Дарители - Мария Барышева

— Коль, засвети-ка лампочку. Ну, что, звезда, отошла малехо?

Голос был спокойным, приятным, в чем-то даже сочувственным, если бы не скрытая за этим сочувствием самоуверенная издевка. Салон машины осветился, и Вита дернулась, задохнувшись от ужаса, увидев в нескольких сантиметрах от своего лица изящные стекла очков, сквозь которые на нее с холодным вниманием смотрели светлые глаза Яна. Сглотнув, она вжала голову в спинку диванчика, и отвернулась. С другой стороны от нее сидел здоровенный круглоголовый малый, деловито копавшийся в ее сумочке. На Виту он бросил только один короткий взгляд, в котором не было ничего, кроме праздного любопытства. Еще один мужчина, сидевший вполоборота на переднем сиденье, смотрел на нее с таким же скучающим интересом, и в зеркале обзора Вита увидела скосившиеся в ее сторону глаза водителя. Машина шла на хорошей скорости, за окнами в темноте летели неровные цепочки фонарей, и понять, в какой именно части города они сейчас находятся, было невозможно. Неожиданно Вита поняла, что в этот раз она попалась — попалась окончательно и бесповоротно, никакой возможности удрать не было, и на нее накатил липкий, холодный, кладбищенский страх, превращая сознание в мутную, тошнотворную кашу, и она со звериным, безумным отчаянием дернулась в сторону, через здоровяка, к дверце — выскочить — в темноту, под колеса, в пропасть — неважно куда, лишь бы выскочить. Но ее сосед превратил этот порыв в жалкое трепыхание, сразу же схватив Виту и отшвырнув обратно, где ее поймал Ян.

— Ну, куда ж ты, куда ж ты так дергаешься, пионерка?! Еще знамя не целовала! Чихо, мала![16] — он снова наклонился к ее лицу, и Вита невольно зажмурилась, чувствуя исходящий от него запах мяты и апельсинов, казавшийся нелепым. Потом она ощутила, как к ее щеке прикоснулись сухие прохладные пальцы и слегка ее сжали, и на этот раз с огромным трудом сдержалась, чтобы не заорать от ужаса. — Яка цера! Як од немовля![17]

— Гляди-ка, Ян, — сказал сидевший справа от Виты, следом раздался короткий щелчок. Вита приоткрыла глаза, успев увидеть, как взгляд Яна соскальзывает с нее с откровенной досадой, и чуть повернула голову — исследователь содержимого сумочки держал в руках ее небольшой нож, который Вита таскала с собой «на всякий пожарный». Он чуть повернул его, и короткое лезвие ярко блеснуло. — Игрушечка.

— Даже такой игрушечкой, если удачно воткнуть, можно да-а-алеко отправить, — оптимистично заметили с переднего сиденья. Ян хмыкнул.

— Дай-ка сюда, Кабан, — сказал он, взял нож и с каким-то задумчивым выражением лица прижал лезвие к ее щеке, слева от крыла носа. — Со своим, значит, инструментом ходишь? Удобно. Значит, сегодня у тебя, считай, самообслуживание. Ты смотри — с фиксатором штучка. А ты знаешь, что носить ножички с фиксатором запрещено законом? Нарушаешь, значит? Кепско, мала, бардзо кепско.[13]

Его голос звучал все так же спокойно, мягко, словно он рассказывал ей какую-то милую сказку. Вита хотела было наконец что-то ответить, но тут Ян убрал нож, аккуратно сложил его, а потом, даже не повернув голову в ее сторону, вдруг быстро и коротко, без замаха, ударил Виту в челюсть, дав ей в полной мере ощутить разницу между этим ударом и тем, как бил ее Схимник, — бил, как она тогда считала, жестоко и в полную силу. Ее голова дернулась, в челюсти что-то хрустнуло, и вся нижняя часть лица вспыхнула жуткой, пульсирующей болью, как в зеленодольском кошмаре. Рот мгновенно заполнился кровью, которая частично потекла в горло, а частично выплеснулась из губ вместе с коротким болезненным всхлипом и с ней вылетел один из нижних зубов, оставив на своем месте неровные острые обломки. Вита повалилась лицом вперед, но Ян поймал ее за короткие волосы и бросил обратно, оставив ловить воздух окровавленными губами.

— Ян Станиславыч, вы ж это… тачку потом не отмоем — ведь возвращать еще! — укоризненно сказал водитель. — До точки уж повремените — уж тогда весь шоколад!

— Тихо, Коля, смотри вперед, — Ян достал носовой платок и начал неторопливо вытирать окровавленные пальцы, внимательно глядя на них. Вита, смотревшая на него полузакрытыми глазами, увидела аккуратный шрам на его запястье и слегка оскалилась. — Просто пани должна сразу же и в полной мере осознать всю серьезность своего положения. Всю ж. у, грубо говоря, в которую она влетела по самые сережки. И представить, какие приятные сюрпризы ее ждут, если она не будет с нами мила и разговорчива.

— Да-да, — пробормотал Кабан, бросая сумочку на пол. — Сейчас приедем и займемся разговорами.

— Ян Станиславыч, а дальше-то куда? — подал голос водитель. Ян с нетерпеливой злостью уставился в его затылок.

— Я ж тебе, барану, три раза объяснил! На следующем повороте направо, потом налево! И не гони так, а то нарвемся. Да и спешить нам особо некуда, — он повернулся к Вите. — Правда ведь? Ехать за нами некому. Мы — люди терпеливые, мы подождали, пока Схимник уедет — окончательно и бесповоротно. Что — не срослось?!

Вита промолчала, осторожно вытирая ладонью вытекавшую изо рта кровь, но рука Яна протянулась и больно дернула ее за волосы, так что она снова взвизгнула.

— Не молчи, сучка, когда спрашивают! Тебя что, матушка в детстве хорошим манерам не учила?! Не молчи — я знаю, говорить ты можешь — челюсть я тебе не сломал! Давно он тебя прет?

— Что? — наконец-то разлепила Вита склеивающиеся от крови губы.

— Давно он тебе ствол прочищает, спрашиваю?

— Если вы хотите получить вразумительный ответ, так и спрашивайте на доступном языке — я вашу феню не волоку, — хрипло сказала она.

— Во! Таких особенно люблю! — Ян отпустил ее волосы и погладил ее по голове, улыбаясь почти с настоящей нежностью. — Строптивая, сильная… к тому же, плохо воспитанная. На доступном, так на доступном. Давно он тебя трахает, спрашиваю?

— У него и спроси.

— Спрошу. Когда с тобой закончим.

— Ну, конечно. Со мной. За ним-то ты ехать побоялся — знаешь, что он тебя прибить может… и хочет!

Наказанием ей был еще один удар — на этот раз послабее, но в живот, и, всхрипнув, она согнулась, едва сдержав рвотный спазм, и Ян снова отшвырнул Виту на спинку диванчика.

— Ян Станиславыч! — укоризненно сказал водитель.

— На дорогу, Коля! На дорогу! Не отвлекайся! Что ж ты такая дохленькая, мала, — крючишься, будто тебе кишки выдрали, — заметил Ян спокойным, обыденным тоном. — Вот, кстати, в свое время в Англии был распространен преинтереснейший способ казни: человека подвешивали за руки, вскрывали ему живот, вынимали внутренности и сжигали их перед его лицом, а человек все это время оставался жив, в сознании и смотрел, как горят его кишки… Мило, правда? Можно попробовать.