Срочно требуется царь - Светлана Багдерина

Незачем было и в будку бежать как оглашенной, сердито подумала она после первых двух часов, незаметно пролетевших в бесплодных попытках уснуть. Два раза чуть не грохнулась на обледеневшем булыжнике, как дура, и один раз — без «чуть не».

Стоило оно того…

Вторые два часа, проведенные в верчении вокруг собственной оси и закончившиеся бесславным сталкиванием так ничего и не почувствовавшего супруга на пол, также особой плодоносностью похвастать не могли.

Ее сон, похоже, сегодня то ли взял отгул, то ли ошибся адресом. Зато вопросы неугомонно лезли в голову со всех сторон, было их отчего-то гораздо больше, чем ответов, и размножались, они, казалось, в геометрической прогрессии.

Зачем Сорокопут, Жулан, или как там его еще, отвел Ивана, не претендующего на костейский трон, в Проклятую деревню? Он же не мог не знать, что оттуда никто не возвращался уже пятьдесят лет?

Может, поскольку договаривался он со Спирей, он подумал, что Спиря и пойдет? А когда выяснилось, что пойдет не он, постеснялся отказаться?

С одной стороны, скромность и обязательность украшают человека…

Но, с другой, всё становится еще непонятней.

Зачем ему сначала стараться погубить Спиридона, затем спасать его, а потом снова убивать?

А если сам лично он против Спири ничего не имел, а его действительно науськивал кто-то из претендентов?

То бишь, получается, что этот разжигатель хотел сначала убить Спиридона, потом передумал, а сегодня передумал еще раз?

А отчего?

Что-то после первой попытки изменилось, а потом изменилось еще раз, в другую сторону?

Что?

И все ли покушения были организованы этим Сорокопутанным Жуланом? В смысле, его хозяином? Или желавших видеть Спирю в гробу и белых лаптях было несколько?

Кто?

А кто у нас там вообще есть?..

Жермон…

Карбуран…

Брендель…

Кабанан…

Нет, еще кто-то…

Еще раз…

Жермон…

Карбаран…

Кабуран…

Бредель…

Брендель…

И… и… и кто-то еще…

Спать…

Спать…

Спать…

Проклятый колдун…

Проклятый его хозяин…

Проклятая человеческая натура, когда нельзя просто сказать «я очень хочу быть царем, а вон тот мужик очень не хочет, хоть и имеет право, а значит, ну его, путь живет» и успокоиться…

Я становлюсь похожей на Ваньшу…

Ваньша…

Разбудить его на полу, или пусть там досыпает?

Он с тулупом упал?

Ему не холодно?

Не жестко?

Ну, значит, путь дальше спит…Мне бы его проблемы…

Спать…

Спать…

Спать…

Спать?

Ха!..

На следующее утро дворцовая площадь без десяти минут одиннадцать была тиха и молчалива, словно, вопреки новоявленному, но очень хорошо и быстро укоренившемуся обычаю ни одна живая душа в городе не проснулась сегодня в пять и не пришла занимать самые престижные места поближе к помосту.

После несчастного случая со здоровяком Жермоном сомневаться в случайности этого несчастья никому не приходило в голову.

После скоропостижного отъезда воинственного Карбурана по городу прокатилось удивление, перемежаемое смешками по поводу нежданной удачи оставшемуся лидеру.

Но внезапное помешательство и падение с десятиметровой высоты осмотрительного рассудочного Дрягвы почти моментально вызвало к бурной жизни совсем иные мысли, чувства и предположения.

Один раз — случайность.

Второй раз — везение.

Третий — закономерность.

В пользу кого?

Правильный ответ получал не позднее, чем с третьей попытки даже самый заторможенный подданный страны Костей, и это рождало… страх?

Неприязнь?

Подозрение?

Отторжение?

Ненависть?

Пожалуй.

Но всё это, вместе взятое, как ни крути, сводилось к одному пугающему, леденящему душу, еще кровоточащему слову «колдовство».

Если была магическая клятва, и никто ее не мог нарушить, кроме одного, то что это означало?..

Слухи, поползшие после вчерашнего покушения на предполагаемого брата покойного Нафтанаила Медведя, успокоения в умонастроения горожан тоже отнюдь не вносили.

И в расположение духа членов жюри, если уж на то пошло.

И вот, в утро завершения последнего испытания, превратившегося в пустую формальность, народ стоял, ждал и безмолвствовал.

— А если он не вернется к одиннадцати? — обуреваемый дурными предчувствиями — одно другого дурнее, целый дурдом, а не настроение — выглядывал то в одну неподвижно замершую хмурым людом улицу, то в другую Иванушка.

