Герои Гражданской войны - Теодор Гладков

К этим словам нечего добавить. Память об Иване Ульяновиче Павлове должна навсегда сохраниться в героической истории советской военной авиации.

ЕВГ. БУРЧЕ

МИХАИЛ ЛЕВАНДОВСКИЙ

О городе, где Михаил подростком слыл самым быстрым разносчиком газет, а потом стал самым главным военачальником, с категорической ясностью сообщалось в «официально дозволенных к пользованию» календарях-справочниках:

«В городе промышленности и торговли, полностью оправдывающем свое выразительное наименование — Грозный, цель жизни — нефтяной фонтан, мечта — хорошая заявка на нефтеносный участок, идеал — нефтепромышленник с миллионом в кармане».

Положим, о хорошем нефтеносном участке, еще не захваченном иностранной фирмой, могли мечтать только очень наивные люди. Все богатства Грозного — нефтепромыслы и нефтеперегонные заводы, которые тридцатикилометровым мысом вдавались в гущу казачьих станиц и чеченских аулов, уже были разделены между пятнадцатью акционерными компаниями — английскими, французскими и бельгийскими.

В семье Михаила Левандовского таких слишком наивных людей не было. Не за нефтяным фонтаном, просто за куском насущного хлеба подался из станицы Николаевской на промыслы отчим Михаила казак Максим Возлюбленный.

Родного отца Миша не помнил. Из скупых рассказов матери — Варвары Степановны — знал, что родился в Тифлисе 3 мая 1890 года; отец Карл Левандовский — из давно обрусевших польских крестьян — служил младшим унтер-офицером. Жизнелюбивый, веселый, он строил заманчивые планы на будущее. Но едва сын научился ходить, умер от приступа желтой лихорадки.

Семьи офицеров по-своему жалели вдову. Давали ей заработать стиркой, приборкой… Через какое-то время судьба даже улыбнулась. В Варвару, все еще очень красивую, влюбился казак с необыкновенной ласковой фамилией Возлюбленный. Настоял — женился.

Отбыл казак воинскую повинность и увез Варвару с мальчонкой в свою станицу — на Терек. В край редких богатств и противоречий невероятных. Ледники и знойные степи, соленые лиманы и неохватные глазом виноградники, дикий Скалистый хребет и кипень фруктовых садов — белых, розовых, совсем фиолетовых. Земельные наделы в сотни десятин и в тех же станицах — «братья вольные казаки», безропотно батрачившие в хозяйствах «своих» атаманов, хорунжих, есаулов.

Батрачил и отчим Миши Левандовского. На поденных работах надрывалась мать. Вышагивал с овечьими отарами подпасок Михаил. Зимой учился в церковноприходской школе, а с ранней весны до крепких заморозков — на выпасах. За все старания — два рубля в год!

Без надежды, хотя бы самой маленькой, человеку никак нельзя. Казак Возлюбленный с женой и мальчиком Мишей двинулся в Грозный. Календари-справочники не соврали. «Город промышленности и торговли» полностью оправдал свое выразительное наименование. Место при нефти нашлось. Всем троим. Казак стал кочегаром на перегонном заводе. Варвара — прачкой в доме управляющего промыслом. Двенадцатилетний Миша — масленщиком.

Прибежит в мазанку, кое-как отмоет лицо, руки от черных пятен — сырая нефть, ох, как въедлива! — и за книги. Иначе нельзя. Чтобы такого чумазого паренька с промыслов приняли в четырехклассное городское училище имени Пушкина, обязательно надо все вступительные экзамены выдержать на круглые пятерки. Миша осилил.

Добрых четверть века спустя командарм Михаил Карлович Левандовский поведает в «Автобиографии»:

«Учеба временами прерывалась службой в конторе Ганкина в качестве рассыльного мальчика и разносчика газет. Газетами приходилось торговать особенно часто. Работал также в типографии — учеником и самостоятельно наборщиком: даже получал жалование взрослого рабочего».

И о том, как складывается характер:

«В старших классах городского училища у нас организовался кружок «Школьный Мир». В мою обязанность входило поддерживать связь с рабочими организациями промыслов. Участвовал в маевках, нелегальных сходках, в постройке баррикад на Четвертоговской площади. И, грешен, в рукопашной схватке с казаками 2-го Кизляро-Гребенского полка. Первым, моим «оружием» была дубинка саженной длины. Когда по приказу начальника Грозненского округа полковника Попова казаки с обнаженными клинками бросились на толпу, я вместе с другими парнями вмиг разобрал высокие штабеля дров, приготовленных к зиме на дворе Пушкинского училища; Дрались молча, остервенело. И — откуда только силы взялись? — заставили казаков пуститься наутек, вплавь через Сунжу. Потом в газетах писали, что бунтовщиков было не меньше трех тысяч».

Осенью 1907 года Михаил снова держал экзамен — за пять классов реального училища. Выдержал и был принят в шестой. Учился и давал на дому уроки детям купцов и чиновников. Во время каникул работал в типографии. Не отступал, гнул свою линию.

Одного никто не мог понять. Почему вопреки всем настояниям педагогов и уговорам домашних (Варвара Степановна не жалела слез) он после окончания реального училища не пошел в университет.

Неожиданно и довольно торопливо покинув Грозный, Михаил Левандовский направился в Петербург. Теперь этого никто не объяснит: чем он обворожил, как ухитрился? Но только сам господин военный министр Российской империи оказал протекцию. Мишу зачислили во Владимирское военное училище.

И в 1912 году в Горийский пехотный полк, расквартированный в губернском городе Кутаисе, прибыл для прохождения службы подпоручик Левандовский. «Жил я обособленно, готовясь в Академию Генерального штаба», — обронено в «Автобиографии».

Нашел все же молодой офицер время — высмотрел среди чернооких, длиннокосых, лукавых и строгих имеретинских красавиц Лидию Кубанейшвили, любовь и друга на всю жизнь. Во всех боях и походах, при больших взлетах и в трагическом финале — никогда они не разлучались.

Потом война — первая империалистическая. 202-й Горийский пехотный полк брошен со скалистых берегов Риона на Западный фронт. Левандовский без колебаний и внутреннего протеста выполняет свой долг офицера. Сейчас все его симпатии просто на стороне России, отечества, против Германии, чужеземного врага…

После первых боев Михаил — начальник пулеметной команды. Где особенно трудно, где солдаты вот-вот побегут, в качестве заслона — пулеметчики. Верно, смерть часто отступает перед храбрыми. Левандовского щадили пули, не трогали осколки снарядов. И когда он сам уверовал в свою неуязвимость, свалили контузии. Две в одном бою!

Очнулся за тысячи верст — в Тифлисе. Как будто цел, здоров — и не годен в строй. Пять месяцев врачи сомневались — не списать ли вчистую? До таких крайностей не дошло. Поправился Михаил. Получил назначение в Тифлисскую школу прапорщиков — курсовым командиром и преподавателем военного дела.