Гладиаторы - Олег Ерохин

— Ну что же ты? — повторил Нарцисс, дергая Марка за тунику. Видимо, он горел желанием узнать, почему же Марку не спалось этой ночью.

— Иду!

Марк взял со столика у двери свиток, который он бросил туда, схватившись за меч (глаза Нарцисса алчно блеснули — можно было подумать, вольноотпущенник догадался, что это был за свиток), и пошел за Нарциссом.

Дверь за ними захлопнулась, а Суфрат все стоял у окна, что-то шевеля своими толстыми губами.

В комнате Грез всегда было сумрачно: Мессалина велела днем зашторивать окна, а ночью более одного светильника не зажигать. Свет, говорила Августа, рассеивает мысли, эта же комната предназначалась для раздумий, так что в ней должно было быть полутемно. В центре комнаты было установлено чучело большого тигра, которое будто бы содействовало раздумьям, — как символ, изображавший опасность и тем самым призывавший к осторожности.

Мессалина опустилась в кресло, покрытое шкурами леопардов, и вопросительно посмотрела на Нарцисса.

— Что у тебя за свиток, Марк? — спросил Нарцисс.

— Это письмо Камилла Скрибониана к сенаторам Рима.

У Нарцисса пересохло во рту:

— То… то самое?

— Да.

Марк протянул свиток Нарциссу, тот схватил его и быстро развернул.

— Так и есть… Как же ты раздобыл его?

— Пизон сам прислал мне этот свиток только что. Я не просил его об этом, я даже ни словом не обмолвился, что знаю о письме Скрибониана. Более того: накануне мы расстались с ним, разругавшись.

— Ты говоришь загадками, милый Марк, — сказала Мессалина грозно-ласково.

— Я и сам не знаю, с чего это ему вдруг взбрело в голову передать мне это письмо. У меня единственное объяснение — Пизон сошел с ума. — Видя недоверие в глазах Нарцисса, Марк поспешно продолжил: — Да-да, сошел с ума! В последней нашей встрече он сначала нес какую-то чепуху про бессмертие — что, мол, возможно достичь бессмертие через смерть, — а потом принялся ругаться и хохотать…

— Ладно, понятно. Бред, возбуждение — словом, все признаки сумасшествия налицо, — недовольно подытожил Нарцисс — эта история с помешательством Пизона ему не понравилась. — Неясно одно: как Пизону стало известно, что ты хотел от него получить?

Марк пожал плечами. Нарцисс уставился в пол, теребя ногою краешек ковра.

Немного подождав, будто тоже думая, Мессалина посмотрела на Нарцисса:

— Так откуда же Пизону стало это известно?

— Не знаю, госпожа, — со вздохом отозвался Нарцисс. — О том, что я подослал к Пизону Марка, знал Паллант, а Каллист мог это узнать, ведь про письмо Скрибониана мы с Паллантом узнали от него. Но как бы то ни было, не это сейчас самое главное: главное, что письмо Скрибониана у меня. И в этом письме громадная сила: такая, что всякий, кто соприкасается с ним, будет уничтожен, ошибись он хоть на малость…

— Это еще почему?

— Это письмо слишком много значит, госпожа моя (Нарцисс слегка поклонился Мессалине), и поэтому и Каллист, и Паллант, да и сенаторы захотят его заполучить. Мы же можем уберечься от коварства врагов только одним способом: мы должны как можно быстрее показать письмо императору, тем самым обесценив его.

— И что это значит «быстрее»? — поинтересовалась Мессалина.

— Немедленно.

— Придется разбудить Клавдия…

— Придется.

Нарцисс вдруг увидел Марка: беседа в дальнейшем, похоже, вовсе не нуждалась в его присутствии.

— Ты можешь идти, дружок! — улыбнулся Нарцисс Марку. — Мне ты больше ничего не должен. Забеги только ко мне завтра, и на этом мы с тобой распрощаемся.

— Завтра? А зачем?

— Ну как же, как же! Завтра, благородный Орбелий, мы решим, как ты передашь мне купленный на мои деньги дом — разумеется, ты понимаешь, что я не дарил его тебе, а лишь дал возможность попользоваться им то время, которое было необходимо для выполнения моего задания. Кстати, денег на задание я дал тебе, кажется, больше, чем стоит дом, — поговорим и об этом.

Нарцисс показал взглядом на дверь.

— Погоди, господин мой! — воскликнул Марк. — Еще не все… Я говорил тебе, что Орбелия, жена Пизона, — моя сестра. Пизон прислал мне письмо Камилла Скрибониана — я утверждаю, он и в самом деле безумен! Позволь же мне избавить сестру мою от безумца! Дай людей, господин, и приказ — Орбелию нужно выручать немедленно! — Марк рванулся к Мессалине. — Помоги, госпожа!

