Плоский мир: краткая история ХХI века - Томас Фридман

Всегда очень трудно определить, не слишком ли далеко мы зашли в оправданных мерах безопасности и не дали ли воображению взять над собой верх, парализовав себя предосторожностями. Сразу после 11 сентября я утверждал, что причина, по которой наши разведывательные службы не смогли раскрыть и предотвратить план заговорщиков–террористов, заключалась в «сбое воображения». В нашем разведывательном сообществе просто не нашлось достаточно людей, которые по извращенности воображения могли бы тягаться с Бен Ладеном и Халидом Шейхом Мохаммедом. Такие люди среди разведчиков и контрразведчиков нам действительно нужны. Но всем нам совершенно нет необходимости развивать свои способности в этом направлении. Мы не должны поддаваться желанию видеть в других самое худшее, иначе придется навсегда замуровать себя в собственной скорлупе.

В 2003 году моя старшая дочь Роли занималась в симфоническом оркестре, организованном при ее школе. Они провели целый год в репетициях, планируя выступить на национальном конкурсе школьных оркестров, который должен был состояться в марте в Нью–Орлеане. Когда наступил март, выяснилось, что страна готовится вступить в войну с Ираком, и поэтому школьный совет графства Монтгомери, опасаясь возможных терактов, отменил все поездки школьных групп за пределы города — включая поездку нашего оркестра в Нью–Орлеан. Я посчитал это абсолютно безумной мерой. Потому что даже злодейская фантазия 11 сентября имеет свои границы. В какой–то момент стоит остановиться и подумать: возможно ли, чтобы, сидя в одной из афганских пещер, Айман аль–Завахири сказал Усама бен Ладену: «А что, Усама, не забыл ли ты о ежегодном конкурсе школьных оркестров в Нью–Орлеане? Осталось меньше недели, так что пора нам заслать туда кого–нибудь и устроить очередную сенсацию».

Слишком уж неправдоподобно, на мой взгляд. Поэтому оставим пещерный образ жизни Бен Ладену: мы должны быть хозяевами своего воображения, а не его пленниками. Одна женщина, моя знакомая по Бейруту, любила шутить, что каждый раз, путешествуя на самолете, она везет с собой бомбу — потому что шанс, что на одном самолете окажутся два человека с бомбой, ничтожно мал. Делайте, что хотите, но не позволяйте себе сидеть взаперти.

Кстати, перескажу очень тронувшую меня историю об 11 сентября, которая была опубликована в «Нью–Йорк тайме» в рубрике «Портреты трагедии» — серии биографических очерков о тех, кто погиб в тот ужасный день. Героиней этой истории была Кэндэс Ли Уильяме, двадцатилетняя студентка бизнес–школы при Северо–Восточном университете, которая с января по июнь 2001 года работала стажером–практикантом в офисе компании «Меррилл Линч» на 14–м этаже первого здания Всемирного торгового центра. И коллеги, и мать Кэндэс описывали ее автору очерка как девушку, полную энергии и честолюбия, рассказывали, как ей нравилась ее практика. Коллеги Кэндэс в «Меррилл Линч» так прониклись к ней, что устроили прощальный ужин в ее последний рабочий день, отправили домой в лимузине, а после даже написали в Северо–Восточный университет: «Пришлите нам еще пять таких, как Кэндэс». Через несколько недель после сдачи промежуточных семестровых экзаменов— она училась с июня по декабрь — Кэндэс решила съездить погостить в Калифорнию, на родину своей соседки по комнате. Незадолго до этого по результатам учебы она была занесена в «деканский список». «Они специально заранее забронировали себе кабриолет. Еще Кэндэс очень хотела сняться на фоне знаменитого знака HOLLYWOOD», — рассказала «Тайме» ее мать, Шерри.

К несчастью, 11 сентября 2001 года в 8:02 утра Кэндэс села на самолет «Америкэн эйрлайнс», летевший рейсом № 11 из бостонского аэропорта Логана. В 8:14 самолет был захвачен пятью мужчинами/включая Мохаммеда Атту, который купил билет на место 8D. Сев за штурвал, он направил «Боинг–767–223ER» на Манхэттен и через какое–то время врезался вместе с Кэндэс Ли Уильяме в то самое здание Всемирного торгового центра — между 94–м и 98–м этажами, — где она незадолго до этого работала практиканткой.

Документы авиакомпании показывают, что она сидела по соседству с пожилой восьмидесятилетней женщиной — два человека на противоположных концах жизни, одна душа, полная воспоминаний, другая душа, полная надежд.

