По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

Тяжелый бастард уже собрался было придавить украшенную мозаикой столешницу изящного столика, но вдруг взгляд зацепился, рождая изумление. Неужели это произведение ювелирного искусства — стойка для мечей? Стойка. К роскоши, к ней привыкать надо. Не бродяга беспортошный. Магистр. Достойный яр. Командир воинского соединения. Небольшого, правда. И манеры пьяного ландскнехта. Фу.

И уже любуясь своим аккуратно разложенным арсеналом, поймал себя на интересной мысли. А ведь знал тот, кто меня поселял, о количестве колюще-режущих предметов, коими я заимел обыкновение украшать свой организм. И какое это было оружие, тоже знал. Гостеприимство, тудыть. Плевать. Отдых — дело святое.

Пока же я решил злоупотребить фактом своего полного одиночества. Кажется, давно канули в Лету времена, когда я не скакал, не бежал, не дрался и не гнался. И все время в обществе соратников, поклонников.

Я, видите ли, люблю порой в неглижах походить. Без одежды. Чтобы тело дышало. Но последнее время не получалось. Надо было или куда-то нестись, или соответствовать, да и ночевки на природе не располагают.

И я решил злоупотребить ситуацией. Опостылевшая кожа полетела на пол, и магистр дезабилье отправился осматривать отведенные для жилья апартаменты. Сразу же в соседнем помещении обнаружились три здоровенные ванны. С водой горячей. С водой теплой. С водой не очень теплой. Даже где-то пожалел, что отправил барышень, но решил, что справлюсь с купанием. Успешно справился. Завернулся в одну из сложенных на лавке простыней и, обнаружив в соседней зале (по-другому никак не назовешь) многоспальную кровать, заснул. Не поверите, но в тот самый сладкий миг, когда уже уносилсся в царство Морфея, мне показалось, что меня укачивают.

Спал я, судя по солнцу, недолго, но как-то очень качественно. Выспался, казалось, на полгода вперед. Легкость какая-то несерьезная появилась, желание попроказничать. А уж есть как хотелось!

Однако самый тщательный осмотр выделенных апартаментов ничего похожего на холодильник не обнаружил. Выпивки было много, самой разнообразной, а вот на тему пожрать… Хозяин решил, похоже, что гостя надо хорошенько до ужина выдержать. Не помню, где это вычитал, но цитата оказалась как нельзя к месту. «Обед надо выстрадать». Чеканная, как выстрел, формулировка.

Смысла в страданиях я не видел, удовольствия не находил и посему решил привлечь к благородному делу поисков пропитания местных жителей, то есть жительниц. Тех самых, которых оставил за дверью.

Сначала несколько удивленные моим невнимательным поведением барышни провиант выделять отказывались, но сраженные рядом комплиментов, забредших вместе со мной из иной реальности, через какое-то время сдались и таки принесли требуемое. На большом, украшенном тонкой резьбой, подносе возлежала копченая нога. Или даже высилась. В общем, крупная такая. В окружении множества тарелочек, мисочек соусников. Греющий душу настоящего обжоры натюрморт Хлеба, к сожалению, не было, но за время нашего походной жизни уже привык есть то, что дают.

Попытку воспрепятствовать проникновению гурии в мою комнату отдыха дамы проигнорировали, а я эффективно воспрепятствовать не смог. Руки были заняты. Впрочем, на мою весьма сомнительную невинность никто не покусился. Означенные гурии, совершенно игнорируя обалдевшего меня, сбросили одежды, продемонстрировав весьма волнительные изгибы хорошо тренированных тел и, издевательски посмеиваясь, отправились в зал с бассейнами, откуда сразу же донесся веселый смех, визг и плеск воды.

Я утвердил челюсть на место и, рыча оголодавшим желудком, отхватил одним из ножей весьма изрядный кусок мяса, полил его из первого попавшегося под руку соусника и засунул в рот. Было весьма. Мясо оказалось очень. В меру пропеченное, в меру сочное. И когда кусок провалился в рычащий от нетерпения желудок, отсек следующую порцию и, уже более осмотрительно окунув его в приправы, приготовился отправить его вслед за первым. После чего отскочил от стола и, слегка пригнувшись, выставил перед собой нож. Вы думаете, я сошел с ума? Нет и еще раз нет. Интересно, как бы вы поступили, обнаружив в совершенно пустой комнате здоровенного, волосатого дикаря с перемазанным кровью ртом? Этакого детинушку с мощным торсом, толстыми кривыми ногами и длинными, распухшими от мускулюса руками? Сомневаюсь, что бросились бы к нему, раскрывая братские объятия. Такая нездоровая мысль не посетила даже мою неоднократно ударенную голову, и я сделал скользящий, мягкий, практически кошачий шаг в сторону стойки с оружием. В результате этой моей манипуляции варвар исчез. И опять вы не правы, решив, что у меня галлюцинации. Ничуть не бывало. Просто я отошел от зеркала. Да-да. Этот несимпатичный дядька оказался моим отражением в зеркале. В некоторой, весьма объяснимой панике я стал осматривать свой организм, опасаясь обнаружить те самые патологические изменения, что отразило, как следует из литературных источников, «равнодушное стекло». Но все было в порядке. Ноги мои, ровные, длинные, не кривые. Руки тоже мои, в меру длинные, в меру мускулистые, не такие, как у этой гориллы в зеркале. И как я ни выворачивал шею, оглядывая свой торс, тех следов сумасшедшей растительности, как у моего неадекватного отражения в зеркале, тоже не заметил. И простыня была как простыня, а не грязный лоскут шкуры какого-то убиенного животного.

Немного успокоившись, я осторожно заглянул в зеркало самым краем глаза. Отразившийся кусок действительности меня в очередной раз удивил. Вместо моей вечно лохматой, рассеченной некогда молодецким ударом Васьки Птицына, брови над глазом изящно выгибалась совершенно другая, но несомненно достойная именоваться соболиной. Да и глаз вдруг сменил свой карий цвет на какой-то серебристый. Так что я вылез весь и оторопел.

В ровной, слегка матоватой поверхности, обрамленной узором из каких-то странно живых для изображения радужных драконников (вы не поверите, но эти озорники подмигивали, кружась в причудливом танце), высился бог. Именно бог, потому что столь совершенных мужчин просто не бывает. Могучее и при этом стройное тело атлета. Прекрасной лепки мышцы. Сильное, не эталонно, а по-настоящему, по-мужски, красивое лицо. Глаза цвета искрящейся стали, соболиные брови вразлет. Ровный нос с агрессивно приподнятыми ноздрями. Изящный абрис пугающей четкости губ. Приятных очертаний, но тяжелый подбородок. Мощное такое лицо. Такие и женщинам нравятся, и мужчины к владельцам таких физиономий относятся с пиететом. Я, признаться, сначала тоже засмотрелся и лишь потом понял, кого таки отражает зеркало. Во всяком случае, должно отражать. И правда, сквозь скульптурно четкие, эталонные черты божественно прекрасного лица проглядывало что-то знакомое, исконное такое. Выражение лица, наверное, не величественно-надменное, как надлежит смотреть на окружающую действительность, а простецки-доброжелательное, которое некоторые завистники именовали, хамье, ей же ей, простодушным.