Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том III - Яков Иванович Бутович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь предстоит решить вопрос, какой масти был в действительности Барсик маленький и принадлежал ли он Смесову, как это указано в книге Воейкова.
Единственным печатным указанием на масть Барсика маленького служит сообщение Голохвастова в описи его завода. Там сказано, что Барсик был серый. В книге П.П. Воейкова указывается, что Ганнибал был караковый. Это внушает мне больше доверия: в заводе Голохвастова кровь Барсика имела второстепенное значение, в заводе же Воейкова она играла главенствующую роль. Решить в точности этот вопрос сейчас уже нельзя, но некоторые соображения я выскажу. Если мы обратимся к масти сыновей и ближайших потомков Барсика-Ганнибала, то увидим, что у них преобладает гнедая масть (гнедых – 9, вороных – 3, серых – 3, неизвестной масти – 2). На основании этих данных и записи Воейкова можно предположить, что Барсик-Ганнибал был гнедой масти, а не серой.
Перейдем ко второму вопросу. Согласно записи в заводской книге П.П. Воейкова Ганнибал принадлежал Смесову. По-видимому, Смесов был не только любителем, но и знатоком лошади и не жалел средств на свое увлечение, поэтому ему принадлежали такие знаменитые лошади, как Барсик и Бычок. Полагаю, что Смесов купил Ганнибала уже глубоким стариком, так как едва ли В.Г. Орлов согласился бы продать его раньше. По всей вероятности, у Смесова Ганнибал прожил недолго и дал самое ограниченное число жеребят. По заводским книгам мне известен лишь один сын Ганнибала, родившийся у Смесова, – Любезный, р. 1828 г. Заводская книга Воейкова позволяет нам узнать еще одну подробность: на одной из страниц этой книги изображена схема потомства Любезного. Исходной точкой взят Ганнибал. Его имя обведено большим кружком, и там написано: «Ганнибал караковый кирпичника Смесова». Поневоле вспоминается другой кирпичных дел мастер – Рогов, личность тоже историческая в коннозаводском мире. Из кирпичей его выделки построен Хреновской завод!
…Генеалогическое исследование несколько отвлекло меня от Завиваловского завода. Однако это было необходимо в целях выяснения одного из запутаннейших вопросов нашего коннозаводства, посему я рассчитываю на снисхождение читателей.
В Завиваловке было много очень интересных портретов, в том числе кисти Тропинина. Вообще, Д.П. Воейков был большим любителем искусства, ему принадлежало несколько картин старой школы, а также исключительное собрание гравюр и эстампов. Я невольно вспоминаю слова Коптева о том, что прежние знаменитые коннозаводчики кровных лошадей были страстными любителями картин и некоторые из них имели картинные галереи. Лучшие галереи были у Ф.С. Мосолова, Н.С. Мосолова, графа Ф.В. Ростопчина, князя Н.А. Касаткина-Ростовского и И.П. Петровского. Дмитрий Петрович Воейков не мог конкурировать с ними и сосредоточил свое внимание на гравюрах. Коптев в одной из своих статей упоминал об этой его благородной страсти: «Д.П. Воейков, как известный скаковой коннозаводчик, не имевший сначала столь больших средств, имел несколько картин хороших мастеров, но зато постоянно собирал гравюры с эстампов знаменитых художников; и я часто заставал его по целым часам не сводившим глаз с какого-нибудь редкого эстампа на пожелтевшей бумаге с оборванными краями и стоящего иногда от 500 до 1000 рублей».
В завиваловском собрании было много интересного. Здесь был портрет красно-гнедого Прусака, которого Д.П. Воейков купил лично у В.И. Шишкина. Прусак родился в 1830 году от Атласного и Прусачки, дочери Доброго. Портрет был написан Сверчковым в 1846 году. Жеребец на портрете выглядит свежим, словно ему не более семи-восьми лет, а ему тогда было шестнадцать! Это замечательная по себе лошадь, по-видимому небольшая, чрезвычайно сухая, скорее легкого, чем тяжелого типа, с удивительно приятной красно-гнедой рубашкой. Ф.И. Лодыженский рассказывал мне, что Прусак был любимым жеребцом его деда. Потомки Прусака шли главным образом в гвардейскую конную артиллерию, так они были сухи, кровны и хороши. Однажды я разговорился с известным художником-баталистом академиком Самокишем. Мы говорили о прежних лошадях. И он, как художник, стал восхищаться прежними лошадьми завода Воейкова. Он начал их описывать и подчеркивал их однотипность и удивительную характерную масть. Не было сомнения, что речь шла о потомках Прусака. Это меня настолько заинтересовало, что я сейчас же спросил Самокиша, где он мог видеть таких лошадей. Он ответил, что видел их на рисунках и таблицах в красках в книге генерала Ратча об артиллерии. Это весьма вероятно, так как Ратч был женат на дочери В.П. Воейкова. К сожалению, до сего времени я не мог нигде разыскать эту интереснейшую книгу.
Я хочу привести выдержку из статьи С.П. Жихарева в «Журнале коннозаводства» за 1842 год (№ 9): «…весною появился здесь на бегу на короткое время принадлежащий г. Воейкову гн. жер. Прусак, десяти лет, родившийся в заводе г. Шишкина. Эта лошадь, небольшая и равномерно… хорошо сложенная, могла бы служить типом рысистых лошадей в понятиях настоящего требования как по своему проворству, так и по отменно мастерскому разбору ног. Нам случилось видеть ее в бегу: она более пяти лет находилась в заводе и оставалась все это время без надлежащей проездки, но эта чудная лошадь совершила восемь концов бега (четыре версты) с такою быстротою, с такою силой и с таким равенством движения, что можно было скорее почесть ее машиною, нежели живым органическим существом. На всей дистанции наездник не токмо не прибегал к понуждению, но напрягал все силы, чтобы только умерить ее горячность и давать ей правильное направление. К сожалению, эта лошадь, обреченная в завод, не была пущена в состязания на призы».
Еще один портрет, находившийся в Завиваловке, был написан Сверчковым и изображал Кролика. Портрет был менее интересен, нежели портрет Прусака. Была еще картина посредственного английского художника.
Как сейчас помню рассказ Фёдора Ильича о том, как случайно он нашел жалкие остатки когда-то целого собрания портретов лошадей, принадлежавших Д.П. Воейкову. После смерти Варвары Дмитриевны картины убрали на чердак. Прошло с тех пор много времени. Фёдор Ильич окончил службу в Кавалергардском полку и вернулся в Москву. Решив восстановить завод, он вспомнил о портретах и стал их искать. Старый слуга посоветовал посмотреть на чердаке. Однако на чердаке портретов не оказалось. В конце концов три портрета отыскались на чердаке, но не в Москве, а в тверском имении Лодыженских.
После революции Лодыженский вынужден был их продать. Меня в это время в Москве не было, и они поступили для продажи к г-же Рерберг, муж которой давал уроки живописи. Так как все антиквары в России и люди, причастные к искусству, знали,