О чем говорит мне эта история? Она говорит мне, что когда Кэндэс Ли Уильяме отправлялась в полет рейсом №11, она не могла представить себе, что ее ждет. После 11 сентября всякий из нас, садящийся в самолет, обязательно представит себе, чем может закончиться его путешествие, — тем же самым, чем оно закончилось для Кэндэс Ли Уильяме. Все мы теперь слишком хорошо сознаем, как легко прихоть безумца, скрывающегося в афганских пещерах, может прервать жизнь любого из нас. Тем не менее шансы на то, что самолет, в котором вы летите, захватят террористы, ничтожно малы. Гораздо выше вероятность погибнуть в аварии, столкнувшись с выбежавшим на дорогу оленем, или от удара молнии. Поэтому, хотя мы и способны представить себе, что может поджидать нас на борту самолета, мы все равно должны в него сесть. Либо вы продолжаете летать на самолетах, либо обрекаете себя на жизнь в собственной пещере. Воображение не должно ограничиваться воспроизведением уже состоявшегося. Используя силу фантазии, мы должны писать новый сценарий нашей жизни. Насколько я сумел узнать Кэндэс Ли Уильяме по газетному материалу, она была оптимистом. Не сомневаюсь, что она бы и сегодня летала в самолетах, если бы случай оставил ей этот шанс. Так должны поступать и мы.

В мировой истории Америка, со дня ее основания, исполняла роль страны, которая всегда смотрит вперед. Одна из самых опасных вещей, случившихся с Америкой после 11 сентября, в президентский срок Буша–младшего, состоит в том, что мы сменили нашу главную статью экспорта: если раньше это была надежда, то теперь это страх. Раньше мы пытались привлечь других к себе, заманить их, теперь мы стали слишком часто выказывать им свое нерасположение. А когда начинаешь экспортировать свой страх, в обмен получаешь страхи всего мира. Конечно, люди, способные вообразить худшее, тоже нужны нам, потому что худшее уже случилось 11 сентября и может случиться снова. Но, как я говорил, предосторожность и паранойю разделяет тонкая черта, и мы уже успели несколько раз ее переступить. Жители Европы и других континентов часто посмеиваются над оптимизмом и наивностью американцев, над нашей беспросветной уверенностью, что у каждой проблемы есть решение, что завтра будет лучше, чем вчера, что будущее важнее прошлого. Я же всегда был убежден, что в глубине души остальной мир завидует американскому оптимизму и наивности. Более того, он нуждается в них. Это одна из вещей, которые заставляют земной шар вращаться. Если мы помрачнеем, если перестанем быть мировой «фабрикой грез», мир не только помрачнеет вместе с нами, но и обеднеет.

Аналитики обычно оценивают состояние общества по классическим показателям экономической и социологической статистики: например, по пропорции дефицита бюджета к ВВП, уровню безработицы, грамотности взрослого женского населения. Безусловно, такая статистика важна и показательна. Но есть и другой статистический показатель, гораздо хуже поддающийся измерению, но, на мой взгляд, гораздо более важный и показательный. Это соотношение мечтаний и воспоминаний — чего больше в вашей стране, того или другого?

Под мечтами в данном случае я подразумеваю их положительную, жизнеутверждающую разновидность. Майкл Хаммер, консультант в области организации бизнеса, однажды заметил: «Одна из вещей, по которой я могу определить, что для компании настали тяжелые времена, это постоянные упоминания о том, какой замечательной она была в прошлом. Тоже и со странами. Да, вам не хочется отказываться: от сложившегося образа. Я рад, что в XIV веке вы были на вершине процветания, но тогда — это тогда, а сейчас — это сейчас. Когда воспоминания начинают преобладать над мечтами, конец не за горами. Поэтому отличительная черта по–настоящему процветающей компании — ее готовность отказаться от того, что когда–то сделало ее успешной, и начать с чистого листа».

В обществах, где чаша воспоминаний перевешивает чащу мечтаний, слишком многие люди тратят слишком много времени на то, чтобы оглядываться назад. Свое достоинство, самоутверждение, ценность в собственных глазах они добывают не в трудах и заботах сегодняшнего дня, а в пережевывании дня вчерашнего. И даже это «вчера» обычно является не столько их подлинным прошлым, сколько воображаемым приукрашиваемым. Собственно, на это они и расходуют свое воображение, расцвечивая былое во все более яркие цвета, делая все более нереалистичным его образ, чтобы и дальше перебирать его по кругу как четки, — вместо того чтобы рисовать в воображении лучшее будущее и руководствоваться им в своих действиях. Когда другие страны идут по такому пути, это по–настоящему опасно; но если Америка утратит свои ориентиры и двинется вслед за ними, это обернется катастрофой. Лучше всего эту мысль выразил мой друг Дэвид Рот–копф, бывший чиновник Министерства торговли, а сегодня сотрудник Фонда Карнеги за международный мир: «Мы должны думать не о том, что изменилось, а о том, что осталось без изменений. Только осознав это последнее, мы сможем направить усилия на решение действительно принципиальных задач, среди которых — создание эффективного многостороннего механизма, препятствующего распространению оружия массового уничтожения; превращение неимущего сословия нашей планеты в заинтересованных участников глобализации; продвижение необходимых реформ в арабском мире; переориентация глобального лидерства США на завоевание поддержки мирового сообщества за счет роста числа людей, которые принимают для себя наши ценности. Мы должны помнить, что именно эти ценности являются настоящим источником нашей безопасности и нашей силы. И нам необходимо признать, что противники никогда не смогут нас одолеть. К нашему поражению способны привести только мы сами — если перестанем поверять свои действия сводом правил, которому следовали долгие, долгие годы».