Дочь Монтесумы. Сердце Мира - Генри Хаггард

Двигаться было очень неудобно при мерцающем свете свечи, и Стрикленд нечаянно ударился коленом о выступ стены. Вероятно, удар был довольно сильный, потому что, забыв всякую осторожность, он громко вскрикнул. Над самой моей головой отозвался сильный треск, точно раздирали крепкую ткань, и мгновение спустя я уже лежал на земле, придавленный большой тяжестью. Эта каменная масса сорвалась с того выступа, о который ударился Стрикленд. Темень вокруг была полная, так как мой спутник тоже упал и свеча погасла. Первой моей мыслью было – он умер. Так прошло несколько минут, прежде чем я услышал его тихий голос:

– Игнасио… Вы живы?

Я ответил не сразу. Мне было ясно, что и остальная часть свода долго не выдержит. Я не мог пошевелиться и понимал: если Стрикленд останется со мной, то и он обречен на смерть. Меня ничто не могло спасти, а он мог уйти. И все-таки я ответил, хотя знал, что он не уйдет.

– Бегите, сеньор! Я жив. Только зажгу свечу и последую за вами!

– Вы говорите неправду, Игнасио. Ваш голос доносится с земли.

Пока он говорил, я опять услышал шум. Когда он засветил свечу, внимательно осмотрел мое положение и свод над нами, то увидел нависший на выступах стены огромный камень, слегка качавшийся при его малейших словах.

– Ради Бога, уходите, – шептал я. – Через несколько часов будет поздно, а мне ничем помочь нельзя. Я обречен на смерть, и меня надо предоставить собственной участи.

После минутного колебания он опять собрался с мужеством и едва слышно заговорил:

– Мы вместе вошли, вместе и выйдем или вместе погибнем. Камень только придавил вас, а не раздавил кости, иначе вы не могли бы ни слова сказать.

– Нет, друг, я получил смертельный ушиб, хотя кости мои, может быть, целы. Бегите отсюда, умоляю вас.

– Нет! – ответил он решительно. – Я постараюсь приподнять камень.

Но как он ни был силен и крепок, ничего не мог сделать.

– Я отправлюсь за помощью, – сказал он тогда. – И приведу людей.

– Да-да, сеньор! – поспешил я поддержать эту мысль, зная, что он не успеет вернуться, зато сам будет спасен. – Но погодите одну минуту. Я передам вам один предмет, нагнитесь ниже, чтобы я мог возложить на вашу шею эту цепь. Если вы когда-либо будете нуждаться в услугах индейцев, покажите этот предмет какому-нибудь вождю, и он умрет за вас, если потребуется. Я делаю вас своим преемником Мексиканского царства в сердцах всех индейцев, потомков свободных некогда ацтеков. И пусть Бог вас хранит!

Стрикленд молча положил в карман мой талисман и быстро ушел.

«Вероятно, он слишком испуган и боится говорить, – подумал я. – Впрочем, он должен скорее спасать свою жизнь!»

Но этими мыслями я жестоко оскорблял своего друга. Потом он говорил мне, что, выйдя из пещеры, был в полном недоумении, как меня спасти. Эта местность была необитаема, и требовалось несколько часов, чтобы добраться до Кумарво и привести оттуда людей. Он неподвижно стоял некоторое время, но тут его взор случайно упал на росший неподалеку, близ небольшого журчащего ручейка, ствол дерева мимозы. Его осенила блестящая мысль: с помощью рычага ему удастся то, чего он не мог сделать голыми руками. Перескочив ручей, он ухватился за дерево, нагнулся и надломил его у самого корня. Надрезать и очистить ветки охотничьим ножом было делом минуты. Но в это время из пещеры до него донесся какой-то шум. Робость овладела им, и он готов был бежать. Но другое чувство опять взяло верх, и он вошел в пещеру. Большой камень висел по-прежнему – свалился другой, ближе к выходу.

– Вы живы, Игнасио?

Эти слова вывели меня из забытья, в которое я впал от боли. Но спасение казалось немыслимым. Даже с помощью принесенного рычага Стрикленд не мог приподнять камень.

– Подвиньте рычаг немного правее: там больше места, – посоветовал я, определив на ощупь положение камня.

Он так и сделал; повиснув всей тяжестью на другом конце, рискуя сломать дерево, Стрикленд слегка приподнял давивший меня гнет. Сжавшись и извиваясь, как змея, я выполз из-под камня. Но встать на ноги был уже не в силах.

– Меня надо нести, сеньор! – сказал я.

Англичанин взял меня на руки и торопливо направился к выходу. Новые глухие раскаты послышались за нами, но мы были уже у самого выхода, а минуту спустя я лежал на берегу ручья, вдали от страшной пещеры.

– Клянусь Господом Богом, что нет на земле человека благороднее вас! – воскликнул я и тотчас же впал в глубокий обморок.

Десять дней прошло, после того как меня принесли в Кумарво на носилках, прежде чем Стрикленду и Моласу удалось в первый раз посадить меня на постели. Все это время я находился между жизнью и смертью, но теперь был уже на пути к исцелению.

– Кстати, Игнасио, я еще не отдал вам ваш талисман! – сказал мне Стрикленд. – Может быть, вы объясните мне теперь те странные слова, которые вы говорили в пещере? Или это было бредом больного?

– Слушайте, сеньор, только посмотрите, хорошо ли закрыта дверь, и подойдите ближе… Этот сломанный драгоценный камень – символ большого Братства. Вы теперь один из самых старших в нем, хотя еще и не посвящены во все тайны. Но обряд выполнен, так как он заключается в возложении этого камня на грудь посвященного, и только мною, царем и потомственным Хранителем Сердца. Я скажу вам потом больше, но теперь знайте, что первая обязанность каждого служителя Братства – это молчание, и этого я требую от вас. Люди предпочитали умереть, чем проронить слово, их жгли и пытали отцы инквизиции, но они безмолвствовали!

– А если кто-нибудь откроет ваши тайны? – спросил Стрикленд.

– Для тех есть страна, куда они отправятся раньше, чем это суждено в Книге жизни!

– То есть вы такого убиваете?

– Нет, но он случайно умирает вскоре как фальшивый брат, будь он хоть самый высший в Братстве. А потому мы говорим: имеющий уши да слышит!

– Имею уши и слышу! – повторил Стрикленд и тем самым произнес клятву молчания.

– Теперь я могу открыть вам нашу тайну, насколько я сам ее знаю и как мне ее передавали. Вы слышали, быть может, предание про белого человека или бога, которого индейцы зовут Кветцалом, или Кукумацем[47]. Он посетил эти страны и устроил жизнь здешних народов. Потом отплыл в море на корабле, обещая вернуться после многих поколений. Когда он отбыл, основанное им царство перешло во власть двух братьев. Жители его чтили, как и мы, христиане, единое божество – Сердцу Неба поклонялись и приносили бескровные жертвы. Но вот один из братьев взял жену из соседней страны, какое-то исчадие дьявола, но дивной красоты, и по ее внушению стал приносить жертвы ее божествам, и жертвы даже человеческие. В народе произошло смятение, и он разделился на две части: поклонников Сердца и поклонников дьяволов. Междоусобие было продолжительное и кровопролитное, пока наконец они все не пришли к решению разойтись в разные стороны. Поклонники чужих богов ушли на север и сделались родоначальниками ацтеков и других племен, а поклонники Сердца остались в стране Табаско. Обеим половинам не было удачи. Ацтеки некоторое время процветали, но пришли испанцы и покорили их. Другая половина сделалась жертвой нашествия диких племен и погибла, а с ней, по-видимому, исчезла и старая вера.