Банда гиньолей - Луи Селин

— Еще не надоело прыгать? Совсем чумовой!

Он настаивал, чтобы я тоже танцевал с Вирджинией фокстроты, уанстепы и кекуоки — память об Америке: то же он танцевал и с Пепе…

— Представляешь, я наряжался под дядюшку Сэма, а она изображала Статую Свободы — француженка с факелом!.. Публика с ума сходила, просто буря восторга! Это надо было видеть!

Малость покуролесили, но без участия бедняжки Вирджинии — моя шалунья, моя резвушка немного раскисла.

— Кот — прочь, мыши — в пляс!

Любимая присказка Состена.

Во всяком случае, Вирджинии мы не стеснялись. Так, по крайней мере, мне казалось… Время от времени холуи заглядывали к нам — мол, служба у нас такая, — желая убедиться, что все чинно-благородно. А мы просто радовались, что дом в полном нашем распоряжении, что полковника нет, что мы сами себе хозяева.

При нем, с его подозрительностью, действительно глохло всякое веселье. Эдакий мнимый псих, у которого каждые пять минут неизвестно почему менялось настроение. Я никогда не знал, как себя с ним вести. Вечно ждал, что он вновь заведет разговор о ртути. Без него я лучше чувствовал себя, даже при всех моих телесных немощах, моих головных болях. Стоило мне завидеть его мурло с моноклем, притворную ухмылку, как начинало ныть то тут, то там. Хоть бы он совсем не возвращался!.. Послушали граммофонные записи, я еще потанцевал с Вирджинией, Состен тоже изобразил какую-то польку-мазурку.

Вдруг ей стало худо. Побледнев, она к чему-то прислонилась. Ее мутило.

— Don't know! — громко промолвила она. — Не пойму, что со мной!

— Душенька, — говорю ей тихонько!.. — Идем, я тебя положу! Надо лечь!..

Целую ее, укладываю так, чтобы она вытянула ноги. Надо же поберечься… Успокаиваю ее, ободряю…

Бедняжка Вирджиния! После всех треволнений еще и танцевать! Что же удивительного в том, что заболела голова и сердце, что закружилось перед глазами?..

— Вот видишь, надо беречься!

Говорю по-французски, на «ты».

Состена я уже не стесняюсь — свои люди! Ничего особенного, дело житейское… Попили еще чайку. Вдруг раздалась музыка с крикливыми подхватами. Шарманка, где-то на улице…

— Скажите на милость! — поразился я. — «Сумеречный вальс»! Рыцари Луны! Эту вещь с утра до вечера распевали у Каскада!..

Музыку наяривали на нашей улице, у садовой ограды. Подхожу к окну, бросаю взгляд…

Глаза у меня лезут на лоб… Не может быть!.. Нет, точно!.. Отошел, вернулся в полном недоумении… Верно, померещилось… Нет, не померещилось! Точно они! Это не обман зрения… Хватаюсь за занавеску, ноги подо мною подкашиваются… Присаживаюсь… Вновь подхожу к окну… Они! Ошибки быть не может!.. Они заметили меня, стали подавать знаки… В тележку впряжен Нельсон, а ручку шарманки вертит Сороконожка… Нельсон гогочет, указывает на меня пальцем… Собственной персоной, а рядом Бигуди… Ах, стерва!.. Вся троица, и при них шарманка… Потешаются надо мной. Как они здесь оказались? Все трое? Кто им сказал?.. Очень любопытно! Кто их подослал?.. Сороконожка… Нельсон… Бигуди… Вцепились мертвой хваткой… Мания какая-то! Я стал игрушкой в руках жуликов!.. Состену не скажу — снова устроит скандал — да и малышке тоже. Беру себя в руки. Пойду-ка подышу свежим воздухом… Выхожу из дома, сбегаю с крыльца, припускаю к воротам… Они! Стоят и скалятся. Встретили меня как чурбаны неотесанные:

— О, глядите-ка, явился, не запылился! Ну, Фердинанд! Ну, дырявый котелок!.. Живешь, едри твою, не тужишь! Губа у тебя не дура, нет, не дура! Что, вращаемся в свете? Высоко залетел, малахольный! Все девок, поди, охмуряешь, бабник? Все балуют они тебя? Ну, кот бордельный! Ну, хват!

— Вас это не касается, — отрезал я. Тут они начали нагличать:

— Не касается, говоришь? Не касается? Так чего тебе нужно? Говори, дерьмо, нахальная морда!..

Похоже, я был перед ними в неоплатном долгу. Они продолжали вертеть ручку шарманки, наяривали все тот же «Сумеречный вальс». При этом так махали руками, доказывая, что я сволочь неблагодарная и гнусный тип, что едва не затолкали меня.

Я твердил свое:

— Какого черта вам здесь нужно?

