Техномонстры - Александр Рыжков

Вытерев рукавом с лица кровь от рассечённой брови, Тартор направился к возлюбленной. Илина смотрела на него глазами, переполненными восхищения.

Остальным ухажёрам — отбой. Сегодня ночь принадлежит Тартору!

В рукав пиджака был вшит крохотный мешочек с порошком из отборных поганок. Всего и нужно — потянуть за верёвочку, подсыпав отраву в бокал с шипучим вином девушки. Тартору бы не составило особого труда проделать это. Но он напрочь забыл про своё задание. Он вообще обо всём забыл. Мысли послушными рабами пластовались перед обелиском с вычерченным кровью именем: Илина!

Она повелевала им как хотела. Она приказывала ему делать унизительные для любого мужчины вещи. Она давала себя обнимать и в то же время лупила его плетью. Она плевала на его лицо и жарко целовала. Она пила шипучее вино и угощала его. Она отбирала вино и заставляла рыдать как младенца. Ей нравились его унижения. Ему нравилось её нагое тело…

Всё внутри Тартора разъедалось червями ревности. Илина должна принадлежать только ему! Всегда! Никто не смеет прикасаться к её божественному телу! Никто! Но к нему прикасались… до встречи с Тартором прикасались… Нет! Она не могла позволить этим уродам (тут же в голове пронёсся образ бледнолицего люрта, целующего её грудь)… От этих мыслей хотелось выть — так тяжело было бремя слепой ревности.

На её запястье поблёскивал золотой браслет в форме змеи, поедавшей свой хвост, с рубиновым и изумрудным камешками вместо глаз. Кроме этой вещи на девушке ничего не было.

Тартор обнимал свою любовь, ласкал — она позволила ему это делать. Но ревность просто разрывала его, не давала покоя.

— Откуда у тебя этот браслет? — осмелился спросить он.

— Не твоё дело, послушный раб, продолжай… — сладко вздохнула Илина.

— Это подарил мой соперник? — внутри сделалось невыносимо больно.

— Да, — ответила девушка, — не останавливайся, мне так хорошо…

— Сними его, — взмолился Тартор. — Сними его, моя любимая. Сними, я прошу тебя. Мне очень больно… Сними!

— Ух, тебе придётся здорово заслужить это.

И Тартор заслужил…

Илина сняла браслет и положила на столик подле камина.

А после, уставшие и довольные, они повалились на кровать. Илина тут же уснула. А Тартор не смог. Ему не давало спать странное чувство, будто что-то вдруг отпустило. Словно с плеч упал невидимый ранее груз. И стало так невероятно свободно. И мысли. Подобно стае спугнутых рыб, они заметались по голове. Ими больше не повелевал тот обелиск, мгновениями ранее державший в таком строжайшем подчинении.

Девушка, лежащая рядом, оказалась просто девушкой. Да, красивой. Но видал Тартор за свою жизнь девиц и пошикарнее! Как это он мог так слепо подчиняться её воле? Это до дикости смешно. Чтобы Тар, старина несмеймнеприказыватьженщина Тар, оказался под каблуком…

Браслет! — пушечным ядром пронеслось в голове.

Тартор поднялся с постели, собрал разбросанные по всей комнате вещи, оделся и подошёл к столу. Огонь камина плясал в драгоценных глазах золотой змеи. Не раздумывая и секунды, он спрятал браслет в карман. На столике стоял бокал с недопитым шипучим вином. Чётким движением, словно всю жизнь только этим и занимался, наёмник насыпал в бокал ядовитый порошок. Вино смертоносно зашипело.

Тартор подошёл к постели и нежно притронулся к плечу Илины. Она разлепила веки и потянулась, сладко улыбаясь. Заспанная девушка, вполне симпатичная, но не сказать, чтобы богиня… Она приподнялась, взяла бокал и поднесла его к губам. Нет! Тартор выбил бокал, не дав сделать и глотка. Хрусталь звонко разбился, окропив паркет шипучей отравой.

— Что же ты делаешь, мой милый раб? — удивилась девушка.

— Спасибо потом скажешь, — ответил Тартор, молниеносно выхватил нож из голенища сапога и полоснул острым, как клык дигра, лезвием по нежной женской щеке.

Шрам останется довольно-таки уродливый.

Задание выполнено.

Глава 6

Падшие герои, благородные злодеи

Тысяча золотых. Разве что-то может согреть душу сильнее, чем тысяча золотых? Тугой, тяжёлый мешок с золотыми монетами. Кто сказал, что от денег все беды? Как такое может быть, когда с ними так легко и приятно? А лишь они начинают кончаться — тут и раздражённость повышается, и настроение подавленное… И необязательно их где-то тратить. Мастук упаси! Само наличие мешочка с золотом в тайнике — верный залог хорошего расположения духа.

После недолгого совещания, было решено отправиться на север, в город Малый. Подальше от Фермерских и Рыболовных Угодий. Прочь от житейских проблем провинциалов! Шороху Смертельные Ищейки наделали предостаточно: подкрепляющие репутацию слухи будут ещё долго будоражить умы тамошних жителей. Как обычно, большинство слухов окажутся лживыми, переполненными крови и насилия. Ну что ж, репутация наёмников от этого всегда только выигрывала.

Лучшего пути, чем вдоль реки Изогнутая, придумать невозможно. В аграрном городишке Пашни, стоявшем по обе стороны реки, пополнили запасы. Дальше предстояла скучная, но и успокаивающая своей скучностью дорога.

Тартор, между прочим, не удержался от соблазна: когда вернулся с задания, на запястье блестел золотом браслет в форме поедавшей хвост змеи. Хотел проверить его магическую силу на собратьях, в частности на Филике.

Командирша тогда расчёсывала гриву лошади. Зачем это делать, спрашивается? Причёсанная или нет, лошадь одинаково тянуть повозку будет. Лишняя трата драгоценного времени. Лучше бы совершенствовала боевые навыки. Тартор тогда всё что на душе было — всё выложил в доступной ему манере. Думал, Филика проглотит оскорбление. Думал, в ноги упадёт, изнемогая от избытка чувств. Думал, главным его сделает…

Но думать — удел для других, отнюдь не для Тартора. Он это понял, когда лопатой соскребал лошадиный навоз с земли. Ради такого зрелища даже Тос и Моррот из кареты вылезли.

В общем, не так просто из магических вещей выгоду извлекать…

Когда страсти улеглись и Тартор рассказал, в чём заключался секрет девушки, Филика попросила браслет себе (Тар не смог отказать, ведь это впервые за последние дни, когда командирша заговорила с ним нормально, без посредников и ругани). Долго рассматривала вещицу, пытаясь вспомнить, где же раньше видела подобное. Не вспомнила и спрятала опасную вещицу в карете, подальше от пытливых глаз товарищей. Выкидывать или ломать — рука не поднялась. А одевать… Нет, лучше без экспериментов.

На второй день пути случилось непредвиденное.

Обеденный привал. Тос сидел на крыше кареты и молчаливо глядел на бесконечность неба. Таился за ним такой грешок. Если раньше, до заточения на серебряных приисках, знакомые всегда отмечали его болтливость, отменное чувство юмора и утончённость манер. То после заточения — Тос сделался молчаливым, задумчивым, иногда даже злым. Он мог часами, если не сутками сидеть, уставившись в небо или воду, давая путь грустным мыслям об испорченной жизни. И он очень раздражался, когда что-то или, не приведи Мастук, кто-то нарушал ход размышлений. Поэтому тёмное пятнышко вдалеке, растущее, обретающее очертания парящего стрека он воспринял с неприязнью.