Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

Однако, ежели оценить здраво средства и возможности тех и других, ни малейших неясностей не остается. Применительно к Новому Свету, у островитян решающее преимущество. Даже два. Во-первых, несравненно сильнейший флот, способный воспрепятствовать доставке подкреплений в неприятельские владения: Луизиану и Новую Францию. Своих же войск в противостоящие им колонии он может перевезти сколько угодно. Во-вторых… А во-вторых, возить их особенно и незачем! На месте можно солдат навербовать, потому как английских колонистов за морем больше, чем французов, раз этак в двадцать. Уже изрядно за миллион, страшно подумать! Особенно когда вспомнишь, что русских в Америке не наберется и четырех сотен, и даже с ныне совершаемым переводом на берег Анианского залива охотских жителей, число их едва перевалит за тысячу душ. Правда, через тот же Охотск добираются к Харлампию согнанные с Ветки староверы — но эти, вроде, не вполне свои. Да как ни считай, хотя бы и с ними… Слава Богу, мы на другом краю материка.

Вот и «новым французам» надо сидеть, как мышь под веником, тлеющую вражду не раздувать, а между тем искать средства противодействия многократно сильнейшему неприятелю. Очевидно, что недостающие ресурсы можно обрести лишь в американских владениях союзного мадридского двора, по населенности и богатству превосходящих все прочие колонии. Но насколько испанским Бурбонам хочется видеть в своем огороде французских родственничков… Как земледельцу — стадо козлов на грядках, а уж какой они масти… Англичане там или французы, неважно! Нужна очень изощренная дипломатия и крупные авансы Мадриду, чтобы избыть заслуженное недоверие.

Ну, а пока инициатива принадлежит британцам. Причем, скорее новоанглийским, нежели лондонским. Обвинения, что враг первый напал, в значительной мере рассчитаны на собственную метрополию. Преодолеть нежелателей войны, заставить короля Георга Второго и парламент вмешаться энергическим образом… На побережье, в Новой Шотландии, фортуна благоволила губернатору Лоуренсу и его людям, захватившим построенный неприятелями форт Босежур. Вдали от моря вышло наоборот: горстка французов и союзные им индейцы обратили в бегство, наполовину истребив, численно превосходящий и располагающий сильной артиллерией отряд генерал-майора Брэддока. Счет викторий и конфузий пока был ровный. Тем не менее, представлялось очевидным: как только англичане всерьез начнут использовать всю потенцию своих колоний, галлов не спасет ни искусство, ни доблесть, ни удача. Российская империя формально состоит в союзе с Англией, однако ей невыгодна победа сих мнимых друзей. Как, впрочем, и торжество их противников. Наилучший для нас ход событий — взаимное истощение обеих держав, с установлением равновесия между ними. Тогда сила России обретет значение; ее голос будет слышен в Европе, из чего можно извлечь немало выгод. Разумеется, при условии, что Бестужеву дадут пинка под зад, а на место канцлера сядет человек, преследующий интересы отечества и меньше Алексея Петровича зависимый от иноземных влияний. Возможно ль на такое чудо надеяться? Поживем — увидим… Если, конечно, поживем…

По всему Старому Свету атмосфера политическая дышала предвестием грядущей бури: клубились мрачные тучи, густо напитанные электрической материей. Когда именно разразится гроза, чье неосторожное движение собьет крышку с ящика Пандоры — пока неясно было. Вот, что зажженный в колониях фитиль рано или поздно приведет огонь к европейской пороховой бочке, сомнений у меня не обреталось. Впрочем, Лиссабон имел шансы и далее пребыть в наслаждении мирной тишиною, подобно тому, как в самой средине урагана порой бывает «глаз», сиречь область покоя. Португальская нация, в былые века весьма задиристая, слишком долго спроваживала в новооткрытые земли самых горячих и амбициозных своих сочленов. Прежнюю страсть к пролитию крови сменили умеренность и миролюбие. Бразильские сахарные плантации и алмазные копи рождают достаточный денежный поток, чтоб не искать от него дальнейших приключений. Уравновешенность и осторожность, вот главные качества нынешней генерации лиссабонских негоциантов, равно как и знати. Эти сословия здесь не спешат меж собою сближаться, невзирая на тождество интересов и образа жизни: помехой служат замшелые древние законы, обязывающие претендентов на высокий ранг или титул доказывать чистоту своей крови, сиречь отсутствие в роду магометан либо иудеев. Полная противоположность России. У нас никто не стыдится ордынских предков, дочери Шафирова повыскакивали замуж за Рюриковичей, а черный, как начищенный сапог, Абрам Ганнибал состоит в генеральском чине и заведует инженерной частью всей русской армии. Родословие весит мало, зато сегодняшний, сиюминутный статус… Тут явились рубежи непреодолимые. Именно в новом поколении пропасть, отделяющая благородных от простолюдинов, обрела небывалую глубину. Представьте, кто-то скажет о явленной на ее первый бал дворянской девушке, что она похожа на мещанку, или, Боже упаси, на купчиху… Зарезать несчастную ножом было бы, право, человечнее!

