Герои Гражданской войны - Теодор Гладков

Единственно, что захлестывающим потоком неслось из Астрахани, — раздраженные запросы, почему не выполняете приказов о большом наступлении на широком фронте.

Созданный в первых числах ноября Военный Совет Каспийско-Кавказского отдела[7] Южного фронта продолжал — возможно из-за своей оторванности от театра военных действий и незнания обстановки — отказывать 11-й армии в самом необходимом. Если Орджоникидзе очень уж протестовал, возмущался и адресовал радиограммы Ленину (а вся связь поддерживалась по радио через Астрахань), какую-то кроху выделяли.

При жизни Владимира Ильича — в 1922 году в тифлисской газете «Заря Востока» появилось свидетельство такого осведомленного и обязательного человека, как Александр Ильич Егоров: «Пожалуй, единственная из всех красных армий, бывшая XI армия стратегически и тактически находилась в самых плохих условиях. Без сколько-нибудь оборудованного тыла, без коммуникаций и средств связи, без гарантий на какую-либо безопасность — этих основных элементов войны…»

Когда положение стало совсем отчаянным, эту многострадальную армию поставили под начало Левандовского.

Из Пятигорска в Астрахань, из Астрахани в Москву телеграфисты шифром выстукивали: «Левандовский М. К. опытный военный специалист. На деле доказал свою преданность советской власти. Талантливый организатор». Если бы он был еще и волшебником!..

Сыпняк не давал ни пощады, ни отсрочки. В самую страшную вспышку эпидемии — 19 января 1919 года 11-я армия оставила Пятигорск. Следующей ночью под завывание метели, стоны тифозных и крики замерзающих голодных беженцев на станции Прохладной Серго обсуждал со штабом армии и руководителями Терской республики, как быть дальше.

Одни — за уход на Астрахань, другие — за то, чтобы оборонять Терек. У карты командарм Левандовский. По мере того как раскрывалось бедственное состояние армии и населения, все больше становилось приверженцев Астрахани.

Поднялся Серго. Никогда еще он не говорил с такой горячностью.

— Каково бы ни было положение, отход на Астрахань недопустим. Горским населением подобный отход будет принят как предательство, и мы политически умрем навсегда для Северного Кавказа… Никуда не отступать. Оставаться здесь и вместе с горцами защищаться на правом берегу Терека до того момента, пока мы не получим поддержки из России. Ленин нас не оставит.

До зари спорили, хрипло ругались, пили кипяток из солдатских баклажек. В конце концов так и решили — остаться на Тереке. Орджоникидзе тут же уехал в Осетию — там поднял мятеж полковник Угалык Цаликов. Левандовский принялся за новую диспозицию:

«Во что бы то ни стало удерживать в своих руках линию Зольская, Марьинская, Государственная, Курская, Степное… ни в коем случае не думая о дальнейшем отходе… Все старые кадетские окопы должны быть немедленно приспособлены к обороне».

Написал телеграмму «соседу», командующему 12-й армией:

«Ввиду критического положения настаиваем на немедленной присылке в Прохладную Ленинского или Московского полка».

Два или три дня Серго оставался в Осетии. С помощью почетных стариков очередная авантюра была ликвидирована почти без крови. Последнее, что до него дошло с фронта, — у Георгиевска окружена и наголову разбита кавалерийская дивизия белых. Взяты пленные, орудия…

От приподнятого настроения чрезвычайного комиссара следа не оставил Саша Гегечкори. Перехватил на улице во Владикавказе, ошеломил — Левандовский передал из Прохладной: армия ушла на Астрахань.

Армии уже не существовало. Вместо дивизий и полков тысячи измученных, больных, голодных, раздетых и разутых людей. Чтобы остаться в живых, надо пройти четыреста километров по звенящей от мороза степи, страшной в своей зимней бесприютности, бездомье, бескормице. Не военная дорога, отмеченная дымом костров, а смертный путь от горизонта до горизонта, усеянный обледенелыми трупами. Горами трупов.

Стихия не подвластна командарму, но командарм обязан выполнить свой долг. Долг уйти или долг остаться? Орджоникидзе остался, Левандовский ушел. При новой встрече оба уважительно пожали друг другу руки. Серго нельзя было покинуть горцев. Левандовский не имел права оставить обреченную армию.

Тифозные, замерзающие, голодные в проблесках сознания видели — командарм с ними. В какой-то день он и сам не смог подняться. Заболел тяжелой формой возвратного тифа. Непременный спутник Михаила — Лидия запомнила:

«Все больные, в том числе и Левандовский, лежали на земляном полу. Медикаментов не было. За больными ухаживать было некому. Трупы убирать было некому. После первого приступа тифа пришлось Михаилу самому помогать больным, среди других и мне. Ходить он не мог от слабости, но ползком оказывал всем посильную помощь, пока не свалил его второй приступ тифа. Когда он мало-мальски поправился, его назначили начальником 7-й кавалерийской дивизии, а вскоре затем вызвали в Астрахань, где он по приказу Кирова принял 33-ю Кубанскую дивизию, сформированную из остатков 11-й армии».

И пошло, пошло. Война есть война. Оборона Астрахани и дельты Волги, победоносные бои в Центрально-черноземном районе России. Удивительный по всем оценкам маневр против корпуса генерала Гусельникова под Лисками. Тут уж Серго не утерпел, поделился своей радостью с Лениным:

«Вся эта дивизия спасла положение и своим удивительным маневром вместо отступления к Воронежу разбила врага и захватила у него Лиски и Бобров. И кто знает, если бы не было их — в чьих руках был бы сейчас Воронеж».

Освобождение устья Дона, прорыв фронта белых у станицы Ольгинской — в месте, будто бы самом неуязвимом. Взятие Таганрога, Новочеркасска. И разделенная с Первой Конной (на театре военных действий, но не в исторических описаниях и мемуарах!) победа в Ростове.

33-я Кубанская возвращалась в родные места. Вел ее Михаил Левандовский. В чем-то очень существенном новый Михаил! Не просто военный специалист, всей душой преданный народной власти. Больше, неизмеримо больше. Член Российской Коммунистической партии. В ноябре 1919 года Михаил попросил принять его. Разгорелись бои, и вручить партийный билет секретарь ячейки смог лишь 27 января в степи за Доном.

Из записи разговора по прямому проводу.

1920 г. Март. 25.

Орджоникидзе (Ростов): Здравствуйте, товарищ Киров. Завтра я думаю выехать к Вам. Привезу обмундирование на тысяч пятнадцать человек, деньги, патроны…

Что у Вас хорошего? Взят ли Грозный? Где Левандовский? В каком состоянии промыслы и нефтяной запас?

Киров (Пятигорск): Грозный взят вчера. Левандовский сию минуту только приехал. Работы здесь колоссальное количество. Промыслы в исправности. Запасы нефти еще не выяснены…