Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

— Следовало просто повесить их. Сразу, — сказал Дэйгон Одвелл, и эти слова были первыми, произнесёнными им с той минуты, когда они покинули Дубовую Рощу.

Его не услышал никто, кроме Эда, — они ехали немного впереди остальных, рука об руку. Индабиран с Пейреваном скакали позади, оживлённо переговариваясь, за ними следовали их воины. Двое всадников ехали в авангарде, и один из них нёс штандарт со знаменем Одвелла. Бело-лиловое полотнище хлопало на ветру.

— Почему? — спросил Эд. — Вам не понравилось представление?

Лорд Одвелл криво улыбнулся. Он не носил бороды, и от того улыбка на его лице выглядела странно, непривычно — и беззащитно, потому что он не мог её спрятать. В то же время отсутствие растительности на лице подчёркивало его годы, оставляя открытыми глубокие морщины, избороздившие вялую, обвисшую кожу. На левой щеке у него было несколько бурых пятен, похожих на шрамы от коросты. Дэйгону Одвеллу шёл семьдесят первый год, и он не пытался скрыть это или притвориться, будто он молод и силён, как прежде. Однако спина его оставалась прямой, а плечи — широкими и всегда расправленными. Эд знал, что он здоров как бык. Эта мысль вызвала у него мимолётную улыбку — и от лорда Одвелла она не укрылась, хотя истолковать верно он её не мог.

— Отчего же, — проговорил он, — представление удалось на славу, в основном благодаря вашей меткости, дражайший мой Эдвард. Вы, говоря по правде, подоспели очень вовремя — я уж думал, мне придётся самому вставать к черте и выигрывать жизнь хоть для одного из этих щенков. Вышел бы срам, если бы казнить пришлось их всех. Если бы сразу и без проволочек — другое дело, но с тем балаганом, что затеял Лоран…

— Я дивлюсь вам, милорд — что вам с любви и признательности местных смердов? Они ведь даже не ваши…

— Мои, — равнодушно отозвался Одвелл. — Чьи же ещё?

Пейреван позади них что-то сказал, и Индабиран разразился хохотом, подхваченным другими воинами. Резкий порыв ветра заглушил и развеял смех.

— Вы оказали мне услугу, Эфрин.

«Вы бы определились, милорд, кто я для вас — Эфрин или дражайший Эдвард», — подумал Эд, и тут же понял, что, вероятно, лорд Одвелл давно уже с этим определился.

— Куда бульшую, чем вы полагаете, мой лорд.

— Неужели?

— Этот парень, которого я выиграл, проклял вас. Предсмертные проклятия имеют обыкновение сбываться.

Одвелл коротко рассмеялся. Эд впервые слышал его смех — по-старчески хриплый, но всё ещё жёсткий и отрывистый.

— Если бы все предсмертные проклятия, которые обрушивали на мою голову, сбывались, я бы давно отбыл к Мологу, — бросил он и резко сменил тему: — Думаю, не надо указывать вам, чтобы вы держали глаза раскрытыми пошире, но вот на это не могу не обратить ваше внимание. Глядите!

Эд посмотрел туда, куда указывала жилистая рука старика. Они уже выехали за пределы деревни, и сразу за ней, у обочины, начиналась дорога смерти. Десятки трупов были развешены на деревьях. Они уже начали разлагаться, и на них пировали мухи и вороньё.

— Вот, — сказал Дэйгон Одвелл. — Так надо было. Сразу. И здесь. Видите, Эдвард? Крестьяне их не сняли. А я нарочно не отдавал прямого запрета. Здешние смерды были вольны вынуть своих родичей из петли и предать земле. Ан нет. Всё висят.

Он замолчал. Ехавшие за ними всадники притихли тоже, хотя и не смолкли совсем, но их смешки и болтовня стали сдавленнее. Видать, навалившийся смрад слегка подпортил им настроение.

— Милорд, может, галопом? — жалобно крикнул издали Пейреван. Одвелл не повернул к нему головы. Он ехал, прикрыв глаза и даже не подняв руки к носу, пока они продвигались аллей мертвецов, и, казалось, дремал в седле. Кони волновались, чуя трупный дух. Было тихо и чересчур тепло, как для середины осени.

— Неужели, — сказал Дэйгон Одвелл, — неужели Фосиган и впрямь думает, что я испугаюсь этого щенка?

Никто не ответил ему. Эд почувствовал спиной палящие взгляды десятков глаз, но не обернулся. Лес кончился, они снова выехали к полю.

И тут уже пошли галопом, потому что бык, зажаренный знаменитым поваром Никласа Индабирана, и впрямь стыл.

Прошло, однако, ещё добрых полчаса, прежде чем они увидели вдалеке голубые башни, а ещё через час подвесной мост замка Эвентри опустился перед ними.

— Добро пожаловать в мою обитель, милорды, — сказал Никлас Индабиран, и копыта его коня прогрохотали по дубовым брёвнам моста.

Так Эд из города Эфрин вернулся туда, где не был двенадцать лет.

Тут мало что изменилось — замок Эвентри (ах нет — замок Индабиртейн, как обмолвился лорд Одвелл) по-прежнему не слишком отличался от любого большого замка, в которых Эду приходилось бывать. Просторное подворье было запружено солдатами, слугами, крестьянами, лошадьми, курами и орущими детьми. Когда кавалькада из двух дюжин всадников въехала во двор, всё это разномастное сборище хлынуло в стороны, и под чьими-то копытами истошно завизжала задавленная свинья. Немедленно раздалась брань, притихшее было подворье вновь зашевелилось и загудело. Эд знал, что здесь его столичные манеры некому оценить, однако вежливо дождался, пока спешатся Индабиран, затем Одвелл, только тогда спешился сам — и с размаху вступил ногой в коровью лепёшку. Он выругался, отступил и повозил подошвой по земле. Кто-то взял у него повод коня — Эд даже не обратил внимания, кто именно, он всё ещё возился с сапогом.

— Молог задери, — пробормотал он, — хоть бы соломы постелили…

Кто-то наступил ему на ногу и тут же отскочил. Полдюжины лошадей создали некоторую толчею. Раздались резкие командные выкрики Индабирана, ворчание Пейревана, отрывистая ругань солдат.

— Катарина! — орал лорд Никлас. — Катарина, где ты, дура?! Так-то встречаешь дорогих гостей?

Эд краем глаза заметил спешащую к ним женщину — судя по небогатому, но благородного покроя платью красно-оранжевых цветов и окутывавшему голову покрывалу, хозяйку замка. Она что-то говорила, но голос её был слишком тих, чтобы Эд мог разобрать слова, а лицо — слишком неподвижно, чтобы по нему можно было понять, оправдывается она, извиняется или приветствует гостей. Эд успел подумать только, что она красива, и мысленно воззвал к Светлоликой Гилас с отчаянным упрёком, ропща, что приходится представать перед дамой с коровьим дерьмом на сапоге. По счастью, пока что между ним и нею было достаточно людей и лошадей; Эд схватил за рукав ковыляющего мимо слугу.

— Эй, любезный, дай-ка мне что-нибудь… — начал он — и осёкся.

И почувствовал — это: всё вдруг стало далеко, бесконечно далеко, смолкли крики, конское ржание, блеянье овец, далёкий стук кузнечного молота и брань — всё исчезло в один миг, перестало быть важным, никогда не было важным. Важным было только одно, только это — единственный миг.