Мессалина, уже не испытывавшая к Марку никакого влечения, наслаждалась трудным положением, в которое он попал.

— Клянусь чревом своей матери, я не понимаю, от кого ты просишь спасти свою сестру! — заявила Мессалина. — От мужа — потому что он-де безумен? Безумный муж? Ну и что с того? Это значит только то, что в постели она получает больше, чем другие замужние женщины: ласки безумного, конечно же, безумны…

Мессалина глубоко задышала. Она никогда еще не развлекалась с сумасшедшим — вот, наверное, потрясающее занятие!

— Думаю, госпожа моя, мы не должны отказывать в помощи человеку, который нам так хорошо помог, — произнес Нарцисс тем покорно-повелительным тоном, которым во все времена в совершенстве владели евнухи. — Марк хочет узнать, хорошо ли живется его сестре с мужем — причем незамедлительно, то есть ночью, то есть он хочет узнать, крепко ли они спят. Что ж, хочет так хочет, наше дело — ему помочь. Я дам тебе преторианцев, Марк! Если, конечно, госпожа не возражает… Только помни: за старое ты со мной расплатился, за новое тоже придется платить!

Марк вздохнул:

— Я готов платить…

— Вот и хорошо! Ты, госпожа?

— Похоже, он хочет отбить у мужа свою сестру, — с усмешкой произнесла Мессалина. — Отбить, а потом проделать с ней то, что проделывал с Друзиллой Гай[62]… Ладно, пусть берет солдат!

— Надо кликнуть трибуна, — сказал Нарцисс, направляясь к двери.

Марк подошел к дому Пизона вместе с небольшим отрядом из тридцати преторианцев. На приказ центуриона отворить раб-привратник ответил, что должен прежде спросить господина, а через некоторое время изнутри задвигались засовы. Первое, что увидел Марк, было лицо впускавшего их раба — лицо вытянутое, напуганное. Из дома донеслись разноголосые крики.

Центурион, вероятно, тоже заметил в привратнике некоторую странность, некоторую избыточность страха (ночных визитов преторианцев боялись господа, а не рабы господ), и наверняка услышал шум, потому что он удивленно бросил привратнику:

— Ну? Что там у вас еще?

— Пизон… э… Пизон мертв. Господин мертв… — трепещущим голосом пробормотал привратник. — Кинжал… убит кинжалом…

Теперь обеспокоенность привратника да и остальных рабов Пизона стала понятна. По староримскому закону, если смерть римлянина наступала в его собственном доме от руки его же раба, все рабы, бывшие в это время в доме, умерщвлялись.

«Вероятно, рабы стали искать Пизона, чтобы уведомить его о появлении преторианцев, и нашли убитым, — подумал Марк. — Поэтому привратник и напуган: если бы Пизона убил кто-либо из римлян явно, то он, возможно, радовался бы. Но что же с Орбелией?»

Вместе с преторианцами Марк вбежал в вестибул, затем в атриум. Всюду в панике метались рабы.

С центурионом Марк заглянул в кабинет Пизона: больше всего рабы суетились именно там. И неудивительно — именно там был найден мертвый Пизон.

Бледный до сини, Пизон лежал, запрокинув голову, в кровавой луже. Рот его был полуоткрыт, глаза полуприкрыты. Левая рука сенатора покоилась на груди (в последние мгновения своей жизни он все пытался зажать дырочку, через которую вытекала жизнь его), а правая рука лежала на полу, скрюченная и безвластная. Он хотел получить бессмертие через смерть, как будто это возможно, как будто смерть оставляет нечто, что может хотя бы рассчитывать на бессмертие. Нет, смерть сокрушает все расчеты — все без исключения.

Мельком взглянув на Пизона, Марк побежал дальше — туда, где, как показали рабы, располагались комнаты Орбелии.

Орбелию Марк нашел в ее спальне. Орбелия спала — если тяжелое забытье, которое обволокло ее сознание, словно мгла — чистое небо, можно было назвать сном. Во сне Орбелия что-то шептала и трясла головой. Прежде чем она открыла глаза, Марку пришлось взять ее за плечи и несколько раз тряхнуть.

Увидев брата, Орбелия сморщилась, словно собираясь заплакать. В первые мгновения пробуждения разум ее не отличал еще действительность от сна, а во сне нередко грустят о приснившемся счастье, осознавая, что оно исчезнет, лишь стоит проснуться. Но Марк не был сном — Орбелия поняла это и просияла. И все же заплакала, прильнув к нему и твердя:

— Забери меня отсюда, забери…

Она не знала, что с Пизоном было все кончено.

Марк поспешил объяснить:

— Я, конечно, возьму тебя отсюда, и сегодня же. А Пизона больше нет — он убит, и, скорее всего, убит собственной рукой.