Дата Туташхиа - Чабуа Амирэджиби

Я выскочил из вагона вместе с Датой Туташхиа. Сменный агент уже ждал меня на перроне, обнял, будто родственник, и принял у меня корзинку и сумку. Едва я познакомил Дату Туташхиа с агентом, назвав его своим дядей, как возник брат Туташхиа. Это был обычный гимназист, наверное, не старше седьмого класса. Туташхиа познакомил нас с братом. Пора уже было двигаться в направлении выхода, но Туташхиа был неподвижен, внимательно разглядывал все, что творилось вокруг.

— Что тут происходит? — спросил он.

— Собаки гуляют, — сказал мой «дядя».

— Это сейчас ‘по всему городу — везде волнения, — подтвердил слова «дяди» младший брат Туташхиа. — Давай, я понесу, — сказал он и протянул руку к пакету, торчавшему у Даты Туташхиа под мышкой.

— Да он мне не мешает, — сказал Дата и с большим любопытством поглядел на трех полицейских, приближавшихся к нам в эту минуту.

— Следуйте за нами! — приказал один из них в полной уверенности, что ему беспрекословно подчинятся, и повернулся к нам спиной.

«Дядя» затараторил было, что это ни к чему, что вины за нами никакой, но полицейские стояли на своем и, схватив «дядю» под локти, потащили было его силой. Брат Туташхиа бросился между ними, попытавшись загородить собою «дядю». На шум прибежали солдаты. Я тронул Туташхиа за локоть и показал глазами, что недурно было бы смыться. Он не прекословил, и мы направились в противоположную сторону. Состав по-прежнему был оцеплен, и думать было нечего выскочить из оцепления. Не долго думая, я шмыгнул в пустой вагон, Дата Туташхиа — за мной.

Ситуация создалась прелюбопытнейшая. Мы с «дядей» действовали строго по инструкции, и все наши действия были оправданы. Младший брат Туташхиа, действуя по первому побуждению, невольно вмешался в дело. Туташхиа, конечно, предпочел бы скрыться, но когда младший брат вступается за старшего, то и старшему положено вступиться за младшего, тем более, что на глазах Даты младшего брата, скрутив ему руки, поволокли солдаты. Вот это и возбудило во мне сомнение. Если у Даты Туташхиа отношения с полицией вполне нормальные, зачем было бы устанавливать за ним слежку. И в таком случае чего удивляться, что он хочет ускользнуть понезаметней…

— Что же теперь с ними делать будут? — Дату, конечно, беспокоила судьба брата.

— Кого-то они ищут, возможно, что и не одного. Всех подозрительных и сопротивлявшихся отведут в полицию.

В городе объявлено осадное положение. Кое-кого, возможно, будут и судить.

— Твоему дяде и моему брату они ничего сделать не смогут, — сказал Дата. — Я в этом и так уверен, но ладно, поглядим.

Прижавшись к стене, мы осторожно выглянули в окно, и тут по телу моему пробежал озноб. Мою тайну могли вот-вот вытащить на свет божий. Так оно и случилось. Из группы задержанных, тесно оцепленных солдатами, выводили по двое, по трое, каждого тщательно обыскивали и проверяли документы. Отпускали почти всех, задержанных же, отведя в сторонку, усаживали прямо на землю. Поблизости вертелся наш третий агент. Он искал нас, ибо в суматохе нас потерял и не заметил, как мы нырнули в пустой вагон. Беспокоиться ему было совершенно нечего, так как вместе с объектом слежки, то есть с Датой Туташхиа, исчез и агент, то есть я. Все-таки наша участь его волновала, и он поминутно озирался по сторонам. Была у него, правда, и другая забота: моего «дядю» и брата Даты Туташхиа зацапали полицейские, и надо было их освободить. Первое звено своей роли он осуществил правильно — стоял и ждал, что предпримут полицейские. Могли же и отпустить обоих?.. Тогда ни к чему было идти к офицеру, командовавшему операцией, открываться ему и, таким образом, нарушать правила конспирации. По правде говоря, он правильно провел и второе звено, ему же в голову не могло прийти, что Дате Туташхиа будет все это видно, как на ладони. Вывели вместе «дядю» и брата Туташхиа, которых солдаты тут же узнали, — это те самые, что сопротивлялись. Солдаты быстро обоих ощупали — оружия не оказалось, и все же их отогнали к малочисленной группе самых подозрительных. Третий агент повертелся еще немного и, подойдя к офицеру, командовавшему операцией, развернул перед ним свой документ. Офицер сам вывел моего «дядю» и проверил его документы. Они потолковали минуту и подозвали брата Даты Туташхиа. О чем-то его спросили, что-то он ответил, и все трое двинулись к выходу.

Дата Туташхиа пристально и весело взглянул на меня. Я и бровью не повел.

