Василий Розанов как провокатор духовной смуты Серебряного века - Марк Леонович Уральский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соответственно с этим я потратил тогда много труда, чтобы разобраться в хаотическом наследии В. В. Розанова и постараться из фрагментов создать за него книги, которых он фактически не осуществил, так как композиция книги всегда производилась им в процессе печатания. В этом отношении я добровольно выполнил свои обязанности и даже более чем предполагал первоначально. Однако, пока шло время этой работы, З. И. Гржебин уехал за границу и исчез из моего поля зрения, несмотря на все усилия, я не мог узнать, как снестись с 3<иновия> И<саевича>[366].
Но за это время в процессе государственного строительства произошли естественные расслоения, и то, что было законно в первые годы Революции, стало нарушающим общекультурную политику в дальнейшие годы. Наша цензура стала запрещать то, что разрешалось сперва. Вдумываясь в принятый властью курс, я увидел, что действительно печатание сочинений В. В. Розанова (независимо от цензурных запретов) приходится считать несвоевременным. Лично я полагаю, что по миновании известных острых моментов культурной борьбы цензуре будут даны властью директивы более свободного пропуска в печать сочинений, которые хотя идеологически чужды задачам момента, но представляют общекультурный интерес. Прав я относительно будущего или ошибаюсь, однако сочинения В. В. Розанова сейчас не могут быть напечатаны в пределах СССР, и Вы не можете сказать, что это простая случайность или недоразумение.
Будучи принципиально лояльным, я поэтому не считаю возможным для себя идти в обход общим директивам власти (отнюдь не затрагивающих совести) и стараться во что бы то ни стало напечатать книги В. В. Розанова, хотя бы за границей, раз не позволяют это внутри страны. Дело даже не в юридической ответственности, а в сознании незаконности подобных действий, если не по букве, то, во всяком случае, по смыслу действующих у нас правил.
От своего согласия в редакторстве я не отказываюсь принципиально, но сочту себя вправе на деле содействовать Вашему изданию лишь с того момента, когда увижу, что таковое издание не стоит в противоречии с общим курсом советской политики.
В заключение позвольте выразить Вам свое сожаление, что не могу удовлетворить Вас. Поверьте мне, затратившему в первые годы Революции много ночей отдыха на эту работу, не довести ее до благополучного конца более прискорбно, нежели Вам. Однако Amicus Plato sed magis arnica veritas[367].
П. Флоренский [П. А. Фл.-petcon. C. 479–481].
На мотив из Платона
Душа себя найти желает,
Томится по себе самой,
Тоскливо по себе вздыхает
И плачет в горести немой.
Дрожащий в тусклых очертаньях
Пред ней витает мир идей,
И Эрос, — мощный чародей, —
Душой во сне или в мечтаньях
в какой-то миг овладевает.
Душа томится и рыдает.
И вот почудилось, что снова
Душа-близнец ей найдена.
Полет в Эфир свершать готова
на белых крыльях не одна.
Но сон проходит, и тоскливо
она взирает вкруг, стеня,
И шепчет страстно-сиротливо:
«Найди меня, найди меня…»
П. Флоренский (1907)
Глава VI
«Страха ради иудейска»[368]: Розанов и евреи
Жиды! Жиды, какое это слово
Какой народ, что шаг то чудеса.
Послушать Христиан — ревниво и сурово
На них глядят святые небеса.
Победней нет, проклятей нет народа
Нет никому, такой как к ним вражды.
Но где есть Бог, есть чувство, мысль, свобода
Везде они — жиды, жиды, жиды!
Лев Мей (1860)
…душа каждого человека должна однажды
побывать в обличье еврея.
Элиас Канетти «Голоса Маракеша»
Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья,
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!
Вл. Печерин (1832)
Одним из краеугольных камней розановского мыслетворчества является еврейство и юдаизм (иудаизм). Рассказывают, что в одной компании:
Кто-то упомянул слова Анны Ахматовой: люблю Розанова[369], только не люблю, когда он о евреях и о поле. Другой из присутствовавших парировал: а что, собственно, у Розанова не о евреях и не о поле? [ПАРАМОНОВ-ТОЛ (I)].
И действительно, проблема пола, христоборчество и еврейство — суть главные, постоянно взаимопересекающиеся направления мыслетворчества Василия Розанова.
В своем отношении к еврейскому вопросу Розанов выступает как исследователь грандиозной в религиозно-историософском плане онтологической проблемы, подходя к ней с самых разных позиций: как юдофоб, юдофил и иудействующий, как сочувствующий, влюбленный и, одновременно, желчный критикан, как ненавистник национал-охранитель и, более того — расовый антисемит. И все это у него переплетено между собой, связано с актуальностью, личными переживаниями, симпатиями и антипатиями к конкретным историческим личностям. В «Уединенном» Розанов пишет:
Есть вещи в себе диалектические, высвечивающие и одним светом, и другим, кажущиеся с одной стороны так, а с другой иначе. Мы, люди, страшно несчастны в своих суждениях перед этими диалектическими вещами, ибо страшно бессильны. Бог взял концы вещей и связал в узел не развязываемый. Распутать невозможно, а разрубить — все умрет. И приходится говорить: синее, белое, красное. Ибо все есть.
В таком клубке противоречий, как розановское отношение к иудаизму, еврейству и евреям, есть все и разобрать, что здесь к чему и почему — задача исключительно сложная, в научном плане до сих пор далеко еще не решенная. Мы, естественно, отнюдь не ставим своей целью сказать здесь «последнее слово», а постараемся лишь несколько распутать этот клубок и, в контексте нашей темы, выделить в нем трикстерскую «нить».
До начала 1910-х годов в российском интеллектуальном сообществе Розанов слыл юдофилом. Выступая в качестве иудействующего христоборца, он, пусть отчасти в парадоксальной форме, с включениями трикстерского «свинства»:
Нет, русские умеют быть Шиллерами, хотя в общем «свиньи». У меня это поразительно свиное (по общему мнению) с шиллеровщиною сплетено [РОЗАНОВ-СС. Т. 29. С. 307],
— и гротескных преувеличений1, но все же — как никто другой из его современников (sic!), пел осанну иудаизму, и в бытовом плане выказывал вполне проеврейские настроения. Например, в 1904 г., у Розанова можно встретить такую вот сентенцию, напоминающую