Лицо Сороконожка все такое же зеленое, и все то же свечение под кожей — так уж он, видно, был устроен от природы — но смердел не так сильно… Колченогий Нельсон беспрестанно похохатывал, а Бигудиха при виде моего замешательства помирала со смеху, разевая широченную пасть, где шевелились зубы… Намалевалась губной помадой, как цирковой шут, едва нос не разукрасила, без малого от уха до уха — не лицо, а маска из белил и помады… От хохота на глаза у нее навернулись слезы… А зубы все шевелились во рту…

Уговариваю их уйти, но они и слушать не желают, настаивают, чтобы я впустил их… Желают, видите ли, осмотреть дом… Набрались нахальства… Заявили без околичностей, что не собираются торчать здесь под дождем…

— Тебе хорошо, красавчик, у тебя хата есть! Кстати, ты тогда не пришел на аллею! Хорошо же ты держишь слово!

Я ждал этого — затаила на меня обиду за то, что в тот раз надул ее, не придя в условленное место.

— Хорош кот, нечего сказать! Девчонку не может привести! — щерится она. — С тобой не соскучишься!..

Распутная баба Бигудиха, такой и прослыла она среди уличных девок… Ненасытная… Из-за этого постоянно устраивала сцены своему хахалю — время, видите ли, она теряет с ним впустую!.. Только уехал он не по этой причине, ничуть он ее не ревновал… чего не было, того не было. Она во всеуслышание заявляла, что укатил он по дурости своей, надеясь вернуться генералом! Они гоготали под дождем, слушая эти умные речи. Все трое промокли до нитки, вода бежала с них ручьем. Я трогал их одежду, дабы окончательно увериться, что это не сон. В определенном смысле я испытывал облегчение оттого, что они настоящие, подлинные, из плоти и крови, а не плод моего больного воображения. Мою недоверчивость можно было понять…

— Вы откуда?

— От верблюда! Все ему знать надо!

— Проваливайте отсюда!

— И не надейся! — в один голос заявляют они. — Уж так мы рады видеть твою рожу, что так просто не уйдем! Тем более, столько пришлось попотеть! Тебе, видно, что-то не то померещилось, браток! Ты что, ослеп? Откуда в тебе столько зловредности, скажи на милость?

Сороконожка — тот просто лопнуть готов от возмущения, почти как в «Туит-Туит». Глазам своим не верю! И он, и Бигуди озлились… Только Нельсон ничего… Да ему, Нельсону, до лампочки! Знай, похохатывает…

— Так не поступают, Фердинанд! Нет в тебе ни на грош порядочности! Гонишь в шею, даже нору свою показать не хочешь! Разве так делают? Мы к тебе по старой дружбе! Глянь на инструмент… Тащили от самого Лестера… У Жерома одолжил. «Ищу одного человека в Уайлсдене, — говорю, значит, ему, Жерому, — одолжи на время свою музыку… Я, видишь, не знаю номер дома, придется ко всем стучаться и всех подряд спрашивать, где здесь проживает полковник… Вот только боюсь, не вышло бы неприятности, не хочется бросать на него тень, еще примут за легавого, а с шарманкой вроде как милостыню прошу, никаких вопросов!..

Ну, двинули втроем… Даже, представь, два шиллинга шесть пенсов насобирали под дверями, так, мимоходом!.. Обрадовались, что разыскали тебя, а ты нас вон как встречаешь! Это ты уж того, слишком! Перегнул палку, корешок!..

Бигуди это не волновало. Она горланила посреди тротуара:

Мы, рыцари Луны Удачу тебе принесли!

На виллах по ту сторону дороги распахивались окна… Троица была навеселе. Верно, заглядывали по пути в пивнушки…

— Вы еще утром вышли?

— А ты ушастый, черт мордастый!

— Входите, — говорю им.

Деваться некуда — назревал новый скандал. Иду впереди.

Бигуди расфуфырилась в предвидении долгого дежурства, да тут дождь на беду — боа из страусиных перьев обвисло, потекла краска из вуалетки шантильи… На ней лиловое платье фасона «либерти» — элегантность в стиле какаду… Большая сумка свисает с плеча чуть не до земли на гусарский лад… В таком вот наряде она заявляется в дом, а следом за ней Сороконожка и Нельсон… На них производят впечатление прихожая, длинноворсый ковер, челядь…

— Шарманку не берете? — спрашиваю.

— Не сейчас, потом поиграем, а раньше никак!

Зубы скалят.

Состен пришел в недоумение: никогда прежде не видел этих людей… А вот они тотчас узнали его:

— Гляньте-ка, придворный шут Трибуле! Под китайца нарядился! Тебя видели с ним нынче утром — мы как раз были на улице. Чем ты там занимался? А что он выделывал! Прямо как полоумный!..

Бигуди шлепала себя по ляжкам, вспоминая эту потеху. Просто уморил старый хрен в своем платье!

— Видел бы ты, Сороконожка! Вся Пикадилли была у него в руках! Из-за него все автобусы стали! Бабочкой порхал, балериной! Ноги задирал выше головы! А уж сигал! Это конец света!.. А тут нагрянули легавые — и завертелась карусель!.. Гонялись за ним как угорелые! Что он вытворял на Пикадилли! Ангел над фонтаном! Ну, точно Купидон!..