду.
Возвращение в новую Германию
1 апреля 1948 года.
Наконец подошла машина. Час расставания пробил. Еще одно крепкое рукопожатие Паулюса: «До свидания в Германии!» Машина выехала за ворота. Из Турмилина мы проехали через Москву, мимо Белорусского вокзала. Но ведь это дорога на Красногорск?
Да, это была она. В хорошо знакомом нам лагере мы встретили многих наших друзей из Национального комитета; они прибыли из Суздаля и Войкова. Мы должны были ехать домой вместе. Перед этим нам еще предоставили возможность пройти курс, организованный для нас Антифашистской школой № 27. В центре учебного плана стояли вопросы истории, марксистско-ленинской философии и политической экономии, а также демократического преобразования Германии. Для меня это явилось ценным углублением и обобщением знаний, которые я до сих пор приобрел преимущественно путем самообразования. К этому добавилось несколько экскурсий в Москву: в Музей Революции, в Третьяковскую галерею, в театр и в парк имени Горького. К сожалению, в конце апреля в результате болезненного воспаления нерва на левой руке я был вынужден прервать учебу и обратиться в амбулаторию. Болезнь затянулась. Меня лечили врачи-специалисты в Красногорске и в одной из московских поликлиник. Я с благодарностью вспоминаю главного врача Красногорска Магнитову, которую мы называли по имени. Она не только заботилась о моем выздоровлении, она придавала мне мужество и надежду, когда меня охватывало отчаяние, что я не поправлюсь ко дню отъезда на родину.
— Будьте спокойны, — говорила она, — вы не пропустите транспорта, раз маленькая внучка ждет дедушку.
Эта женщина-врач сделала много добра немецким военнопленным. Ее называли «ангелом из Красногорска». Она позаботилась о том, чтобы я получил предписанное московскими врачами лечение. Результаты вскоре сказались. В конце июня я выписался как выздоровевший и снова поселился в бараке с моими товарищами.
Среди немецких газет, которые я получал для чтения во время моего пребывания в амбулатории, я находил иногда экземпляры газеты «Националь-цейтунг». В одном из июньских номеров сообщалось, что в советской зоне оккупации были основаны две новые политические партии: Крестьянская демократическая партия Германии и Национально-демократическая партия Германии. Теперь, когда через пятнадцать с лишним лет я пишу эти строки, я все еще хорошо помню, как мне понравились содержание и стиль программных заявлений Национально-демократической партии. Вероятно, люди, писавшие их, прошли такой же путь, что и я, если они нашли такие слова:
«Мы, немцы, в течение долгих столетий нашей истории воспитывались как люди государства солдат. Захватнические войны стали главным средством германской политики. Конечный результат этой истории разрушил германское государство и чуть не привел нацию к гибели. Третья мировая война — независимо от того, как бы она ни закончилась, — принесла бы гибель немцам как нации. Поэтому в будущем главным содержанием национальной политики может быть только страстная борьба за мир и мирное соревнование народов.
Новое национальное сознание нашего народа должно развиваться в этом направлении.
Мы, национальные демократы, выступаем за объявление вне закона войны, расовой и национальной травли, мы выступаем за то, чтобы сделать борьбу за мир главным содержанием новой государственной морали и основным принципом воспитания нашего народа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});