Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

государыня императрица твердо решила отстранить сына и передать российский трон внуку Александру. Каково-то тогда будет павловским любимцам? Но разве можно в девятнадцать лет, когда Фортуна тебе милостиво улыбается, просчитывать далеко вперед свое будущее? И молодой Росси с увлечением помогает своему учителю в строении Гатчины, в украшении павловских праздников. Он больше не чувствует себя вне общества, изгоем. А будущее, как ему кажется, сулит еще больше радости.

К сожалению, биографы архитектора не обратили внимания на эту важную деталь: пожалование молодому человеку дворянства. А может, просто не приняли во внимание — во имя довольно расхожей и привлекательной концепции: талантливый художник не понят и отвергнут бездушным высшим светом.

Создателем подобной легенды оказалась писательница О. Форш, автор романа «Михайловский замок». Случилось это в те годы, когда обретенная всеобщая грамотность и не достигнутое еще знание истории породили особое пиететное отношение к художественной литературе — наставнику в жизни и главному источнику правды.

Описывая знаменитое торжество посвящения Павла I в достоинство Великого магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского (иначе — Мальтийского ордена), писательница подробно рассказывает, как юный Карл украшал дворец и парк к предстоящей церемонии. Украсив же, вынужден был грустно удалиться: ему, недворянину, нельзя участвовать в празднике. «Эта обида запомнилась Росси на всю жизнь».

Роман О. Форш стал первоисточником для многих искусствоведов и историков архитектуры. Легко и доступно он объяснял оппозицию Артиста правительству. А документы свидетельствуют о другом. Молодой помощник архитектора получил дворянство за два года до церемонии. А вот на самой церемонии Росси, как и многие другие, присутствовать не мог: император пригласил на торжество только членов своей семьи и высших чинов двора. Ничего оскорбительного для помощника архитектора в этом не было. Ведь независимо от этого факта положение любимого ученика Бренны при императорском дворе оставалось прочным.

Конечно, оно могло быстро измениться, исполни Екатерина II свое намерение передать престол внуку. Тогда бесславно завершилась бы карьера многих приближенных Павла Петровича. Но, видимо, не зря образованные люди конца XVIII века старались уповать на Случай, это «мощное, — по выражению А. С. Пушкина, — мгновенное орудие провидения». К счастью для Карла Росси, Случай приключился.

6 ноября 1796 года в третьем часу пополудни в Гатчину прискакал граф Николай Зубов, старший брат знаменитого фаворита. Неожиданное появление столь странного посланца вызвало тревогу. Павел уже знал о планах матери и боялся ареста. Но предчувствия обманули великого князя. Зубов привез известие: у государыни апоплексический удар и она при смерти. (Впрочем, первоначальный испуг Павла оправдался позже: через четыре с половиной года граф станет активным участником убийства императора.) Выслушав долгожданное сообщение, Павел приказал немедленно запрячь лошадей…

Современники описывают первый день царствования нового императора как захват Зимнего, как дворцовый переворот. Уже упомянутый нами ранее Массон: «Дворец взят штурмом…» Г. Р. Державин: «Тотчас все приняло иной вид, зашумели шарфы, ботфорды, тесаки и, будто по завоеванию города, ворвались в покои везде военные люди…» Полковник Н. А. Саблуков, отъехавший позже в Англию: «Началась ужасная сутолока, появились новые люди, новые сановники». Среди этих «новых» — Винченцо Бренна и Карл Росси. Наступало их время.

Из воспоминаний князя Адама Ежи Чарторыйского:

«Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла I. Все изменилось быстрее, чем в один день; костюмы, прически, наружность манеры, занятия… Император оставил для себя в Зимнем дворце апартаменты, которые он занимал, будучи великим князем. Приемная зала бывала переполнена теми, кому разрешен был вход… Здесь шло беспрестанное движение, волнение, суетня; камердинеры, адъютанты в ботфортах бегали, натыкались друг на друга, одни ища кого-нибудь, другие неся приказы императора… Император в своих решениях руководствовался лишь одним желанием, чтобы его воля немедленно исполнялась, хотя бы то были распоряжения, отданные по первому побуждению и без всяких размышлений. Ужас, им внушаемый, заставлял всех с трепетом и покорно опущенной головой подчиняться всем его приказаниям, самым неожиданным и странным».

Первым делом решено уничтожить, вытравить распутный дух правления матери. Этот ненавистный дух царил повсюду: в армии, на улицах города, в самом дворце. Он мешал свободно дышать новому императору. Павел задыхался…

25 ноября 1796 года по велению нового императора в Александро-Невском монастыре вскрыли могилу подло убиенного Петра III и положили останки в храме. В окружении семьи и придворных Павел торжественно возложил императорскую корону на тронутый желтизной череп отца. Так восстанавливалась справедливость.

Через три дня после этого события новый указ: для постоянного государева проживания строить с поспешанием новый неприступный дворец-замок. Стоять ему на месте обветшавшего Летнего дома, возведенного некогда Растрелли.

Выбор места не случаен: в том Летнем дворце Павел родился. Толстые стены нового замка-крепости, земляной вал, глубокий ров и подъемные мосты охранят императора от любых покушений и продлят годы его жизни.

Слабость и неуверенность всегда жаждут чуда. Для укрепления веры в неприступность и безопасность будущего замка пущен слух трогательный и правдоподобный. Будто солдат, стоявший ночью на часах в Летнем дворце, вдруг увидел некоего юношу, окруженного сиянием. И сказал сей юноша: «Иди к императору и передай мою волю — дабы на сем месте был воздвигнут храм и дом во имя архистратига Михаила». Сказал и исчез Солдат, сменившись с поста, доложил по начальству. Потом его призвал сам император. Так во мнении народа освятилось и место, и название замка — Михайловский.

Наблюдение за строением замка император поручил своему первому наставнику в искусстве архитектуры действительному статскому советнику Василию Ивановичу Баженову. Потом, многие, многие десятилетия спустя, найдутся ретивцы, которые, не утомив себя поисками в архивах, объявят Баженова автором дворца. И пойдет гулять по свету это ложное, но такое выгодное для многих утверждение. А ведь еще в начале 30-х годов XX столетия историк архитектуры Б. Л. Васильев нашел в бумагах императрицы Марии Федоровны карандашные наброски плана будущего дворца, исполненные самим Павлом. Но нашел, видимо, слишком рано, когда еще не приспело время объявлять, что цари могут быть наделены способностями или даже талантом…

Василий Иванович Баженов через три месяца неизвестно почему был отстранен от всех работ. 4 марта 1797 года объявлено новое повеление: «Строение Михайловского нашего дворца поручить беспосредственно нашему архитектору коллежскому советнику Бренне» — верному слуге, любимому художнику, доброму советчику.

Теперь Бренна постоянно живет в Петербурге, на Невском — в одном из домов католической церкви Святой Екатерины. Здесь в кабинете зодчего рождается окончательный проект будущего дворца. Ведь рисунки Павла — только наброски, и далеко не самые совершенные. Бренне предстоит разработать проект всего ансамбля — площади перед замком, манежа, конюшен и кордегардий. Император нетерпелив в своих желаниях, и архитектору приходится торопиться. Еще в декабре 1796 года к Бренне определены два надежных работящих помощника —