Пыль Снов - Стивен Эриксон

Кафал и Сеток бежали по новому миру. Ледяной воздух обжигал легкие, но даже он был слаще и свежее воздуха, знакомого им в своем мире, в своем времени.

Как описать шум сотен тысяч волков, бегущих по земле? Он заполнил череп Кафала гулом безбрежного океана. Мягкие лапы выбивали совсем не тот ритм, что подковы коней. Шелест меха на широких плечах казался навязчивым шепотом. Тела источали тепло, густое как туман, и все забивал звериный запах — запах мира без городов, кузниц, кострищ, без полей брани и выгребных ям, без человеческого пота и духов, копоти ржавого листа и дурханга, праха бешеного уничтожения.

Волки. До того, как люди повели против них войну, до кампании истребления длиной в тысячи лет. До опустошения земли.

Он почти видел их. Все чувства, кроме зрения, говорили о вольных тварях. Он и Сеток неслись на призрачном приливе.

Прошлое вернулось. История ищет дом свой.

Им не найти дом его народа. Он не понимал, почему Сеток ведет волков к Баргастам. Он слышит ее пение, но это слова на чуждом языке. Тон необычно ломкий, словно в гортани сражаются враждебные силы. Любопытство и осторожность, согласие и ужас — он почти видит блеск волчьих глаз, заметивших вдалеке первую группу людей. Эти двуногие чужаки обещают дружбу? Сотрудничество? Готовы побрататься? Да, но это склочная семейка, в них кипят измена, обман, черная злоба и жестокость.

Волки были невинными. У них ни шанса…

«Бегите от Баргастов. Прошу, умоляю…»

Но мольбы казались пустыми даже самому Кафалу. Они ему нужны, ему нужен их быстрый бег.

Упала ночь. Поднялся ветер, погасивший факелы и костры в лагере Сенана. Дождь плевался жалящей яростью, молнии озарили горизонт.

Глаза блестят, железо лижет тьму…

Боги показывают ему будущее.

И он не успеет вовремя. Потому что, как всем известно, боги Баргастов — ублюдки.

Сердце трепетало от предвкушения. Сефанд Грил скользнул из круга света раздуваемых ветром костров. Он проследил, как дети убежали в неровные холмы к северо- востоку от лагеря. Солнце тогда еще стояло над горизонтом. Уже несколько недель его единственная задача — выслеживать мерзких мелких гадин; а теперь наступает итог, близка награда.

Он убил собаку мальчишки и скоро убьет самого мальчишку. Вонзит нож в брюшко, зажав рот рукой, чтобы не кричал. Большой камень сокрушит череп, изуродует лицо, ведь никому не хочется видеть лицо мертвого ребенка, особенно искаженное предсмертной мукой. Он не хочет смотреть на полуопущенные веки, плоские, лишенные следов души глаза. Нет, он изуродует тварь и выставит на всеобщее обозрение. Близняшки заслуживают кое-чего более хитроумного. Он сломает им ноги. Свяжет руки. Окровенит обеих, без жестокости, ведь Сефанд никогда не любил насилия над женщинами и детьми. Но пусть унесут его семя к богам!

Это ночь убийства, это ночь Баргастов. Исправление ошибок. Конец кровной линии самозванца, выжигание позора Хетан. Онос Т’оолан не принадлежал к племени Белолицых. Он даже не был Баргастом.

Ну что же? Слово пришло. Онос Т’оолан мертв — убит Бекелом, сломавшим руку от силы удара ножом в грудь Вождя Войны. Грядет борьба за власть — Сефанд отлично знал, что Секара желает возвысить вождя Барахна, Марела Эба, но на его взгляд (и на взгляд слишком многих в Сенане) Бекел имеет больше прав. Сефанд его поддержит. Еще больше крови прольется, пока всё не уладится. Почти все с ним согласны.

Секара Злодейка. Ее идиот — муж, Столмен. Марел Эб и его злобные братья. Новый Вождь Войны выйдет из Сенана — нет клана столь же могучего, даже Барахн слабее. Но всё нужно делать быстро. Армия Акрюна уже на подходе.

Сефанд Грил шагал в темноте. Недоноски уже должны возвращаться. Даже они не так глупы, чтобы остаться в ночной степи среди полумертвых от голода волков и акрюнских мародеров. Так… где же они?

В лагере за его спиной кто-то закричал.

«Началось».

Три женщины вошли в шатер, и Хетан знала всех трех. Она следила, как они приближаются, и внезапно все стало совершенно ясным, предельно понятным. Загадки разлетелись клочьями дыма на ветру. «Сейчас я приду к тебе, муж». Она потянулась за ножом, но нащупала лишь пустые ножны — глаза метнулись к плоскому камню с остатками ужина — нож был там, Хетан бросилась…

… и не успела. Колено врезалось в челюсть, голова развернулась, изо рта брызнули струйки крови. Руки вцепились в запястья, опрокинули наземь.