— Субъект этот, видно, знает моего дядю.

— Видно, знает, — согласился Дата Туташхиа.

Нам оставалось ждать конца всей этой кутерьмы. Каждый думал о своем, но оба, наверное, об одном и том же. Я был разоблачен, но решил никоим образом не подтверждать догадку Туташхиа, даже если б он попытался это сделать. Полиция уже закруглила свои дела, а что мне было теперь делать? Отвязаться от него? Я не имел права. Признаться ему во всем и следовать за ним, пока сам он пожелает со мной распрощаться? Но признаваться я тоже не имел права.

Ох, и досталось же тогда моему отцу! Хорошенькими словами я поминал его в эти минуты!

Мне, разоблаченному агенту жандармерии, положено было сейчас трястись от страха перед Датой Туташхиа. Но — удивительно! — ничего подобного я не испытывал. Что-то мне подсказывало — не будет мне зла от этого человека. А вот что думает Дата Туташхиа, что он делать собирается? — этот вопрос меня прямо-таки донимал сейчас. И вдруг состав дрогнул и потащил нас в сторону Молоканского рынка. Оцепление уже снимали, но все равно было приятно, что нас увозят от солдат.

Когда наш вагон поравнялся с Мазутным переулком, состав стал. Мы посмотрели по обе стороны пути и, не заметив ничего подозрительного, выскочили из вагона.

— Что делать будем, дядя Прокопий? — спросил я. — Свой адрес сами найдете или вас проводить? — отважился я добавить, когда мой вагонный попутчик внимательно смерил меня взглядом с головы до ног.

Дата Туташхиа вынул часы, долго рассматривал циферблат и, еще раз взглянув на меня, сказал:

— Хочу пройтись по городу, поглядеть, что делается, вообще что тут и как. Если спешишь, браток, ступай один. Дорогу я найду.

— Да нет, спешить мне некуда.

— Ну, а раз некуда, пройдемся вместе. Видишь, как получается, — нам друг в дружке надобность есть. Не находишь? — Он улыбнулся лукаво, и стало мне ясно, что вся моя конспирация полностью и безнадежно провалена.

— Если перелезть через эту стену, выйдем в город на Черкезовскую, — сказал я.

— Ну, что ж, махнем!

Перелезть в этом месте было рискованно — как раз на углу Черкезовской и Мазутного мог стоять казачий или полицейский патруль, и нас непременно б схватили. Я помнил, что чуть дальше, в сторону Чугурети, между этой стеной и домами тянулся длиннющий узкий проход. Этот проход представлял собой цепочку крохотных двориков, прилепившихся к стене с той стороны. Вот туда мы и направились.

— Вот здесь, дядя Прокопий, — сказал я. — Здесь не так опасно.

— Здесь так здесь, — сказал он и приложил ухо к стене. — Что-то там неспокойно.

Я тоже прислушался.

Из-за стены, и в самом деле, доносился глухой шум.

С ловкостью ящерицы Дата Туташхиа взобрался на высокую ограду из гладкого камня, а было ему тогда уже все сорок. Задрав голову, я следил за ним, восхищаясь и завидуя. Сидя верхом на стене, он довольно долго разглядывал, что там, внизу, и наконец, свесившись и протянув руку, втащил наверх и меня.

За стеной во двориках скопилось человек сто. Они стояли небольшими группками, переговариваясь и, видно, о чем-то споря. С Черкезовской подходили все^новые люди. Под мышкой у многих торчали свернутые транспаранты. Некоторые прислонили их к стене.

Мы уселись на ограде. Левее от нас кучка людей окружила светловолосого малого лет тридцати. Он вытащил часы, недовольно покачал головой и сказал:

— Попросим народ подойти поближе.

Тут же несколько человек из этой кучки растворились в толпе, зовя всех к светловолосому.

Когда вокруг собралась довольно густая толпа, светловолосый сказал — очень негромко, — что на Головинском проспекте в военном соборе засели черносотенцы, в основном из союза Михаила-архангела. Ровно в полдень они собираются начать манифестацию. Впереди пойдет духовенство. Полиция и монархисты надеются, что манифестация продемонстрирует верность населения Тифлиса и всего Кавказа царскому режиму.

— Если им так нравится царь и его сатрапы, пусть и объясняются им в любви, зачем мешать? А нас пусть оставят в покое, вот и порядок — чего лучше? — закричал кто-то в толпе. Но на него накинулось сразу несколько голосов:

— Чушь не пори! Помолчи лучше!

— Это не чушь. Это провокация. Нас хотят оторвать от российского пролетариата! Это лозунг раскольников!

— Внимание, товарищи, продолжаю!! — закричал светловолосый. — Представители рабочего класса и всех революционно настроенных слоев Нахаловки, Навтлуги, Орта-чала, Дидубе, Мтацминды должны собраться в Александровском саду.