Болезнь почти вовсе избавила меня от светских обязанностей, сведя оные к обмену краткими, довольно-таки формальными письмами с государственным секретарем по иностранным и военным делам, маркизом де Помбалем. Да еще Фелисиано Ольденбургский заглянул познакомиться. Сей отпрыск матери-португалки и немецкого купца (злые языки уверяли, что папаша, дескать, из выкрестов) давно уже добился выдающегося успеха в заморской торговле. За год до сего он основал компанию для сношений с португальскими колониями в Азии, добившись для нее статуса, как у всех прочих ост-индцев. Мог ли сей делец манкировать визитом к негоцианту-однокорытнику с противоположного края Европы? Конечно, нет! Особенно, если вспомнить значение Каповердианских островов и порта Макао для русских торговых экспедиций. Местные португальские власти некий авантаж от них получали; этому ловкачу, разумеется, хотелось перенаправить доходы в свой карман. Только вот ни выгод, какие можно предложить взамен, ни средств, чтобы принудить меня делиться, — ничего у него не было. Старый хитрец вполне сие понимал и не напирал слишком сильно, ограничившись осторожным разведыванием обстановки. Иное дело взрослый сын его по имени Мартиньо, явившийся пред мои очи совместно с батюшкою: самоуверенный и наглый, нетерпеливо жаждущий спровадить отца в могилу и рулить делами самостоятельно. Помнится, я еще подумал, что с такою манерой он быстро сломит себе голову. Так и вышло: не далее, как в следующем году сей Мартиньо впутался в интригу против упомянутого министра Помбаля, коий в отместку лишил компанию покровительства короны и не дал ей отсрочки по долгам казне, чем привел к скорому банкротству. Достопочтенный Фелисиано имел несчастье наблюдать крушение дела всей своей жизни, еще будучи в нашем грешном мире.

Кроме этой, не имевшей важных последствий, беседы, все прочие мои труды вершились при посредстве почты. К сожалению, способ сей отягощен неустранимым пороком: распоряжения запаздывают. Где требуются мгновенный ответ, приходится полагаться на доверенных людей либо пускать события на самотек. Вначале все шло хорошо. Прибывши в Англию, мои летуны имели счастье снискать гостеприимство и покровительство самого герцога Кумберлендского, третьего сына короля Георга и главнокомандующего британской армии. При его великодушном содействии удалось выбрать подходящее место на южном побережье, близ Дувра, и до начала осенних штормов поймать несколько дней благоприятной погоды. Первую попытку наблюдали только герцог со свитой, да горстка бездельников из жителей. К последнему полету, через неделю, из Лондона понаехали целые толпы благородной публики. Расчистить от любопытствующих разгонную дорожку удалось лишь при помощи посланных герцогом офицеров. Перепад высот всего лишь в полсотни сажен, в сочетании с нежаркой погодой начала осени, не дозволял сделать представление столь же зрелищным, как ранее в Вене или Неаполе, — но и то, что получилось, вызвало совершенный восторг. Череда беспрерывных дождей, заставившая прервать экзерциции, никак не мешала празднованию успеха: титулованные особы в очередь записывались, желая оказать честь моим ребятишкам. Виваты гремели, как пушечные залпы в пылу жаркой битвы, вино лилось рекою, безудержные кумплименты пьянили еще хлеще вина… С трудом протрезвев после приступа всеобщей любви, Крутиков с Евстафьевым обнаружили, что с внучонком моим Алешкой совсем никакого сладу не стало. Глядит, как на смердов: меня, дескать, к королю на прием зовут, а прочие все должны быть довольны, ежели служат пьедесталом сей справедливой и заслуженной славы. Мои запоздалые увещевания с дистанции в тысячу миль то ли не достигли ушей засранца, то ли были прехладнокровно мимо них пропущены. Тех же, кто близко, он вовсе за начальство перестал считать, окончательно с ними порвал и заявил, что при попытках диктовать ему правила перейдет в иностранную службу.