Траектория судьбы - Елена Калашникова

Нам хорошо известны разработчики патрона образца 1943 года Н. М. Елизаров и Б. В. Семин. Во всяком случае, для нас, конструкторов-оружейников, их работа имела огромное значение, открывая новые перспективы в конструировании автоматического стрелкового оружия. Именно разработка этого патрона во многом определила рождение и развитие «семьи» образцов автоматического оружия системы Калашникова.

Но были люди, оставшиеся, как принято говорить, за кадром. Люди, определявшие перспективу развития боеприпасов, доводившие патроны до качественного уровня, испытывавшие их, запускавшие в производство. Одним из них и был Александр Афанасьевич Григорьев. Если сжато сформулировать свойства его инженерной натуры, то я определил бы их так: эрудиция, смелость в решениях, умение мыслить масштабно, глубоко анализировать проблемы и делать новые выводы.

Как-то в послевоенные годы Григорьев приехал на полигон в командировку. Он в то время состоял в должности заместителя начальника отдела управления стрелкового вооружения ГАУ. Мы встретились вечером у меня дома, в маленькой комнатке в коммунальной квартире. Говорили о многом, в том числе и о выпускниках Артиллерийской академии, служивших в различных подразделениях полигона. Вспоминали не так давно ушедшего из жизни А. И. Судаева, и я обмолвился, что Алексей Иванович всегда с уважением говорил о своем учителе А. А. Благонравове.

– Об Анатолии Аркадьевиче и нельзя говорить иначе, – подтвердил Григорьев. – Ведь Благонравов, будучи начальником факультета вооружения, создал свою неповторимую школу инженеров-оружейников, где более всего ценилась самобытность. Последний выпуск в этом качестве он сделал перед самой войной.

– И многие из них сейчас у нас на полигоне.

– Совершенно верно. Канель, Лютый, Шевчук, Кузнецов, Куценко… – начал перечислять Григорьев фамилии инженеров-испытателей, со многими из которых мне приходилось встречаться на испытаниях. – Кстати, Дейкин тоже из школы Благонравова. Тот, кто прошел ее, никогда не потеряет вкуса к творческому поиску. – Александр Афанасьевич немного помолчал и вдруг рассмеялся: – Да ты же сам уже прошел школу Благонравова, хотя и не учился на факультете вооружения. Так что можешь судить, что она собой представляет. – Григорьев поднялся с табуретки, посмотрел из окна на редкую россыпь домов военного городка, на дорогу, проложенную к направлениям, где проводились испытания образцов.

Оттуда, со стороны леса, как раз возвращался наш полигонный автобус, старенький, дребезжащий, развозивший испытателей по направлениям, а вечером доставлявший их к штабу.

Наблюдая, как из автобуса выходят, продолжая оживленно разговаривать, инженеры и техники из научно-испытательного отдела, Григорьев, видно, что-то припомнил:

– Для конструктора, особенно молодого, толковый, знающий, болеющий за дело и за судьбу каждого образца испытатель – настоящий клад. Если он отлично чувствует оружие, сколько он может конструктору подсказать…

– На собственном опыте уже убедился, – откликнулся я на слова Григорьева.

Действительно, разные по характеру, темпераменту, испытатели, предлагая по ходу испытаний те или иные исправления в образец, учили постоянно видеть перед собой солдата, которому придется с этим оружием совершать многокилометровые марши под дождем и снегом, форсировать реки, сражаться с противником в жестоком бою.

Доржи Миронович Битаев, человек сдержанный по натуре, много помогал нам по баллистике боеприпасов, старался доходчиво донести до конструктора свои предложения. Мы с ним не один десяток лет поддерживали хорошие отношения. Также как и с Василием Федоровичем Лютым, который был совершенной противоположностью Битаева: довольно словоохотливым, любящим пошутить. Это было просто в природе его характера. Но за шуткой мы всегда видели серьезный профессиональный взгляд. Его отчеты отличались четкостью замечаний по испытываемому образцу и конкретностью предложений по его доработке. Кстати, Василий Федорович испытывал автомат АК-47 на повторных испытаниях, а первый образец автомата испытывал У. И. Пчелинцев.

Увлекающимся человеком, любившим обстоятельно потолковать с конструкторами об их оружии, помню Ефима Абрамовича Слуцкого. Занимаясь на полигоне научно-исследовательской работой, он интересовался также и практикой испытаний, стараясь подсказать неожиданное решение.

Серьезно и вдумчиво относился к делу молодой испытатель Александр Андреевич Малимон, пришедший на полигон после окончания академии в 1943 году и ставший вскоре руководителем подразделения по испытаниям группового оружия. Впоследствии он много лет проработал на Ижевском машиностроительном заводе военпредом и неоднократно принимал участие в войсковых испытаниях новых образцов оружия. А в 2001 году вышла его книга «Отечественные автоматы (записки испытателя-оружейника)», которая, думаю, интересна не только специалистам по стрелковому оружию. Особую ценность книги составляет то, что в ней приводятся выдержки из официальных документов полигона, из отчетов по конкурсным испытаниям оружия. То есть воссоздана правдивая история создания отечественных автоматов.

Испытатели оружия… Наверное, неправомерно сравнивать их работу с делами летчиков-испытателей, которые каждый раз, поднимаясь в небо, рискуют жизнью. Однако земная, скажем так, полигонная служба испытателей оружия, людей исключительно самоотверженных, достойна всяческого уважения.

Постоянно в отрыве от семей, часто в командировках, они больше занимались обучением и воспитанием нас, конструкторов, чем собственных детей. Они учили наше оружие стрелять, быть живучим в любых условиях. Ради этого лезли с ним в болотную грязь, в ледяную купель, подвергали себя воздействию «высоких и низких температур» в специальных камерах – шли в жар и в холод.

Общаясь с испытателями, я накрепко для себя усвоил: конструктор, который пренебрегает их мнением, не учится у них профессиональному мастерству, не сможет правильно и оперативно решать сложные задачи по проектированию и совершенствованию оружия. Инженеры-испытатели на полигоне были отлично подготовлены, до тонкостей разбирались во всех типах и видах стрелкового оружия, в совершенстве владели им. Среди них подлинным виртуозом слыл Б. Л. Канель, помогавший мне при проектировании автомата.

Борис Леопольдович обладал глубокими инженерными знаниями, отличной, на мой взгляд, теоретической подготовкой. Ему обычно поручали наиболее сложные расчеты и измерения. Еще об одном примечательном штрихе в характере Канеля не могу не упомянуть – о его великолепном чувстве оружия и тренированной памяти. Как-то Канель поспорил с приехавшим из Москвы представителем ГАУ, что сумеет сделать из пулемета СГ-43 столько выстрелов, сколько тот пожелает.