— Провозгласим Спирю чудесным образом ожившим правителем Мечеславом Каким-то там, и вся недолга, — криво усмехнулась в ответ Сенька и вздохнула. — А вообще, не выдавай желаемое за действительное, милый муж. Никуда он не…

— ЕДЕТ!!! — донесся истеричный выкрик со стороны Иноземной, и в мгновение вся многотысячная толпа подхватила его, как один человек:

— Едет, едет, едет!!!..

Оцепление поднатужилось, поднапружилось, и продавило в массе верноподданных коридор шириной в метр: на большее не хватило ни личного состава, ни сил, ни, в первую очередь, желания.

Захочет, так и в форточку пролезет, кисло прокомментировал пришествие нового царя Захар.

Рысью вылетел на середину Дворцовой площади конный отряд охотников под предводительством Бренделя и дружно остановился перед помостом, эффектно подняв скакунов на дыбы.

Под ногами лошадей вились и скулили от переполнявших их нечеловеческих эмоций псы.

— Без семи минут одиннадцать. Я прибыл, — с непроницаемым лицом доложил граф, достал из седельной сумки и размашисто швырнул к подножью помоста зайца. — А вот и моя добыча.

— Остальное, я полагаю, ваша светлость, едет с обозом? — с таким же непроницаемым лицом уточнил Иван[179].

— Вы переоцениваете мои скромные способности в умерщвлении невинных зверюшек, ваше высочество, — потупил очи и издевательски покривил губы граф. — Всё, что мы добыли — перед вами.

Сотни грудей выдохнули враз свое изумление, разочарование, возмущение, обиду и еще Бог сколько и каких чувств, но Брендель, казалось, был слеп и глух ко всему, происходящему за его спиной.

— А где же наш… без пяти минут монарх? — глянул он сначала на наручные песочные часы, потом на помост, затем в прилегающие улицы — одну за другой.

— Вы имеете в виду господина барона Дрягву? — сухо уточнил царевич.

— Его самого, — согласно кивнул граф. — Его величество барона. Дрягву Великолепного. Силезеня Певчего. Или как там его прозовут в веках восхищенные потомки.

— Его превосходительство не придет, — Иван с усилием сглотнул сухим горлом и, несмотря на то, что больше всего на свете ему сейчас хотелось закричать на бесстрастного, как вамаяссьская стена, графа, или наброситься на него с кулаками, или убежать отсюда, из этого города, этой страны, куда глаза глядят, и забыть всё, как постыдный, нелепый, кошмарный сон, он продолжил ровным бесцветным голосом:

— Вчера он внезапно заболел, и не смог принять участие в четвертом состязании. Поэтому, вынужден вам сообщить, даже при том минимальном объеме добычи, который был предъявлен жюри, вы являетесь победителем объявленных состязаний. О чем мы и доводим до вашего сведения официально. Завтра, в десять часов утра, на этом же самом месте, состоится обряд коронации нового правителя Царства Костей. Примите поздравления.

— И участие, — не преминула вставить Серафима, лучась благожеланием и искренностью в смертельных дозах, как полтонны стронция. — А также приглашение на пир в вашу честь, посильную лепту в приготовление которого вы только что внесли. Всего хорошего, ваше будущее величество.

Удалялся граф с площади под дружные вопли: «Да здравствует Аспидиск Первый».

Все сто двадцать шесть его слуг, стражников и придворных очень старались перекричать друг друга и всех остальных.

Иванушка никогда раньше не думал, что тишина переполненной площади может быть такой же громкой, как и ее рев.

Дед Голуб склонился над чистым листом бумаги, тщательно выписывая одну ровную округлую буковку за другой, от слова к слову, от предложения к предложению.

Рядом со столом, на табуретке, поджав под себя ноги, с глубоким интересом наблюдала за процессом Воронья.

Терпеливо дождавшись, пока чернила на пере закончатся, и старику пришлось оторваться от работы и потянуться к чернильнице, девочка заглянула в покрасневшие от бессчетных часов за письменным столом глаза учителя и задала вопрос:

— Деда, а деда? А что это вы всё время пишете? Вы взаправду все хроники старинные на нашем наречии переписать решили?

— Что?.. — рука с пером зависла в воздухе, и старик слегка недоуменно взглянул на свою любимую ученицу. — А, ты всё еще здесь, Воронья…

— Здесь, — обиженно надулась девочка. — Вы ж сами велели мне погодить, пока страницу допишете, а сами уже с тех пор пятую строчите.