Кулаки молотили по лицу. Перед глазами замелькали искры. Ошеломленная и внезапно ослабевшая, она свернулась клубком. Руки замотали ремнем за спиной. Чьи-то пальцы вцепились в волосы, вырывая целые клочья. Ее подняли.

Вонючее дыхание Бельмит прошлось по щеке. — Так легко не сбежишь, шлюха. Нет, для Хетан приготовлено калеченье. И что такого страшного? Ты трахнулась бы даже с псом, умей он целоваться. Проживи еще тысячу лет!

Ее перевернули на спину; ногти Джейвисы глубоко впились в подмышки.

Хега, толстая убогая Хега, опустила топорик.

Хетан заорала, когда отвалилась передняя часть правой ступни. Нога задергалась, брызгаясь кровью. Она пыталась согнуть левую ногу, но удар железного обуха заставил онеметь колено. Топорик опустился снова.

Боль нахлынула черным приловом. Бельмит зашлась смехом.

Хетан лишилась чувств.

Крин, чья племянница вышла за воина Гадра и уже понесла дитя, следил, как сучки Секары выволакивают Хетан из шатра. Шлюха была без сознания. Обрубки ног оставляли мокрый след, вспыхивавший от ночных молний.

Они несут ее к ближайшему костру. Малышка Един раскалила добела лезвие ножа, подняла над углями. Мясо зашипело, запузырилось, когда железо коснулось левой ноги Хетан. Тело женщины дернулось, глаза открылись, мутные от шока. Второй крик разорвал воздух.

Един, которой было едва девять лет от роду, выпучила глаза. Одна из сучек нетерпеливо ударила ее, отняла клинок и прижгла вторую ногу.

Крин поспешил к ним. Оскалился, глядя на бестолково качающую головой Хетан. — Пробудите ее, Хега. Я первый.

Сестра ухмыльнулась. Она все еще держала кровавый топорик. — А твой сын?

Крин с отвращением отвел взгляд. Сын едва вошел в возраст. Затем решительно кивнул: — Сегодня такая ночь.

— Дар вдовы! — весело завопила Хега.

Братец Джейвисы принес тыкву с водой, плеснул в покрытое синяками лицо Хетан.

Она закашлялась, забилась.

Крин подступил к ней, восторгаясь от того, сколько народа за ним следит. Другие мужчины, ссорясь, вставали в очередь. — Не развязывайте руки, — сказал он. — Пока не пройдет дюжина. Потом в ремне не будет нужды.

Это было правильно — ни одна женщина Баргастов не способна сопротивляться дольше. Несколько дней — и она будет вставать на четвереньки по малейшему взгляду, ожидающе выгибая спину.

— Может, после двух дюжин, — подал голос кто-то в толпе. — Хетан все же была воительницей.

Хега подскочила и пнула Хетан в бок. Изо рта вдовы полетели брызги слюны. Она зарычала: — Что за воительница без оружия? Ба, она начнет облизываться после пятерых. Увидите!

Крин, как и все остальные, промолчал. Воины знают что почем. Хега — идиотка, если думает, что Хетан легко сломать. «Помню тебя, Хега, сестра, слишком толстая для сражений. Уж ты точно облизываешь губы по пять раз на дню. Поглядим, куда заведет тебя злоба… боги, я послал сына на такое дело? Ну, только одна ночь. И я подарю ему свой нож, разрешу позабавиться. Тебе несдобровать, Хега. И никто не заподозрит моего сына».

Выл ветер — буря настигла их в эту злосчастную ночь — он слышал, как шумит в отдалении дождь. Крепежные веревки бились и гудели, полотняные стены вздувались, шли волнами. Баргасты вливались в лагерь, словно их призвал дикарский барабан. Крин услышал, что появился Марел Эб и с ним воины Сенана, которых уводил Тоол. Среди них Бекел. Убийца, освободивший всех Баргастов. Кто сможет забыть такую ночь?

Кто сможет забыть, что именно Крин, первенец дяди самого Хамбралла Тавра, первым вздует Хетан?

Мысль укрепила его. Он стоял над ней, ожидая, когда мутные глаза встретятся с его глазами, и когда лихорадочный взгляд женщины вернулся, он улыбнулся. Увидел потрясение, боль от предательства, и кивнул: — Союзники, Хетан? Ты потеряла всех. Когда назвала его мужем. Когда превзошла безумие отца.

Хега снова оказалась рядом: — Где твои дети, Хетан? Сказать? Мертвы, холодеют во тьме…

Крин треснул ее ладонью по лицу: — Твое время кончено, вдова! Иди! Беги, прячься в юрте!

Хега стерла кровь с губ, сверкнула глазами и отвернулась, крича: — Бавальт сын Крина! Сегодня ты мой!

Крин едва не послал нож ей вслед. «Нож, сынок, пока ты не обвился вокруг нее, пока не угодил в паучью нору».

Окружающие расслышали слова Хеги, поняли намек и начали смеяться. Крин поразился, сколько презрительных взглядов было на него брошено. Посмотрел на Хетан. Та лежала, не мигая глядя на него.