Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

– Келли, – сказала их мать, – сядь, пожалуйста. – И Келли сделал это очень спокойно, хотя на душе у него было вовсе не так – уж Мев это знала. Эльфийский дар горел, а хозяин хутора не сводил с них глаз, отчего делалось еще хуже. «Он сам Ши, – подумала Мев, – или что-то вроде; но здесь есть железо, по крайней мере вокруг дома. Стоит ему рассердиться, и нам здесь станет небезопасно».

Но он не сердился. Он спокойно смотрел на них, храня свои тайны, и ветер ерошил ему волосы и бороду. И жена его рядом – Эльфреда, как он называл ее, увенчанная золотыми косами, сверкавшими при свете факела, – она тоже сидела спокойно и с мудрым видом. «Как король с королевой, – подумала Мев. – Их хочется называть госпожой и господином. И папе они бы понравились – он всегда разговаривал с нашими крестьянами о лошадях, о погоде, о зерне…» И она поймала себя на том, что все ее воспоминания слились воедино, собравшись из разрозненных кусков; но и печаль пришла вместе с этим, печаль необычного рода, которую ей еще не доводилось испытывать, – осознание потери, необратимых перемен, когда ничто не может быть возвращено обратно.

Барк смотрел на нее, как смотрела Ши, а потом обвел всех взглядом.

– Здесь убежище, – промолвил он, – юный король, госпожа Кер Велла и все, кто с вами пришел, – но там, за пределами, вокруг нас собирается зло. И это истинное зло, а не то, о котором знают люди, желая то того, то сего и называя своих врагов злыми именами, а те, в свою очередь, тоже имеют желания. Этому не нужно ничего. Оно просто есть. И то, что оно творит, оно делает исходя из своей природы. – Он встал с места, возвысившись над всеми. – Давным-давно, друзья мои – не доброе ли это начало? – Ши пришли в мир: они пришли, полюбили его и захотели, чтоб он навсегда остался неизменным.

Они вели войны, ибо были честолюбивы. А в мире были более древние вещи. И с большей их частью воевали Ши, но только не с драконами. Драконы казались им мудрыми и прекрасными – они сияли в лучах света, как золото и медь. Их крылья – ах эти крылья! – их крылья были похожи на солнце, пробивающееся сквозь лед.

Но и драконы не любили перемен, а появление Ши было для них переменой. Старейший из них был самым прекрасным, но ни один Ши не мог укротить его – он был слишком могущественным. Зато он давал советы любому, кто к нему приходил.

– В конце концов, – говаривал он, – мир может снова измениться, и кто знает, каким путем пойдет его народ? Ведь уже в те времена появились люди, менявшиеся с каждым днем, – они принесли с собой железо и смерть. Возможно, когда-нибудь драконы будут служить человечеству.

Не было мудрее существа, чем Найер Скейяк, князь драконов.

Был князь и у Вина Ши – Далъет его звали, и из всех Ши он был самым гордым и горячим.

«Пойдем, – сказал ему крылатый змей, – я посажу тебя на спину и покажу тебе, что есть люди и смерть».

Путь становился все темнее, хаос бурлил вокруг, и из него продолжало доноситься его имя. Аодан летел, разбрызгивая воды Эшберна, далеко позади оставляя смертных скакунов. Но их настигали другие, неподвластные смерти, страшнее кошмаров.

«Брат, – донеслось до него, – Киран, брат мой…» – раздался крик сквозь бурю схватки.

Тогда он оглянулся. Ему пришлось оглянуться. К нему скакал человек, и он узнал его, несмотря на долгие годы и происшедшие перемены.

– Донкад, – промолвил он и повернулся к нему, безоружный.

И мрак скользнул меж ними, простыня мрака и свора гончих и рогатых тварей, и всадница на лошади с просвечивающими костями.

«Господин Киран! – раздался крик. – Беги!»

То был Роан с границы, то были Маддок и Оуэн – южане, и прочие скакали рядом – отряд призрачных всадников. Среди них были лучники с границы – они двигались, как во сне, и их стрелы летели с обманчивой быстротой.

«Господин! – раздались иные голоса, и то были Барк и Ризи, живые – примчались на загнанных лошадях, с осунувшимися лицами и вооруженные железом. И из сгустившегося мрака целый отряд всадников следовал за ними. – Господин, подожди нас!»

Аодан повернулся и прыгнул вперед, унося его прочь. Слезы слепили Кирана, слезы горечи и утраты.

– Вперед! – крикнул он, взяв себя в руки, и эльфийский скакун летел все быстрее и быстрее, пока мир не замелькал серым пасмурным светом, пока в воздухе не запахло морем и над ними не появилось солнце. Аодан разбрызгивал воду копытами, и капли падали-падали-падали вниз.

Боль прекратилась.

– Лиэслиа! – закричал Киран, простирая руки. – Лиэслиа! Лиэслиа! Дальше я ехать не могу! Иди мне навстречу – все остальное твое!

И его не стало. Это был конец.

Эльфийский конь вскинул голову, заплясал и развернулся; всадник выпрямился и обратил лицо к затуманенному востоку, где бились и умирали воины.

Он мало что взял с собой, но он прикоснулся к камню на шее, закрыл глаза и полностью вошел в этот мир. У него не было ни оружия, ни доспехов, даже его облик не совсем принадлежал ему: единственную вещь он вызвал властью камня – серебряный рог. Рассвет, назывался он – Каванак. У него еще не было сил трубить в него, он все еще был ошарашен переменой, охватившая долину битва затуманивала его взгляд.

– Далъет, – промолвил он. И повторил громче: – Далъет!

И он тронулся вперед, к берегам Эшберна. Людей оттесняли все больше и больше – дроу кидались на них и фиатас, и всевозможные формы зла выныривали из темноты. Мир изменился с тех пор как он знал его, мир поблек; но камень сочился тысячью воспоминаний, человеческих воспоминаний – о любви, о жизни, о его понимании мира. Он узнал, что все эти люди – союзники госпожи Смерти. И любовь закипала в нем вместе с гордостью, зарождаясь где-то в камне. Прижатые люди и тени людей окружили его стеной, приняв за своего господина: железом и жизнями своими смертные защищали его. Тогда он поднял рог и затрубил в него.

Земля содрогнулась. Дроу издавали ужасные крики.

– Нет! – закричал один из них с поднятым ядовитым клинком. – Уйди… о, брат, ты не можешь сражаться с нами! Она там – наша сестра, и если ты освободишь червя… Мир разделился, Лиэслиа! В этом ты победил – но Аовель наша!

Они отступили, мелкие твари чуть медленнее отползали вслед за ними, оставляя своих смертных союзников в растерянности и панике на лесистых берегах Эшберна.

– Господин! –